Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха - Франсуа Керсоди

Все так и было, но они ничего не посмели сказать, а их шеф большей частью лишь вторил своему хозяину. Сменивший украшенную бриллиантами зеленую пижаму на увешанный наградами белый мундир, маршал был явно доволен тем, что на сей раз мог салютовать саблей и размахивать оливковой ветвью. Благодаря своим дипломатическим способностям и своему ценному посреднику он надеялся добиться пассивности, то есть по сути пособничества британских властей[284], пока вермахт будет окончательно решать польский вопрос. С детской радостью Геринг показал Далерусу свои карты, где были обозначены исходные позиции немецких войск вдоль восточных границ рейха. Но при этом не посчитал нужным сообщить, что фюрер только что назначил дату начала боевых действий: 1 сентября…

Вернувшись в Берлин, Далерус направился в посольство Швеции, чтобы проинформировать посла Арвида Рикерта о своих действиях: это было самое меньшее, что мог сделать шведский гражданин, исполнивший столь необычную роль на международной арене. После этого он вернулся в посольство Великобритании, где уже приступили к переводу на немецкий язык английской ноты, которую вечером должен был вручить рейхсканцлеру посол Гендерсон. В четверть второго ночи 29 августа Далерусу позвонил один из адъютантов Геринга: маршал передавал шведскому другу, что ответом англичан «в высшей степени удовлетворен и есть надежда, что угроза войны миновала», и просил его прибыть к нему в 10 часов 50 минут утра. Это было венцом отчаянных усилий, продлившихся пять дней и четыре ночи. Казалось, мир был спасен.

Итак, 29 августа около 11 часов Далерус снова прибыл на Лейпцигерплац, где встретился с сиявшим от радости Герингом. Позже он рассказал: «Забыв все правила протокола, Геринг бросился ко мне, горячо пожал мне руку и воскликнул: “Будет мир! Мы сохранили мир!” Он теперь полагал, что лед растаял, что проблемы с Польшей не повлияют на перспективы заключения соглашения между Англией и Германией». Именно в это готовы были поверить и британцы, мечтавшие, чтобы польское дело было закрыто… Во второй половине дня Далерус вернулся в посольство Великобритании, где царила столь же оптимистичная обстановка. Но там он впервые встретился с послом Гендерсоном, который уже накопил опыт общения с нацистами и теперь совсем не разделял всеобщего энтузиазма. «Гендерсон сказал, – вспоминал Далерус, – что слову Гитлера нельзя верить ни в коем случае. […] Тогда я спросил его, как он относится к Герингу. Он ответил, что не видит разницы между ним и Гитлером, Риббентропом и всеми остальными членами немецкого руководства. Он также полагал, что с Герингом надо вести себя крайне осмотрительно. Он сказал, что следует внимательно следить за его поступками и трезво относиться к его словам. Когда я спросил его прямо, обманывал ли его уже Геринг, Гендерсон без раздумий категорично ответил: “Бессчетное число раз”». Продолжение разговора оказалось столь же неутешительно. «Гендерсон признался мне, – рассказывал Далерус, – что вечером должен снова увидеться с Гитлером, чтобы получить от него ответ на британскую ноту. И что, хотя с оптимизмом расценивает результаты последней встречи с Гитлером, не может подавить в себе сильное недоверие и некое неприятное ощущение при мысли о предстоящей встрече».

Это было очень показательное ощущение: в 19 часов 15 минут Гендерсон вновь оказался в рейхсканцелярии, и там Гитлер вручил ему ответ на британскую ноту. Он начинался с уже привычного изложения необходимости возвращения Германии Данцига и «польского коридора», а дальше говорилось, что Германия не может более разделять точку зрения Англии о достижении решения путем прямых переговоров с Польшей, тем не менее – «исключительно» для того, чтобы не портить отношения с английским правительством, и в интересах англо-германской дружбы – готова «принять предложение Англии и вступить в прямые переговоры» с Польшей. «Я внимательно читал ноту, – вспоминал Гендерсон, – а в это время Гитлер и Риббентроп наблюдали за мной. […] Я не сделал ни одного комментария, пока не дошел до последнего параграфа, где говорилось следующее: “Правительство Германии охотно принимает предложение правительства Британии о посредничестве в организации приезда в Берлин польского представителя, наделенного полномочиями. Оно рассчитывает, что это лицо прибудет в среду, 30 августа 1939 года”[285]. Я сказал его превосходительству, что это походит на ультиматум, но Гитлер и Риббентроп стали упорно это отрицать». Это походило на повторение Берхтесгаденского ультиматума и Годесбергского меморандума. Так оно и было на самом деле, а Гитлер явно делал упор на участии британцев в его прямых переговорах с поляками, которым намеревался оказать точно такой же прием, как за год до этого австрийскому канцлеру Шушнигу и президенту Чехословакии Гахе! Осознав это, посол Гендерсон «бурно возражал», и конец встречи превратился в бескомпромиссную дискуссию…

