"Белые линии" - Р. Шулиг

Неблехова растерянно промямлила:

— Я должна обсудить вопрос с руководством редакции,

Калина с твердой решимостью сказал:

— Хорошо, обсудите! До свидания, до завтра!

Неблехова ужаснулась:

— Подождите, как это? Уже завтра?

— Да, завтра вечером я приду к вам. В завтрашней телевизионной программе новостей или после нее, в беседе с вами, я поговорю о том, что вы сегодня сказали людям. Отвечу вам откровенно и правдиво на все ваши вопросы. Идет?

И у нее не осталось иного выхода, чем сказать:

— Идет.

Калина улыбнулся и попрощался:

— Спокойной ночи...

Павел Данеш, когда ушел Калина, негромко присвистнул:

— Ну привет, это серьезный прокол, Даша. Что теперь будешь делать?

А Неблехова, которая уже пришла в себя, решительно заявила:

— Позвоню министру внутренних дел.

Этой сумасшедшей, истеричной весне 1968 года, казалось, не будет конца. Она бунтовала и вставала на дыбы, как молодой, дикий конь, который слепо бьет вокруг себя копытами, жестоко калеча, а порой и убивая невиновных. Она несла на своем хребте виновников происходящего и безумцев, пьянила, как молодое вино, и вселяла бешеную хмельную бесшабашность в неискушенные души, наполняла страхом хозяев и тех, кто не потерял головы и способен был представить, чем такая бешеная езда может закончиться.

У майора Земана этой весной не было слишком много времени, чтобы проводить бесконечные часы где-нибудь на митингах или в кафе, дискутируя о достоинствах и недостатках, рассуждать о последствиях происходящего. С ослаблением контроля за соблюдением некоторых норм, которыми до сей поры руководствовалось все общество, возросла преступность. Поэтому у пражского угрозыска работы заметно прибавилось. Земана даже не слишком обеспокоила телевизионная передача, подготовленная редактором Неблеховой. Он знал, что не только Калина и Житный, но и министр внутренних дел, и руководство партии информированы о том, что Неблехова и Голы являются участниками диверсионной акции «Белые линии». Земан предполагал, что эту программу пропустили на телевидении только для того, чтобы дать противникам открыть свои карты и получить возможность принять против них решительные меры. Разумеется, своей жене Бланке он не имел права ничего сказать даже тогда, когда она очень расстроилась после вечерней телевизионной программы. Он только и сказал ей:

— Не бойся, девочка, все будет в порядке! — И усмехался про себя, видя, как встречные знакомые, когда он шел на работу, прятали глаза, не зная, замечать его или нет. «Подождите, голубчики, — думал он, — теперь уж наверняка Калина действует, и вы завтра или даже уже сегодня вечером запоете по-другому!»

Майор вошел в свой кабинет в хорошем настроении и прогудел своему помощнику Стейскалу, который ждал его:

— Привет, Мирек! Смотрел вчера телевизор?

Стейскал тихо обронил:

— Смотрел.

Земан снял пальто, шляпу и повесил их в шкаф.

— И что ты на это скажешь? Вот негодяи! Бедняжка Бланка после этого от расстройства не могла всю ночь уснуть. Ей все мерещился планицкий священник. Но Калина возьмет их в оборот, будь спокоен. Слишком грубая провокация. Этой Неблеховой наверняка с сегодняшнего утра на телевидении уже нет.

Стейскал вяло промямлил:

— Я не знаю, Гонза. — И продолжал старательно копаться в куче следственных дел, которые вытаскивал из ящиков стола Земана.

До Земана это дошло только теперь. Он запнулся, перестал улыбаться и строго спросил:

— Подожди, а что ты, собственно, делаешь за моим столом?

Стейскал молча продолжал свое занятие. Земан возмущенно закричал:

— Кто дал тебе право копаться в моих делах? Где ты взял ключ?

— У дежурного!

— А почему? Что это значит?

Вместо ответа Стейскал пододвинул ему какой-то пакет:

— Вот это пришло сегодня утром.

— Что это?

— Повестка на реабилитационный суд. Ты там фигурируешь в качестве свидетеля...

Земан рассмеялся:

— Ну, это уж слишком!.. — И тут же, снова став серьезным, показал на груду следственных протоколов, лежащих перед Стейскалом: — А какое это имеет отношение ко всему?

Стейскал, пряча глаза, смущенно проговорил:

— Ночью после этой программы... мне позвонил начальник управления... и приказал... пойми, Гонза... приказал...

— Что приказал?

Стейскал говорил с трудом, будто ворочал тяжелые камни:

— Чтобы я с сегодняшнего утра... временно... исполнял твои обязанности...

