Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг. - Юрий Аксютин

Началась операция «Анадырь», подобной которой история советских вооруженных сил не знала. На Кубу морем предстояло в короткий срок переправить ракетную дивизию (в составе пяти полков с 36 ракетами Р-12 дальностью полета до 2500 километров и двух полков с 24 ракетами Р-14 дальностью полета 4500 километров), эти 60 ракет имели 60 боезарядов с суммарным тротиловым эквивалентом около 60 мегатонн, то есть в 240 раз больше, чем мощность той бомбы, что была сброшена на Хиросиму. Их должны были прикрывать две дивизии противовоздушной обороны (144 зенитно-ракетных установки), полк истребителей (Миг-21), полк вертолетов и четыре отдельных мотомеханизированных полка береговой обороны, которые по своей мощи скорее сходили за бригады (в каждом из них было по танковому батальону и ракетному дивизиону, имеющему на вооружении 2 установки «Луна», способные доставить тактический ядерный запас на дальность от 45 до 65 километров). Общая численность этой группировки насчитывала 40000 человек{1245}. Ее командующим назначили генерала армии И.А. Плиева.

До настоящего времени ведутся дискуссии, разумно ли было предпринимать столь масштабную военную операцию, не подкрепив ее международно-правовой базой в виде, скажем, предварительного заключения военного договора. Некоторые утверждают, что Микоян и Громыко робко пытались обратить внимание Хрущева на эту сторону дела, но верх взяло мнение военных о том, что в таком случае американцы не позволят осуществить операцию «Анадырь», сорвав ее на самом раннем этапе: они обладают всеми преимуществами стратегического характера, а у нас нет адекватных возможностей для контрходов.

Параллельно в Москве продолжали много говорить о мире и разоружении. 9 июля 1962 г. там открылся Всемирный конгресс за всеобщее разоружение. Прочтя накануне в «Правде» статью И.Г. Эренбурга, посвященную этому событию, и обратив в ней внимание на упоминание о скептиках, не верящих в такие мероприятия, А.Т. Твардовский констатировал, что конгресс представляется «чем-то ненужным, непродуктивным, пустопорожним» не одному только ему. «Давным-давно уже сработались и никому не нужны, и ничего не значат слова, тем более что, как сказал один из “завов” этого конгресса, предполагаются в ближайшее время наши новые испытания. От большого ума мы, вероятно, полагаем, что однако мы таким образом ничего не упустим — ни воздействия на общественное мнение мира, ни воздействия на соображение западных правителей. Одних уговорим, других предупредим — и все будет в порядке. Боже, милостив буди к нам, грешным»{1246}.

Выступления на конгрессе сводились, как правило, к протестам против наращивания американцами военной мощи. И уже два дня спустя, 11 июля Твардовский фиксирует в своей рабочей тетради, что конгресс, как и предполагалось, малоинтересен: «Даже на словах ничто не подвинулось, не обновилось, не посвежело, не исключая речи премьера». Последняя показалась ему произнесенной с малым учетом времени, места и обстановки. «Она произнесена, чтобы быть ей произнесенной, но отнюдь не дает каких-либо “кончиков”, за которые можно было бы ухватиться, то есть не предполагает реальных последствий. И это почти всем ясно»{1247}.

Своего рода дымовой завесой для операции «Анадырь» послужил групповой полет двух космических кораблей «Восток-3» и «Восток-4», пилотируемых Андрияном Николаевым и Павлом Поповичем 12-15 августа на расстоянии между ними в 6,5 километров и установлении двухсторонней связи. Помимо всего прочего этот полет преследовал цель внушить американцам мысль о якобы имевшей место способности советских космических аппаратов маневрировать на орбите и таким образом об отсутствии особой надобности в размещении ракет с ядерными запасами на Кубе{1248}.

4 сентября американский президент Дж. Кеннеди сделал первое публичное предостережение:

— Соединенные Штаты не потерпят размещения на Кубе стратегических ракет типа «земля — земля» и других видов наступательного оружия.

А уже 7 сентября он запросил у Конгресса разрешения на мобилизацию 150 тысяч резервистов.

