Инициалы Б. Б. - Бриджит Бордо

У меня шли бесконечные скандалы с Кристианом. Пропасть, разделявшая нас, становилась все глубже. Он изводился от безделья, а я работала до изнеможения.

Фильм получался малоинтересным, несмотря на усилия моих талантливых партнеров: Мориса Роне, Робера Оссейна, Матье Карьера и Джейн Биркин. Но Вадим не терял оптимизма, он был уверен, что творит шедевр, такой же, как «И Бог создал женщину». Ради этого он заставил меня раздеться и лечь в постель с Джейн Биркин. Нам обеим было одинаково неловко.

Потом он заставил меня заниматься любовью со священником, Матье Карьером, а до этого я должна была десять минут танцевать перед ним голой, чтобы он поддался моим чарам. И опять-таки мы оба не знали, куда деваться.

Съемки должны были продолжаться в Швеции, но перед самым отъездом Кристиан меня бросил. Я сломалась, стала пить по две бутылки шампанского и по три литра красного в день.

Съемки пришлось прервать.

Мой врач вызвал психиатра, которого я сразу послала куда подальше. Моя жизнь разваливалась, я больше не могла справиться с надвигавшейся на меня разрушительной силой, я барахталась в грязи, обломок кораблекрушения в этом мире, отторгавшем меня. Вечерами я бродила, как призрак, по этой огромной, пустынной квартире, вопя от отчаяния, и успокаивалась только под действием алкоголя и сильных снотворных.

Мама хотела помочь мне, но после ее недолгих визитов я чувствовала себя еще более одинокой, обделенной любовью и вниманием. Мишель осенила идея: разыскать мадам Рене, умиравшую от скуки, и уговорить ее вернуться. Мы встретились как влюбленные после долгой разлуки! Спасибо, мадам Рене, спасибо вам за то, что вы вернулись в самый тяжелый момент моей жизни. Мой дворецкий исчез столь же деликатно, как появился. Привычное, умиротворяющее присутствие мадам Рене вернуло мне мужество, и я смогла взять себя в руки.

На студии, когда съемки возобновились, я однажды увидела из окна моей гримерной на первом этаже необычайно красивого молодого человека: он шел по двору и улыбался мне! Это мне было приятно, но я тут же об этом забыла, поглощенная работой. Вечером я снова увидела его из окна, он был все такой же улыбающийся, веселый, славный! Мы обменялись какими-то незначащими словами, а потом я уехала домой.

На следующий день я увидела его на съемках, он играл какую-то небольшую роль. Мы с ним подружились, он смешил меня, рассказывал всякие занятные истории, это меня отвлекало. Я узнала, что его зовут Лоран, что ему двадцать три года и он мечтает стать актером. Я была растеряна, я сбилась с курса, и я взяла его в любовники, чтобы не быть одной!

Он был моложе меня на четырнадцать лет! В его возрасте был Вадим, когда я вышла за него замуж, и Патрик, когда я познакомилась с ним в свои тридцать три. Быть может, мне суждено всю жизнь любить только двадцатитрехлетних?

У меня было тяжело на душе, когда я привела его на бульвар Ланн, где все еще напоминало о Кристиане. Но благодаря ему я смогла поехать в Швецию, мое пребывание в Стокгольме было почти приятным, и съемки могли продолжаться. Мы снимали в местном университете, где было полным-полно студентов. Когда я пришла туда утром 28 сентября, они все встали, а было их не меньше сотни, и запели: «С днем рождения!»

У меня дрогнуло сердце, на глаза навернулись слезы!

Мне стукнуло тридцать восемь лет.

Благодаря Лорану, его жажде новых впечатлений, любознательности и легкому характеру, я смогла открыть для себя Швецию, о которой раньше ничего не знала.

Лоран поехал со мной в «Мадраг».

