Фартовые деньги - Леонид Влодавец

Гоги ахнул: что делать, а? Честные, что ли, попались?! Вай мэ-э! И так растерялся, что даже не стал упираться, когда к нему подскочили два дяди в кожаных куртках и, что называется, «в одно касание» запихнули на заднее сиденье, но не гаишного «жигуленка», а его же собственного «Опеля». За руль уселся какой-то мужик, выскочивший из «Тойоты», и «Опель», круто развернувшись, переехал на другую сторону шоссе, оказавшись между «Тойотой» и «Нивой». А гаишник Малюгин быстренько юркнул в свои «Жигули» и газанул в сторону города. Только его и видели.

Сразу после этого 291-я статья за дачу взятки перестала быть для Дзобладзе серьезной проблемой. Он понял, что ему не угрожают ни штраф в размере от 200 до 500 минимальных размеров оплаты труда, ни лишение свободы на срок до трех лет, ни все прочие меры наказания, предусмотренные частью первой этой статьи. Потому что те, кто затащил его в машину, были вовсе не стражами закона, а совсем наоборот. Гоги угрожали теперь совсем иные меры воздействия, которые могли обойтись ему пребыванием в травматологическом отделении больницы сроком не менее одного месяца или бессрочным поселением на кладбище.

Дзобладзе почти моментально заполучил на руки стальные браслетки, а «соседи» по сиденью в один момент прошмонали карманы. Оружия у Гоги не было, и это, должно быть, позволило им сообщить тому, кто сел за руль:

— Все нормально. Зови шефа!

Водитель вылез, пробежался до «Тойоты», что-то негромко сказал в окошко, а затем оттуда неторопливо вышел человек в куртке-ветровке с поднятым капюшоном, хотя никакого дождя вроде бы не наблюдалось. Они с водителем влезли в машину. Человек в капюшоне сел на переднее сиденье спиной к Гоги, не показывая лица, и спросил низким, глухим голосом:

— Жить хочешь, кацо?

— Да… — пролепетал Гоги.

— У Вити Басмача в гостях бывал?

— Бывал, да… В офисе.

— А дома?

— Нет. Честное слово, не бывал! Может, Буня знает… — пробормотал Дзобладзе и тут же еще больше испугался: не надо это говорить было?

— Буня, это тот, с кем ты по телефону разговаривал?

— Да… — внутри горячего южного организма Гоги словно бы полярный лед образовался. Они разговор по телефону подслушивали! Ой, какие люди, а?!

— Буню в лицо знаешь?

— Да-а… И он меня знает тоже.

— Вот и хорошо. Проводишь нас туда, понял?

— Там охрана есть…

— Ничего, мы договоримся. Нам нужно, чтоб ты им в «глазок» показался, — и все. Понял?

Дзобладзе все понял и совсем похолодел. Они на его машине подъедут к офису, покажут его в «глазок», охранники откроют — их убьют. Потом они возьмут живым Буню, тот привезет их к Вите — и Витина охрана тоже будет захвачена врасплох. А потом Гоги тоже убьют — он лишний. Все, пропал…

— Да, вот что! — словно бы припомнив что-то, произнес человек в капюшоне. — Ты Буне докладывал, что к тебе в Самсоново кто-то приезжал на «Чероки», верно? Выяснил, кто?

— Это не ко мне! — заторопился Дзобладзе. — Они на горку поехали, где коровники стоят. Недостроенные.

— Точно?

— Да! — убежденно произнес Гоги. — Я туда поднимался, они там, мамой клянусь! Может, конечно, уже уехали…

— Что делали, не видел?

— Нет, я только фонарики видел в окно. Ничего больше!

— Интересно… Заедем посмотрим! — Человек в капюшоне вылез из «Опеля» и вновь пересел в «Тойоту». Сразу после этого «Тойота» сорвалась с места и понеслась вперед, за ней заторопился «Опель», а «Нива» пошла замыкающей, Гоги поник головой и шептал про себя грузинские молитвы…

…Механик тоже обратился к Всевышнему, но не с мольбой, а с благодарностью. Пятый мешок благополучно подняли и перетащили по проходу к колодцу. Поднять их из колодца наверх было сущей ерундой, по крайней мере, по сравнению с уже проделанной операцией. Главное, с тем самым пятым мешком ничего не случилось. Теперь Олег был почти полностью убежден, что все пройдет без сучка и без задоринки. И правда, оставалось всего ничего — вытащить из ямы самого Еремина. Вот тут, казалось бы, и посомневаться — а ну, как бойцы Ларева, не беря особого греха на душу, просто позабудут его тут?! В конце концов, главное, что было нужно Лареву — клад Федьки Бузуна, — Механик уже отдал. А в вопросе с Клобуком его помощь может и не потребоваться. Киллеров-то в России полно… Мог ведь Ларев насчет этого Клобука сказать просто так, чтоб Механик считал, будто он еще и после передачи клада понадобится? Вполне мог.