12 сентября опубликовано заявление ТАСС о провокациях США в отношении Кубы и призывом к американскому правительству «не терять самообладания и трезво оценить, к чему могут привести его действия, если оно развяжет войну». В нем можно было про честь и следующее: «Советскому Союзу не требуется перемещения в какую-либо другую страну, например в Кубу, имеющихся у него средств для отражения агрессии, для ответного удара. Наши ядерные средства являются настолько мощными по своей взрывной силе, и Советский Союз располагает настолько мощными ракетоносителями для этих зарядов, что нет нужды искать место для их размещения где-то за пределами СССР». В заявлении подчеркивалось, что «сейчас нельзя напасть на Кубу и рассчитывать, что это нападение будет безнаказанным для агрессора»{1249}.

То же самое говорилось и в личном послании Хрущева к Кеннеди. Глава советского правительства заверял его, что ракеты «земля — земля» ни при каких обстоятельствах не будут отправлены на Кубу. Как выяснилось позднее, все это не соответствовало истине.

12 сентября 1962 г. секретарь МГК КПСС Н.Г. Егорычев информировал ЦК об откликах трудящихся столицы на заявление ТАСС. Более 2500 человек собрал митинг, проведенный на 1-м часовом заводе, около 800 — на шелкоткацком комбинате «Красная Роза». Коллектив Московского пищевого комбината решил выполнить заказ для Кубы на две недели раньше срока. Солистка Большого театра, народная артистка РСФСР И. Архипова заявила:

— Гневом наполнилось мое сердце. Мы, артисты, — люди мирного труда, нам чужда и ненавистна война. Вот почему мы особенно возмущены провокациями США. Мы целиком присоединяемся к предупреждению советского правительства внять голосу разума и предотвратить войну, последствия которой могут принести человечеству огромные бедствия{1250}.

Такого же рода реакцию отмечал Егорычев и два дня спустя, указывая, что «в подавляющем большинстве высказываний выражается уверенность, что советское правительство не допустит развязывания новой войны». Вместе с тем он вынужден был признать, что «отдельные рабочие и служащие выражают сомнение в целесообразности опубликования заявления ТАСС, говорят о том, что резкий тон заявления может вызвать обострение международной обстановки». Такое мнение высказывали, например, в индивидуальных беседах работники Института аэроклиматологии, НИИ радиотехники и электроники, НИИ медицинских инструментов. «Имеются отдельные высказывания и о том, что Советскому Союзу не следует становиться на защиту Кубы, т.к. может начаться война и в таком случае население СССР будет страдать за интересы других стран»{1251}.

— Скоро разразится буря, — сказал в конце сентября Хрущев своему помощнику Трояновскому, знакомясь с очередной информацией от военных.

— Как бы лодка не перевернулась, Никита Сергеевич, — заметил тот. Хрущев немного задумался, а потом вымолвил:

— Теперь уже поздно что-нибудь менять.

«У меня тогда сложилось впечатление, что к тому времени он осознал всю рискованность затеянной операции. Но думать об ее отмене действительно было уже поздно»{1252}.

4 октября 1962 г. в Нью-Йорке, где проходила XVIII сессия Генеральной ассамблеи ООН, состоялась встреча представителей от социалистических стран. СССР на ней представлял министр иностранных дел А.А. Громыко, а Кубу — президент О. Дортикос Торрадо{1253}.

Отправляя в начале октября на Кубу генерала А.И. Грибкова с группой ответственных работников Министерства обороны, маршал Р.Я. Малиновский так напутствовал его:

— Ваша главная задача — контроль за готовностью ракетных войск к боевому применению. Вы хорошо понимаете, что ракеты мы завозим на Кубу лишь с целью сдержать возможную агрессию со стороны Соединенных Штатов и их союзников. Атомную войну мы развязывать не собираемся. Это не в наших интересах. Запомните и передайте товарищу Плиеву, что те указания, которые он получал лично от Никиты Сергеевича об использовании ракет Р-12, Р-14, должны строго и точно выполняться: ракетную дивизию пускать в дело и, повторяю, только с личного разрешения верховного главнокомандующего, Никиты Сергеевича Хрущева. Тактические ракеты «Луна» применять исключительно в случае высадки десантов противника на Кубу. Плиеву разрешено лично принять решение на применение ядерных средств «Луна». Но прежде он должен очень глубоко изучить обстановку и не допустить несанкционированных пусков. Особо обратите внимание на охрану позиционных районов ракетных частей, а также на их прикрытие с воздуха. Как только все ракетные части будут приведены в полную боевую готовность, доложите мне об этом лично. И только мне, никому больше.