Том 27. Статьи, речи, приветствия 1933-1936 - Максим Горький

Почему я это говорю и чего боюсь? Я боюсь, чтобы режиссёры кино не своевольничали в той степени, в какой своевольничают режиссёры театра. Как тут, так и там должно быть достигнуто этакое гармоническое соединение двух сил, работающих в одном направлении. Это даже не параллельные силы, а силы, как бы втекающие одна в другую.

Думается мне, что на будущем собрании, если таковое состоится, надо поставить вопрос этого порядка. Надо потолковать не о какой-то демаркационной линии, которая распределила бы права режиссёра и сценариста, а о том, как сделать так, чтобы это слилось в нечто единое целое и дало бы наибольший эффект.

Здесь говорилось довольно много, и всё время звучало, что одни работают как будто на чужом материале, которым они сплошь недовольны, а хозяева материала также сплошь недовольны тем, что с их материалом обращаются недостаточно уважительно, недостаточно бережно и т. д. Надо это устранить. Мы грамотные люди и люди, одержимые стремлением делать хорошие вещи. Мы можем столковаться.

Тут указывались разные мелочи, на которые также надо обратить внимание. Товарищ Сейфуллина говорила о том, что засахаривают ребят. Я детских фильмов не видал. У нас, кажется, вообще нет картин о детях. (Щербаков: «Рваные башмаки».)

«Рваные башмаки» — это прекрасная вещь, но у нас не показаны пионеры. Нет тех пионеров, которых уничтожают и бьют враги. На эту тему никто ничего не дал. (Довженко: «На эту тему будет «Бежин луг».) Это хороший замысел. Пионеров перебито уже много. В то же время они всё более активно входят в нашу действительность как некая рабочая сила. Я не говорю о Павле Морозове. Сколько было таких случаев, когда пионеры предотвращали крушения поездов, когда они, не считаясь с родством по крови, обнаруживали родство по духу и шли против своих родственников точно так же, как Павел Морозов, и были уничтожены так же, как и он.

Это — большая тема, товарищи. Пионером следует заняться также и по тем специфическим условиям, которые вызвали недавно довольно суровый декрет.

Ребят надо воспитывать. Мы, инженеры душ, берёмся воспитывать взрослых, а маленьких? Почему бы нет? Следует. Надо серьёзно заняться этим делом. Это — источник многих интересных тем.

Расскажу и я вам один факт. Был я как-то в Мурманске, и меня там познакомили с одиннадцатилетним парнишкой. Парнишка, наклевавшись новых веяний, устроил у себя в квартире ленинский уголок. Папаша у него — выпивающий человек, пришёл, посмотрел и весь этот уголок уничтожил, а парнишку выдрал. Но юный, новый человек нисколько не смутился и снова восстановил уголок. Папаша его ещё раз, а он ещё раз восстановил. Папаша его ещё раз, а он опять восстановил. Кончилось тем, что на девятый раз папаша сдался: чёрт с тобой, пускай будет уголок! Мало того, что сдался, папашу начали немного стыдить, — что ты, мол, зря ребёнка бил, ребёнок правильно делает! Говорят, папаша даже пить перестал. В последнее я не очень верю, но допускаю. (Смех.)

Одним из самых существенных выступлений сегодня было выступление товарища Александрова. Это чрезвычайно важное выступление, но литераторов оно, к сожалению, не касается. Мы в этом деле вам не помощники. Товарищу Александрову надо иметь дело с учёными. Я рекомендовал бы вам познакомиться с профессором Бауэром. Это по вашей части. Он покажет вам нечто действительно исключительное. Он работает с клеткой животного организма. Вы увидите у него совершенно изумительные вещи.

За всем тем, что здесь было сказано, чувствуется желание делать. Чувствуется, что многим, а может быть, и всем, наслаждение делать уже знакомо, а это такая большая вещь, при помощи которой создаются грандиозные события.

Вот и всё, товарищи. Желаю вам всего доброго. (Аплодисменты.)

Критика Шумяцким картины «Граница» поверхностна и шаблонна. Еврей-кулак этой картины — это действительно живой, типичный буржуй, не потому, разумеется, что он еврей, а потому, что это — международный, интернациональный тип, то самое исторически подлое лицо, которое создано, воспитано и обездушено историей роста буржуазии и дожило до эпохи истощения её сил, до предсмертных её судорог. Евреи-большевики местечка даны живо, весело, сцены в синагоге, особенно вторая, великолепны. И отлично молодёжь бьёт охранников под музыку гармоники и песни: «Ах, какая у нас жизнь хорошая, ах, какая замечательная жизнь!»

