Миллионер: Исповедь первого капиталиста новой России - Артём Тарасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут я все понял. Не забыл Гусь унижений, которым подвергался со стороны Лужкова в Лондоне. Не забыл он и то, что вместо посещений намеченных им мест Лужков уезжал со мной в театры и на разные мероприятия, оставляя Гусинского с носом! Двигало им чувство зависти, а может, и ревности к дружескому расположению Лужкова ко мне, которое Гусинский перенести не мог! Хорошо, что еще не заказал меня киллерам, но этого надо было теперь серьезно опасаться.
– Ведь это «предположение» высказал Гусинский, не так ли? – спросил я у Ресина.
И Ресин признался: «Да, он…»
– Владимир Иосифович! Мне срочно нужно встретиться с Лужковым. Моей вины нет никакой, и вы должны понять, как трудно мне жить в таком положении и работать в Москве! Вы можете такую встречу организовать?
– Конечно, смогу. Я уже ему сам говорил не раз, что так поступать нельзя, это не по-товарищески! Ты иди, а я договорюсь, и мы тебе перезвоним.
Вечером мне действительно позвонили и сообщили, что Лужков ждет меня у себя завтра утром в девять часов.
К тому времени я уже знал Лужкова лично пятнадцать лет! Мне было известно, что утром к Юрию Михайловичу лучше не заходить! Он в это время суровый, немногословный и вообще по своему типу ярко выраженная «сова», поэтому любит проводить встречи после двенадцати ночи. Назначенное время можно было расценивать так, что Лужков со мной на мировую не идет. А если это и случится, то добиться восстановления дружеских отношений мне будет крайне трудно.
Где-то после завтрака Лужков обычно приходит в себя, к середине дня постепенно добреет – и вечером с Лужковым можно решать любые вопросы…
А девять утра – это значит сразу после оперативки? Где он всем раздает указания и приказы, кого-то обязательно песочит так, что искры летят. Или это еще до оперативки, когда он только готовится к очередному разносу?
Но выбирать время мне не приходилось, и ровно в девять часов утра я сидел в его приемной. Ждать долго не пришлось, и меня пригласили войти.
Лужков читал газету, сидя за своим письменным столом.
Я прошел по кабинету, остановился метрах в пяти перед ним и поздоровался.
В ответ – молчание. Без признаков приветствия или какой-нибудь реакции в мою сторону. Он даже не прервал чтения.
Стало понятно, что надо было срочно что-то предпринять или повернуться и уйти.
Мне удалось растопить ледяное начало нашей встречи. Когда-то я работал у Лужкова в Опытно-конструкторском бюро автоматики, и все сотрудники нашего предприятия знали: в девять утра генеральный директор Лужков всегда пьет чай с ватрушками и миндальными пирожными.
Чтобы получать их свежими каждый день, по его приказу на территории закрытого предприятия была построена прекрасная пекарня, которая не только поставляла пирожные в буфет своей организации, но и снабжала продукцией соседние булочные района.
Мгновенно вспомнив эту историю, я сказал:
– Юрий Михайлович, я вас знаю пятнадцать лет! И мне прекрасно известно, что если Лужков не выпил чая с миндальными пирожными утром, к нему лучше не заходить!
Это подействовало. Лужков отложил в сторону газету, поднял на меня глаза и сказал:
– Пошли пить чай!
Мы прошли в маленькую комнату за кабинетом, где все было приготовлено к чаепитию: в вазе лежали свежие пирожные, конфеты, печенье и сухарики. На столе стояли стаканы в подстаканниках и маленький электрический самовар.
Я стал рассказывать Лужкову о своей жизни – о том, как меня преследовали, как мне было тяжело… Естественно, спросил:
– В чем причина? Какая черная кошка пробежала между нами?
– Я не хочу об этом вспоминать! – нахмурился Лужков.
Я говорю:
– Это из-за Краснова? Да, он – мой приятель, я этого никогда не скрывал! Но я его победил на выборах, иначе вы имели бы Краснова на моем месте. И потом, не финансировал я книгу Краснова, я даже ее не читал! Вам это сказал Гусинский, давайте вызывайте его, прямо сейчас. Поговорим лицом к лицу.
В тот момент Гусинский имел очень большое влияние на Москву и на мэра. Насколько я теперь понимаю, именно тогда Гусинский захватил многие финансовые рычаги московского правительства. Его «Мост-банк» стал главной банковской структурой, обслуживавшей городское хозяйство и бюджет Москвы. Незаметно к середине 1994 года влияние Гусинского выросло настолько, что он мог решать любые вопросы в городе, и Лужков просто так уже не мог его вызвать для разбора. Да и нужно ли было это разбирательство Лужкову?! Появились первые по-настоящему большие деньги, которые можно было выгодно инвестировать в столицу. Теперь Гусь уже не был простым еврейским мальчиком для битья. Он учредил и контролировал НТВ, самый популярный в стране телевизионный канал, и финансировал ряд газет.
Даже заместитель Гусинского Хаит входил к Лужкову без доклада. Он просто открывал дверь и говорил: «Здравствуйте, Юрий Михайлович, я пришел!»
– Посиди тут, – отвечал Лужков.
Но не выгонял… Таких привилегий, как у Гусинского и Хаита, не имел в Москве в это время, пожалуй, никто.
Конечно, Лужков, умный и амбициозный человек, вскоре освободился от пут Гусинского. Он даже не помог «Мосту» во время знаменитого наезда команды охранников Ельцина, хотя, с другой стороны, мало что мог тогда сделать. Во всяком случае, после дефолта 1998 года московское правительство спокойно созерцало, как тонул «Мост-банк» в финансовой пучине, подстроенной для негосударственной банковской системы в основном усилиями Центрального банка России.
Лужков не мог или не стал вызывать Гусинского, но он понял, что я говорю правду. Так мне, во всяком случае, показалось…
– Ну хорошо, – сказал он. – Что тебе нужно?
Я говорю:
– Юрий Михайлович, я хотел бы квартиру на два года: не могу я перебиваться с одной квартиры на другую! И мне нужна квартира в приличном доме, с охраной внизу. Вы же сами знаете, я на особом положении. Я готов подписать бумагу, что сдам ее в первый же день после окончания моего депутатского срока.
– Ладно, – говорит Лужков, – что еще?
– Еще я хочу заняться бизнесом. Мы с компаньоном хотим внедрить лотерею «Русское лото», но нам все время отказывают в лицензии.
– Это вообще без проблем! – сказал Лужков.
Он также распорядился о том, чтобы мне открыли общественную приемную в здании Моссовета и прикрепили служебную машину.
А вскоре на моем письме о предоставлении лицензии для запуска лотереи «Русское лото» появилась резолюция Лужкова: «Разрешаю». Действительно, предполагалось, что лотерея будет платить налог в бюджет Москвы.
Я был очень доволен восстановлением отношений с Юрием Михайловичем. Мы стали изредка встречаться по разным поводам, связанным с моим депутатством. Я всегда с большим интересом выслушивал рассказы Лужкова о его проектах, которые воплощались в жизнь: восстановление храма Христа Спасителя, строительство подземного торгового центра на Манежной площади и т.д. Он очень увлекался и искренне делился грандиозными замыслами, зажигая собеседника энтузиазмом и своей неуемной внутренней энергией.
