Заключительный аккорд - Гюнтер Хофе

Лишь теперь Круземарк дал ход приказу о присвоении Браму звания «подполковник». «Нужно глядеть в оба и быть особенно бдительным!» — решил генерал.

После того как командир 2-го гренадерского полка выбыл по ранению из строя, Кисинген, как старший по званию среди командиров полков, стал исполнять обязанности начальника оперативного отдела штаба дивизии.

— Завтра мы отойдём к Кринкельту. Там мы знаем каждую тропинку. Так и хочется заползти в старые траншеи. Речь идёт прежде всего об огневых позициях, Кисинген! — Этими словами генерал закончил инструктаж подполковника.

— Конечно. Я тотчас же распоряжусь провести разведку…

Круземарк подхватил монокль.

— Разведку? — переспросил он. — Я вам могу и без неё точно сказать: повсюду снежные сугробы, снарядные гильзы, пустые ящики из-под снарядов и прочий хлам, оставленный нами пять педель назад. Кстати, кто сейчас командует первым дивизионом? — спросил он внезапно.

— Командование осуществляется штабом полка.

Генерал разинул рот от удивления, а затем ехидно спросил:

— Интендантом, что ли?

Подполковник закусил губу.

— Хочу вам заметить, Кисинген, что, когда я командовал полком, такого безобразия у меня не было. У вас что, нет в штабе молодого энергичного офицера?

— Больше чем батареей никто из них командовать не сможет…

— А Клазен? — прервал его генерал. — Он доказал, что у него есть твёрдость характера. Был адъютантом, знает дело и выполнит любой приказ. Кого вам ещё нужно?!

Кисинген совсем смешался.

«Тот самый Клазен, которого обвиняли во многих тёмных делах, жизнь которого, не говоря уже о карьере, висела на волоске, выдвигается самим генералом на должность командира дивизиона?»

— Дружище, у какого командира части есть сегодня хорошие офицеры? Срочно представьте его к присвоению звания «капитан». Надеюсь, вы уже подумали о награждении его Железным крестом за боевые заслуги? Это тот самый стимул, который бетонирует нашу дивизию. Поймите, что, вручив орден, мы заставим его непоколебимо верить в нашу окончательную победу.

«Когда последние судороги этой войны закончатся, мои связи с генералом пригодятся мне. Едва ли Круземарк станет ворошить прошлое», — подумал Кисинген, однако, как младший и по званию, и по должности, в настоящий момент он ничем не мог ответить на унижение, хотя в душе поклялся при подходящем случае отплатить генералу.

Генерал понял, что происходит в душе его подчинённого, и решил сегодня же объявить приказом по дивизии, что командиром 1-го дивизиона назначается обер-лейтенант Клазен. Прощаясь с подполковником, Круземарк холодно улыбался.

Днём позже Клазен вступил во владение командным пунктом, который находился в подвале разрушенного дома, и одновременно получил приказ готовиться к перемещению позиций в тыл. Под вечер ему позвонил Кисинген:

— Послушайте, Клазен, вы отвечаете за то, чтобы без потерь переместить дивизион на новые позиции. Сделать это можно следующим образом: когда первая батарея на новой позиции будет готова открыть огонь, перемещается вторая и подтягивается третья.

— Слушаюсь, господин подполковник.

— И ещё… Сами вы остаётесь на месте и снимаетесь только тогда, когда последнее орудие окажется на расстоянии дальности прямого выстрела. С вами будет отходить группа Найдхарда. Всё.

Клазен улыбнулся. Намерение подполковника воодушевить его этими пустыми фразами не удалось. Вся боевая деятельность теперь будет заключаться в непрерывном артиллерийском обстреле, который парализует волю всё больше и больше.

На землю опустилась ночь. Автомашины с прицепленными к ним орудиями и миномётами двигались мимо руин домов к Кринкельту. За ними по грязи шлёпали группы солдат с панцерфаустами на плечах.

Обер-ефрейтор Розе с шумом ворвался в подвал:

— Пехотинцы свернулись! Разрешите снимать связь?

Клазен кивнул. Клейнайдам поспешно отсоединил телефонный аппарат. Розе потащил рацию к машине, но вскоре вернулся и передал донесение от капитана Найдхарда.

Обер-лейтенант прочитал: «Управление полка начнёт отход в 0 часов 30 мин. До 5 часов оно займёт новые позиции. Противник повсюду подтягивает резервы, а также танки». Ниже указывалось несколько огневых точек на переднем крае. И затем приписка: «Никогда не забывайте, Клазен, что мы справимся со своей задачей! Даже при теперешнем положении. Полагаюсь полностью на вас и ваш дивизион. Чем нас больше бьют, тем сильнее мы становимся!»

