Блюз Сонни: Повести и рассказы зарубежных писателей о музыке и музыкантах - Эдуард Мёрике

Хенкель (задумчиво). Может быть, вы и правы, фрау Эрна. Рвение Вендланда за последнее время… как бы это сказать?., несколько поостыло.

Фрау Эрна. Если оно вообще было жарким.

Шмит-Нейсс. Что ты болтаешь, Эрна! Кадровый офицер не может сейчас иметь двух мнений.

Фрау Эрна. Вендланд такой же «кадровый офицер», как ты кадровый демократ.

Шмит-Нейсс. Позволь, но разве же он не стоял навытяжку перед Гинденбургом даже тогда… тогда… когда мы подумывали, не голосовать ли нам за социал-демократов?

Фрау Эрна. А разве ты забыл, что те в это время устроили с Гинденбургом?

Хенкель. И не только это! Раньше он по-другому представлял себе положение вещей; к тому же он слишком образованный человек, чтобы поверить в эти бредни о фон Рате и евреях…

Шмит-Нейсс (перебивает его, нервно). Пожалуйста, милый профессор, оставим в покое политику. Скажите нам лучше: какие ноты вы принесли?

Хенкель. Да, да, верно, наше трио… Да, я кое-что принес, немножко трудновато, зато хорошо: Сезар Франк.

Шмит-Нейсс (смущенно). Гм… Сезар Франк. И как раз сегодня вечером? В конце концов…

Хенкель (бьет себя по лбу). Ах, да! Тоже еврей! (Смеется.) Чуть что хорошее, сейчас же натыкаешься на еврея! (Звонят.)

Шмит-Нейсс. Без преувеличений вы обойтись не можете! Я только хотел сказать… уж не Вендланд ли?., что, право же, существует достаточно превосходных немецких произведений.

Голос Хильды (в передней). Дядя Вендланд! Вот это приятно! (В открывающейся двери стоит Вендланд в форме, рядом с ним Мориц, сзади Хильда.)

Вендланд (Хильде). Добрый вечер, деточка! (Медлит в дверях.)

Хильда. Да, вы ведь еще не знакомы. Это Мориц Вейнберг, мой сосед и друг; а это дядя… то есть доктор Вендланд, друг моего отца.

Мужчины здороваются; Вендланд любезно уступает дорогу Морицу. Трое находящихся в комнате напряженно следят за этой сценой.

Вендланд (здоровается с Шмит-Нейссом и его женой; теперь видно, что он находится в состоянии одновременно возбужденном и неуверенном). Добрый вечер, добрый вечер! Я заставил вас ждать… Но… пришел я, собственно говоря, сказать, что сегодня не буду.

Хильда. А музыка?

Хенкель (почти одновременно с ней). Но почему же! Как так? Уж вас-то, надеюсь, не мобилизовали?

Вендланд. Меня — нет… то есть мы должны быть наготове. (Указывает на свою форму.) Вы же видите.

Фрау Эрна. И вы, правда, хотите уйти?

Вендланд (неуверенно). Ну… пожалуй, еще не сейчас. Мне надо… (Смотрит на часы.) У меня еще есть полтора часа, следовательно… (Он кладет фуражку на стол.)

Хенкель. Прежде всего садитесь, доктор. У вас весьма усталый вид. (Усаживает Вендланда в кресло, остальные тоже садятся. Мориц стоит-за стулом Хильды.)

Шмит-Нейсс (хочет сесть, но, передумав, подходит к роялю). Итак, мы все в сборе. Если разрешите…

Вендланд. Немножко отдохнуть — большое удовольствие!

Хенкель. А немножко хорошей музыки…

Шмит-Нейсс. Да, это правда! И если из нашего трио сегодня ничего не выйдет, то музицировать мы все-таки будем.

Хильда (зло). Хотя бы для того, чтобы вдохновить дядю Вендланда на новые подвиги.

Шмит-Нейсс (не уловив иронии). Правильно! А у меня для вас приготовлен сюрприз. Превосходная старая, немецкая музыка! Вот! (Поднимает тетрадь.) «Магнификат» Баха.

Вендланд. О, теперь я еще охотнее застряну здесь! Этого я, кажется, с детства не слушал.

Шмит-Нейсс (садится за рояль). К сожалению, мне удалось достать только оркестровую партитуру. Ах, до чего великолепно это вступление! (Пробует сыграть оркестровую партию вступительного хора, но у него ничего не выходит; пока он бренчал, Мориц тихо подошел к роялю и, читая ноты, остановился за его спиной.)

Хенкель (добродушно). Ну, мастер, то, что у вас получается, звучит не слишком «великолепно».

(В дверях появляется Минна и делает знаки фрау Эрне; та встает и выходит.)