Прелестная речь Шумяцкого, обнаружившая «недюжинное ораторское искусство», и речи его гвардии, режиссёров, тоже рисуют их очень хорошими ораторами. Приятно напомнить себе, что они умеют не только говорить, но и делать. Но следует сказать, что лично мне выступление Шумяцкого и «иже с ним» внушило невесёлый вопрос: зачем приходили эти люди? Затем ли, чтоб найти и установить в работе своей линию дружеского единения с литераторами, или же только для того, чтоб отстоять в неприкосновенности какие-то занятые ими позиции, традиции, права?

Об искусстве

Признано и установлено, что искусство слова родилось в глубокой древности из процессов труда людей. Причиной возникновения этого искусства служило стремление людей к организации трудового опыта в словесных формах, которые наиболее легко и прочно закреплялись в памяти, — в формах двустиший, «пословиц», «поговорок», трудовых лозунгов древности. Искусство слова следовало непосредственно за трудом, в слово включались начала науки о приёмах борьбы с враждебными трудовой деятельности людей сопротивлениями природы. Несомненно, что искусство слова должно было явиться на десятки веков раньше всех первобытных религий, — на это указывает тот факт, что древние люди придавали слову магическую силу воздействия на диких зверей и на явления природы.

Рассуждая с тою логически честной прямотой, которую внушает разуму честнейший его учитель и организатор — труд, мы имеем право утверждать, что уже в ту пору, когда люди научились владеть членораздельной речью, они осознали себя наиболее мудрыми и совершенными из всех животных. Труд, огонь и речь — вот силы, которые помогли людям создать культуру — вторую природу. Речь не только явилась источником взаимопонимания и тесного общения людей первобытного коммунистического общества, — она возбуждала в людях гордость и радость успехами их труда и, конечно, отражалась на продуктивности труда.

Мы, люди Союза Социалистических Советов, ежедневно убеждаемся в том, что чем более продуктивен наш свободный труд, тем быстрее, сильнее, красивее растёт человек — самое сложное и совершенное соединение вещества, материи.

Буржуазная история культуры рисует бытие первобытных людей в непрерывном страхе и ужасе пред неведомым и непонятным, изображает человека углублённым в размышления о том, что такое сон, смерть, огонь. Это утверждение требует пересмотра и проверки, как и все другие утверждения буржуазной науки о ходе культурного развития человечества.

Древние сказки и мифы не отражают страха человека пред природой, а — наоборот, они говорят о победах людей над нею, о волшебной силе слова, способной преодолевать злые сопротивления вещества и явлений природы трудовым намерениям, процессам. Землетрясения, наводнения и вообще физические катастрофы не совершались ежедневно, и даже не каждое поколение страдало от них. Животные, не зная человека как охотника за их мясом, не испытывают страха пред ним, «дикари» Африки, Австралии, Зеландии при первых встречах с европейцами относились к ним доверчиво и мирно.

Трагизм и ужас социального бытия явился тогда, когда люди раскололись на господ и рабов, — этот же момент был моментом возникновения религии.

Теоретиками, боготворцами, проповедниками трагизма жизни служили оторванные от коллектива единицы, они и в наши дни продолжают проповедь, оправдывающую разделение людей на господ и рабов, на грешных и праведных, на заслуживающих адовы мучения или райское блаженство. Это они придумали наивную хитренькую и унылую религию Христа, горечь которой неуклюже подслащена нищенской щепоткой примитивного коммунизма.

Люди не могли жить без радости, они умели смеяться, сочиняли весёлые песни, любили плясать. Радуясь успехам трудов своих, они даже в религиозные церемонии жрецов вводили песни, пляски, игры, и даже мрачная, инквизиторская церковь Христова принуждена была включить в свои праздники весёлые песнопения.

И особенно много радости вносило в тяжкую, каторжную жизнь рабов искусство, а именно они, рабы, были творцами той красоты, которую мы видим на этрусских вазах, знаем по древнейшим украшениям из золота, по оружию, скульптуре, по развалинам древних храмов Египта, Греции, Мексики, Перу, Индии, Китая, по средневековым соборам Европы, по восточным коврам и гобеленам Фландрии и т. д.

Кто превращал в искусство тяжкий, ежедневный труд сначала — на себя, а затем — на господ? Основоположниками искусства были гончары, кузнецы и златокузнецы, ткачихи и ткачи, каменщики, плотники, резчики по дереву и кости, оружейники, маляры, портные, портнихи и вообще — ремесленники, люди, чьи артистически сделанные вещи, радуя наши глаза, наполняют музеи.