У него не было определенных занятий, и он мог составить мне компанию. Все виделось мне сквозь дымку сожаления и печали. Во мне что-то сломалось. Мои усилия казались пустыми и бесполезными.

Я много времени проводила у Жики и Анны. Они были такие сильные, надежные, прямодушные, верные, веселые и мудрые.

Однажды вечером, когда я с трудом преодолевала подъем по каменистой дороге, ведущей к их старой уединенной ферме, моя малолитражка заглохла. Ну и положеньице! До меня доносился лай собак, но в густеющих сумерках был виден только старый грузовик, похоже заброшенный. Из него вылез какой-то человек и направился ко мне… Я слегка испугалась! Он попытался помочь мне завести машину, потом полез в грузовик и принес оттуда полную корзину крошечных, от силы трехнедельных щенят. Встревоженная мать бежала следом. Он предложил мне купить щенка… У меня с собой было только пятьдесят франков, это его устроило. И в свете фар я выбрала себе коричневый комочек, малышку, которую пригрела на своей груди, которую мне суждено было любить и беречь четырнадцать лет. Она послужила для меня сигналом к началу нового этапа моей жизни, целиком посвященного защите животных.

Пишну стала моим талисманом в горе и в радости.

Она вернула мне способность улыбаться, в какой-то степени вернула радость жизни. У нее был свой, ярко выраженный характер, и ворчать она научилась раньше, чем лаять. В «Мадраге» три здоровенных пса встретили ее, дружелюбно виляя хвостами. Под их защитой она вскоре стала пробовать себя в роли сторожевой собаки, кусала пятки, икры и все, что свисало на пол.

Я вернулась в Париж с Пишну на руках.

Мама Ольга хотела, чтобы я прочла сценарий «Колино Задери-Рубашку» — она находила его очень удачным. Автором была моя любимая Нина Компанеец, она же — режиссер, а заглавную роль должен был играть Франсис Юстер. Сниматься мне предстояло недолго, всего неделю: Ольга полагала, что это будет очень кстати после провала «Дон Жуана-73».

Я ворчала, что не хочу сниматься.

Лоран, как всегда, оптимистичный, жадный до новых впечатлений, заверил меня, что сниматься в Сарла, этом чудесном городе, будет просто замечательно. Он обещал показать мне во всей красе юго-запад Франции, с его самобытной кухней, с его замками, его пейзажами, так непохожими на виды Прованса… В общем, прочитав и ознакомившись, я одобрила и подписала.

В это же время Коринна Дессанж представила мне Жан-Пьера Элькаббака. Он непременно хотел, чтобы я участвовала в его телепередаче, очень серьезной и, как правило, посвященной политическим деятелям: «Актюэль-2».

У меня захватило дух!

Там надо было отвечать на вопросы четырех журналистов в течение часа, в прямом эфире. Риск был огромный, я начала умирать от страха за неделю до передачи и пришла в себя только неделю спустя — но я рискнула!

Ну что я в сущности теряла?

Зато могла кое-что найти!

Публика не знала подлинной Брижит. Сколько лет во мне видели очаровательную идиотку, которой я отнюдь не была. Пора было объяснить это всем!

И вот 9 апреля, ни жива ни мертва от волнения, я уселась напротив моих мучителей. Это были Клод Саррот, Рене Бержавель, Франсуа Нурисье и Люсьен Бодар. Жан-Пьер Элькаббак, выполнявший роль ведущего и арбитра, уселся за отдельным столиком, между мной и ими. Это было как в суде. Я старалась унять дрожь в руках, выдававшую мой панический страх. Мне надо было оставаться спокойной, уравновешенной, уверенной в себе, а между тем сердце у меня колотилось так, что было слышно в микрофон звукооператору. Из этого тяжкого испытания я вышла с победой, но совершенно без сил. Французы увидели, что я совсем не такая, какой они меня воображали. У меня час копались в кишках, заглянули в самые сокровенные уголки души, а я отвечала шутками, словесной эквилибристикой.