Шмит-Нейсс (продолжает бренчать, ворчливо). Не всякий умеет играть по партитуре.

Хильда (громко, почти дерзко). Дай попробовать Морицу, папа! Он наверное сумеет!

Вендланд. Да, я бы предпочел послушать Баха в хорошем исполнении. Если герр… герр… простите, как вас величать?

Шмит-Нейсс (быстро). Это неважно…

Хильда (в тоне предыдущей реплики, почти одновременно с отцом). Его зовут Вейнберг, дядя Вендланд, Мориц Вейнберг.

Вендланд и Хенкель (одновременно). Просим, просим, герр Вейнберг.

Шмит-Нейсс (нервно оглядываясь на Морица). Раз все просят… может быть, вы попробуете?

Мориц (молча садится за рояль, несколько секунд вглядывается в ноты и начинает играть. Сильное, превосходное исполнение. Все благоговейно слушают; окончив оркестровое вступление, Мориц прерывает игру).

Хенкель (горячо). Бог ты мой! Это действительно великолепная музыка!

Шмит-Нейсс. Видите? Что я говорил? Истинно немецкое искусство!

Мориц (в это время, улыбаясь, перелистывал ноты; начинает играть вступление к «Deposuit». Хильда встала за его стулом и напевает сольную партию. Вендланд тоже поднялся с места).

Вендланд (когда Мориц прервал игру). Да, это истинная старая немецкая культура; каждый звук, каждое слово — кусок Германии; и замечательно сыграно, герр Вейнберг. А какой тут текст?

Хильда (горячо). Латинский, дядя! Но есть и перевод. (Читает с нарочитой медлительностью.)

Он свергает властителей с престолаИ возносит униженных и порабощенных…

Вендланд (нервно). Что? Что?

Шмит-Нейсс (жестами объясняет Хильде ее «faux pas»; Мориц улыбается).

Хенкель (с притворной наивностью, сухо). Текст истинно немецкий, что и говорить.

Вендланд (который, стоя рядом с Хильдой, смотрел в текст, отходит). Так, так…

Маленькая пауза, во время которой с улицы доносится сначала чуть слышный, затем все более явственный шум.

Фрау Эрна (прерывая напряженную тишину, возбужденно). Вы бросили играть? Вы тоже слышали?

Шмит-Нейсс (вскакивая). Что? Что слышали?

Хильда. Тише! Не шумите! (Прислушивается к шуму за окном.)

Фрау Эрна (намеренно громко). Минна, наша горничная, только что вернулась — принесла вам пиво, профессор! Она говорит, что в городе настоящий ад! На Хеймаркте уже горит! А какая-то банда направляется сюда!

Хильда. На Хеймаркте?

Вендланд (встает). Там, где синагога? Банда? Банда идет сюда? Тогда я должен…

Хенкель. Но, господа, друзья мои, нам-то до этого какое дело? Кто нам может помешать заниматься нашей «истинно немецкой» музыкой? Пожалуйста, продолжайте, герр Вейнберг. А ты, Хильда, хотя ты и не певица для ораторий… Итак, фрау Эрна… (Все снова садятся, но спокойствие — наигранное; действительно спокоен только Мориц, который снова начинает играть. Но звуки рояля не могут заглушить уличного шума.)

Мориц (кивком головы дает Хильде знак к вступлению).

Хильда (поет громко, ясно произнося слова текста).

Он вознесет народ ИзраиляИ посрамит врагов его!..

(В эту же минуту шум погрома, доносящийся с улицы, врывается в комнату. Вой, свист, выкрики «Хепп-хепп!» «Израиль!» «Долой евреев!» Музыка и шум смешиваются. Следующие реплики — почти одновременно.)

Фрау Эрна. Хильда, Мориц, да погодите же!

Вендланд. Господи! Какой ужас! (Хватает свою фуражку.)

Хенкель. Улица ворвалась в искусство, ничего, кроме черепков, не останется.

Шмит-Нейсс (срывается с места и гасит свет. В окне отсвет пожара. Мориц встает и подходит к окну).

Фрау Эрна. Карл! Что за глупости! (Быстро зажигает свет. В ту же минуту в боковое окно влетает камень.)

Шмит-Нейсс (бросается к окну и отталкивает Морица). Вы что — с ума сошли? (Пока Хильда ведет Морица в комнату, Шмит-Нейсс торопливо задергивает портьеры и придвигает к окну ширму. Уличный шум, после нескольких громких командных выкриков, утихает; наступает полная тишина.)

Хенкель (снова пробует внести спокойствие, заставляет всех сесть). Видите? Что я говорил? (Берет фуражку из рук Вендланда.) Садитесь. Мы-то ведь принадлежим искусству, а не улице, верно? (Садится сам.) Ну-с, герр Вейнберг… Нет, Хильда, не надо; хорошо будет и без пения.