И снова завертелась все та же карусель: поздно ночью 29 августа Геринг пригласил Далеруса к себе домой и рассказал ему о «неблагоприятном течении» только что закончившейся встречи Гитлера и Риббентропа с Гендерсоном, хотя немецкие предложения считал очень разумными: в них выражалась просьба немедленно организовать приезд польского полномочного представителя ради скорейшего урегулирования вопроса. Однако поляки повели себя высокомерно, поскольку у них есть гарантии Лондона. Кстати, поляки только что убили пятерых немцев, которые попытались перебежать в рейх. А это совершенно неприемлемо. Поэтому вермахт готов образумить поляков… Помахав кнутом, Геринг показал пряник: несмотря на «нетерпимые провокации», сказал он, фюрер намерен на следующий день сделать полякам великодушные предложения, по которым к Германии отойдет Данциг, а будущее коридора определится путем плебисцита «под международным контролем». Когда Далерус спросил, на каких территориях будет проводиться плебисцит, Геринг вырвал страницу из старого атласа и красным карандашом обвел на ней «немецкую» и «польскую» зоны. Результат поразил Далеруса: огромный кусок польской территории между Померанией и Силезией отошел Германии, а Польша оказывалась в огромных тисках, простиравшихся от Карпат до литовской границы. В конце беседы Геринг попросил Далеруса снова отправиться в Лондон и проинформировать британские власти о том, что фюрер разрабатывает самые великодушные предложения в отношении Польши. И в 2 часа ночи 30 августа собеседники расстались.

Не знавшего усталости Далеруса спустя три часа отвезли на военный аэродром и посадили в «Юнкерс-52», который сразу же вылетел в направлении Лондона. Когда Далерус приземлился в Хестоне в 9 часов 20 минут, его тайно доставили в Форин-офис; там шведа принял сэр Александр Кадоган, который сопроводил «курьера» на Даунинг-стрит. Далерус показал Чемберлену, Галифаксу и сэру Горасу Вильсону страницу из атласа с обозначенными красным карандашом новыми границами и рассказал о «великодушном предложении», которое намеревался сделать Гитлер полякам. Несмотря на явную схожесть этого предложения с требованиями, которые Гитлер выдвигал раньше, начиная с Годесберга и до Мюнхена, на явную подозрительность такого акта, британские руководители остались пленниками своей политики умиротворения. Лорд Галифакс во второй половине дня отправил телеграмму в Варшаву с просьбой к польскому правительству воздержаться от всяких притеснений немецкого меньшинства населения и от любой провокации в отношении Германии. Больше того, он затем поручил своему послу сообщить полковнику Беку: британское правительство верит в то, что он готов начать прямые переговоры с Германией. Опасаясь, очевидно, падения своего авторитета в глазах сограждан, британские министры в разговоре с Далерусом выразили надежду на то, что германо-польские переговоры пройдут вне пределов Германии, желательно в какой-нибудь нейтральной стране. Не мог ли он добиться этого от своего высокопоставленного друга Германа Геринга? «После этого, – вспоминал Далерус, – я позвонил Герингу и предложил, чтобы представители Польши и Германии встретились за пределами Германии. Геринг разозлился и сухо ответил: “Какая глупость! Переговоры должны пройти в Берлине, потому что здесь находится канцлер. Я не понимаю, что может помешать полякам прислать полномочных представителей в Берлин”». Оставалось лишь согласиться с этим, и в 19 часов Далерус отправился в обратный путь…