Земан взорвался:

— Что такое? Почему?

— Потому что ты идешь в отпуск...

— Я не просил никакого отпуска!

— В особый отпуск, до выяснения обстоятельств, связанных с Планице. Представь, сколько будет шума, всевозможных гадостей... в газетах, по радио, по телевидению. Они просто не хотят, чтобы это бросило тень на наше учреждение... на доброе имя пражского угрозыска...

У Земана от обиды и огорчения перехватило горло.

— Значит, вот как? И ты мне не позвонил, Мирек! Не спросил! Ты согласился?

Нервы у Стейскала тоже были на пределе. Земан и он были давними друзьями, очень долго жили и работали бок о бок, знали друг о друге все. Поэтому эта минута была для Стейскала нелегкой. И он в раздражении, в отчаянном стремлении оправдаться не столько перед Яном, сколько перед самим собой, заговорил:

— А что мне оставалось делать? Я что, должен был отдать это место какой-нибудь дряни? Чтобы кто-нибудь чужой пришел на все готовое? Ведь мы с тобой здесь в течение многих лет занимались тяжким трудом. Я тебе даю гарантию, Гонза: как только ты решишь свои проблемы, а я верю, что ты их решишь, я встану и беспрекословно освобожу тебе твое место за этим столом...

Земан, однако, снова спросил:

— Так ты согласился, Мирек?

Стейскал воспринял его вопрос как обиду и возмущенно воскликнул:

— Я же тебя еще в прошлом году предупреждал! Говорил тебе, не впутывайся в политику, занимайся своей криминалистикой. Но ты был упрям как баран, вспомни... А теперь получай...

— Ты согласился? — произнес еще раз Земан. — Добро. С богом!

Он повернулся, подошел к шкафу, взял пальто и шляпу и начал одеваться.

Стейскал подошел к нему:

— Подожди, Гонза, посоветуемся... Может быть, найдем какое-нибудь решение, чтобы ты мог здесь работать и дальше, пока хотя бы как заместитель... Опомнись, Гонза, не торопись с решением... Мы должны вместе написать протокол по передаче дел... Куда ты собираешься идти?

Земан резко и решительно произнес:

— К Калине! В министерство! — Он посмотрел на часы и холодно, с иронией в голосе добавил: — Думаю, что ровно через час ты полетишь во внеочередной отпуск вместе с начальником управления!..

Земан шел длинным коридором, одна сторона которого состояла из целого ряда окон. Он шел спокойно, уверенный в себе, несмотря на то, что его мысли были заняты только что происшедшим.

Он машинально здоровался с людьми, которые ему встречались, и в задумчивости не замечал, что многие из них не отвечают ему или отвечают недружелюбно. Некоторые, заметив Земана, вдруг торопились уйти со своими бумагами куда-то в сторону или захлопывали двери своих кабинетов. Только один человек не уклонился от встречи с ним. Он вышел в коридор как раз в тот момент, когда Земан проходил мимо. Это был прокурор Стрейчек, которого Земан хорошо знал и поэтому сердечно сказал:

— Привет, прокуратура! Что ты здесь делаешь?

Стрейчек пришел в полное замешательство от такого неожиданного вопроса и не знал, куда деть глаза.

— Мне нужны были кое-какие следственные документы из архива.

Земан машинально спросил:

— И дали тебе их?

Прокурор, явно нервничая, ответил:

— Дали. — И промямлил, как бы извиняясь: — Я теперь работаю в реабилитационном суде, Гонза.

Земан воспринял это по-деловому, спокойно:

— Отлично. Значит, скоро встретимся.

Прокурор поддакнул:

— Да. Наверное. — И тут же спросил: — А что ты? Есть какие-нибудь проблемы?

Земан остановился у одной из дверей в конце коридора:

— У меня? Нет. Так только, небольшие служебные трудности. Иду с ними к бате!

— К кому? — Прокурор прежде никогда не слышал, что у Земана в министерстве работает отец.

Земан еле заметно усмехнулся и пояснил ему:

— К Вашеку Калине. Я его так называю. — Он нажал ручку и открыл дверь кабинета Калины.

Эта комната была знакома Земану до мелочей. Здесь он часто бывал, когда ему было необходимо о чем-то посоветоваться с Калиной или когда получал от него какое-нибудь задание. Земану всегда здесь было хорошо. Он учился у Калины по-партийному мудро относиться к людям и их слабостям...

Земан по старой привычке остановился в дверях по стойке «смирно» и энергично, хотя и с долей юмора в голосе, потому что знал, что Калина не требует такого доклада, начал:

— Товарищ начальник... — И замолк на полуслове.