— Вы без остановки следуйте к Кринкельту. Там стоит дорожный указатель. Я подожду здесь, пока не пройдёт топобатарея. Мы прибудем на новый командный пункт около четырёх.

— Слушаюсь, господин обер-лейтенант!

Клейнайдам и Розе выскочили из подвала. Через несколько секунд шум мотора машины смолк вдали.

Затрещала старая деревянная перегородка подвала. Время не пощадило и её.

«Ещё вчера мне угрожали от лица старшего начальника, а теперь на меня взвалили ответственность за боеготовность целого дивизиона, — подумал Клазен. — Это противоречит моему убеждению порвать с войной, что я так и не смог сделать из-за отсутствия силы воли. Совершенно ясно, что начальство надеется на мою верность приказу, хотя до сих пор оно держало меня в скотском положении и только кормило обещаниями о повышении в должности и награждении Железным крестом».

— Артиллерийский дивизион сейчас чрезвычайно уязвим, Мюнхоф. Батареи не на ОП, связи со штабом ещё нет.

— В Нормандии смена огневых позиций всегда делалась под прикрытием, но тогда у нас было достаточно снарядов, — ответил Мюнхоф.

— Когда-нибудь у нас не будет и того, что есть сейчас, — пробормотал Клазен и посмотрел на часы. — Топобатарея должна была давным-давно быть здесь. Посмотрите-ка ещё разок.

Вблизи ухали пушки тяжёлой американской артиллерии. Обер-лейтенант внимательно изучал карту, чтобы запомнить маршрут через лес.

Вскоре вернулся Мюнхоф и доложил, что топографов ещё не видно, по на опушке леса, около блиндажей, замочено какое-то движение. Похоже, что это повозки тыловых подразделений, которые готовятся к маршу. С последними словами он положил пакет сухарей на стол и произнёс:

— Угощайтесь, подкрепиться-то надо.

Клазен грыз сухари, занятый своими мыслями.

«Повозки из тыла… — думал он. — Они должны были отправиться по меньшей мере два часа назад».

— Ваши лыжи в порядке? — внезапно спросил он Мюнхофа.

— Надеюсь, что да, господин обер-лейтенант.

Клазен вспомнил, что ему было приказано остаться здесь. «Попросту говоря, это означает оставаться столько, сколько потребуется американцам для того, чтобы превратить меня в труп. Этого вы хотели бы, господин подполковник?»

— Идите, Мюнхоф.

Температура между тем поднялась, ледяной холод последних дней несколько смягчился потоком тёплого воздуха. С ветвей деревьев капала талая вода, и снег становился тёмным.

«Хорошо ещё, что природа наградила меня завидным здоровьем», — подумал обер-лейтенант.

— Подождите. Я сам взгляну на эту пехоту.

Он оттолкнулся палками и покатился по снегу. Автомат больно ударял его в поясницу. Лыжи еле скользили по мокрому снегу. На полпути Клазен остановился, поняв, что промозглая влага зимней ночи действует ему на нервы. Высоко над елями рвались снаряды, осколки срезали верхушки деревьев. Эти разрывы вплетались в усиливающееся завывание ветра.

Клазен обратил внимание на опушку леса, до которой было не более шестидесяти метров. Услыхав шум моторов, он поехал дальше и вдруг замер.

«Танки! Американские танки!»

Он ясно различал белые звёзды на башнях. Очевидно, это был передовой отряд. Только теперь Клазен понял, почему им не встретилась топобатарея.

Клазен осторожно довернулся и, пригнувшись, покатил назад.

Мюнхоф ждал его в тени руин, набросив поверх ватной куртки плащ.

— Поехали, и как можно быстрей, — прошипел Клазен и свернул в просеку, работая изо всех сил палками. Через несколько минут Мюнхоф отстал от него. Он с трудом переводил дыхание, как во время соревнований. Клазен заметил это, остановился:

— Что такое? Почему отстаёшь?

— Я забыл смазать лыжи.

Обер-лейтенант отсоединил крепления и в тот же момент упал на землю. Над обломками просвистело несколько снарядов. Осколки и обломки веток посыпались на них.

— Снимай быстрее свои лыжи и дай их мне!

Мюнхоф недоверчиво посмотрел на Клазена, когда они обменялись лыжами. Обер-лейтенант вскоре понял, что по липкому снегу на несмазанных лыжах он не проедет и двух километров. Пот лил с него ручьём. Мускулы сводило от напряжения. Мюнхоф давным-давно сбросил свой плащ, его шатало от страха и усталости. А канонада всё не утихала.

Клазен свернул на просеку, ведущую на север.