Все эти вполне рациональные мысли стали приходить к Механику после того, как мешок скрылся в жерле наклонной трубы и потекли долгие минуты ожидания. Вот опять захрустел и зашуршал полиэтилен — мешок поволокли к колодцу. Этот шум удалился, откуда-то издалека донеслись неясные голоса, то ли обсуждали что-то, то ли ругались — фиг поймешь! Пора бы, однако, и вернуться. В конце концов вытащить из ямы Механика, в котором, наверное, поменьше веса, чем в последнем мешке, — задача несложная. Если, конечно, его действительно собираются вытаскивать.

Механик помнил, что на полный цикл подъема и перетаскивания мешков уходило от 15 до 20 минут — замерял от скуки. Казалось бы, маленький мешок можно было перетащить побыстрее, однако время уже подходило к максимуму — 20 минутам, а никто к наклонной трубе не возвращался. Правда, голоса, звуки которых все еще доносились до ушей Олега, вселяли в него кое-какую надежду. Если базарят, значит, еще не ушли. Может, мешок застрял или кто-то из бойцов какую-нибудь производственную травму получил… Еремин придумывал себе в утешение различные оправдания промедлению бойцов, однако одновременно начинал задумываться и над тем, сможет ли он в случае чего сам по себе выкарабкаться отсюда, из железобетонного мешка пятиметровой глубины.

Пошла двадцать пятая минута с момента начала подъема пятого мешка, а к трубе никто не возвращался. Разговоры слышались по-прежнему, но заодно Механик, при всей своей глухоте, расслышал и еще какие-то звуки, которые его очень огорчили. Похоже, знаменские братки начали крутить лебедку и поднимать мешки из канализационного люка к «Чероки». А это означало, что худшие предположения Олега оправдались и его судьба теперь мало интересует ларевцев. Ох, какая же дикая ярость охватила Механика! Опять кому-то показалось, будто его жизнь и чаяния — ерунда мелкая, а сам он — лох доверчивый, которого грех не кинуть…

Впрочем, таково было только личное мнение Еремина. На самом деле знаменские братки получили от Ларева четкий и однозначный приказ: самим сдохнуть, но привезти Механика живым. И нарушать этот приказ они вовсе не собирались. Просто обстоятельства сложились крайне неудачно.

Не зря Механик предупреждал своих помощников, чтоб они протаскивали мешок подальше, а не бросали его прямо под колодцем, чтоб не загромождать пространство под люком. Первые два мешка бойцы протащили именно так, как требовал Еремин, — то есть запихнули их в продолжение коллектора, уводившее к другим коровникам. Третий мешок они поленились наклонить и привалить поплотнее к двум предыдущим, а четвертый просто поставили рядом с ним и пошли за пятым. Когда они притащили этот самый пятый мешок, который, как уже неоднократно упоминалось, был намного легче других, то с размаху бросили его прямо под самым люком.

Вот тут и получилось то, что прозорливо предрекал Механик. Четвертый мешок, у которого, как выяснилось, более тяжелые предметы лежали в верхней части (то есть ближе к горловине), от легкого сотрясения при падении пятого мешка потерял равновесие и повалился на пятый мешок, заперев своей горловиной выход из трубы в колодец канализационного люка. А третий мешок после падения четвертого тоже грохнулся, но уже поперек трубы, причем так неудачно, что одновременно и придавил нижнюю часть четвертого мешка, и уперся боком в первый и второй мешки.

Ситуация получилась дурацкая, но от этого не менее сложная. Братки оказались запертыми в трубе коллектора и сильно растерялись, особенно поначалу. Наверное, им нужно было срочно возвращаться к наклонной трубе, вытаскивать Механика из ямы, и он наверняка сумел бы придумать, как выйти из этого идиотского положения.

НЕСМЕШНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ДУРАЦКОЙ СИТУАЦИИ

Однако у братков взыграл стыд и самолюбие. Ведь предупреждали же их, что так может получиться! И получилось именно так, как предупреждали. Сознание того, что сейчас они вытащат Механика и он увидит, что они напортачили, а затем, соответственно, пристыдит их, разгильдяев, по делу, не радовало. Не убьет, не изобьет до смерти, а просто скажет, например, что у них, знаменских, руки не из того места растут. И будет по всем статьям прав, а они не смогут, хотя бы внутренне, эту правду опровергнуть. Только и всего!

Но русскому человеку, между прочим, гораздо проще сдохнуть, чем признать себя неправым — такова жизнь. Особенно если его загодя предупреждали, чего делать не следует. Не так стыдно упасть мордой в коровью лепешку, как после этого посмотреть в глаза человеку, который тебе загодя предлагал под ноги смотреть.