Франкенштейн. Подлинная история знаменитого пари - Перси Биши Шелли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свет нескольких факелов блеснул сквозь щель хижины. Оставив добычу, противник Обрия вскочил, бросился к двери, и через минуту уже не было слышно шума ветвей, которые он раздвигал в своем беге. Буря утихла, и люди, проходившие близ хижины, скоро различили стон Обрия, лежавшего неподвижно. Они вошли; свет факелов упал на грязные стены и неопрятный соломенный потолок. По просьбе очнувшегося Обрия крестьяне пошли найти ту, которая привлекла его своим криком; он снова остался среди мрака; но каков же был его ужас, когда факелы снова осветили хижину, пришельцы внесли бездыханный труп – и он узнал небесные черты своей Ианфы! Бледность покрывала ее черты; на лице ее застыло странное спокойное выражение: оно казалось почти так же привлекательно, как и жизнь, игравшая на нем прежде. На груди и шее ее виднелась кровь, а на горле выделялись следы зубов, разрезавших вену. Пораженные внезапным ужасом, крестьяне указывали на эти знаки и шептали: «Вампир, вампир!» Тотчас были приготовлены носилки, и Обрия положили рядом с той, которая еще недавно была для него предметом многих светлых и чарующих видений, померкших теперь вместе с поблекшим цветом ее жизни. Мысли его смешались; мозг замер в оцепенении, казалось, избегая сознания и отыскивая спокойствие в удалении всех мыслей. Не сознавая, Обрий сжимал в руке кинжал странной формы, найденный в хижине. Вскоре они встретились с остальными селянами, отправившимися на поиски Ианфы, о которой сильно беспокоились ее родители. Их невеселые возгласы по мере приближения к городу предупредили родителей об ужасном происшествии – описать их отчаяние невозможно, но, узнав причину смерти Ианфы, они укоризненно глядели на Обрия и указывали на труп. Горе их было безутешно, и скоро они упокоились в могиле.
Обрия уложили в постель; у него был сильный жар, и он бредил; в бреду он произносил имена лорда Ротвена и Ианфы и по какому-то безотчетному соединению мыслей, казалось, просил у своего бывшего товарища пощады для любимого существа. Иногда он проклинал его, называя его убийцей Ианфы.
По случайности в то время лорд Ротвен находился в Афинах. И каковы бы ни были причины, двигавшие им, распутный лорд, узнав о состоянии Обрия, немедленно переехал к нему в дом и стал ухаживать за больным. Придя в сознание, Обрий содрогнулся от ужаса при виде того, чей образ теперь соединялся для него с образом вампира, но лорд Ротвен ласковыми словами, изъявляя почти раскаяние в ошибке, послужившей причиной их расставания, а более всего вниманием и заботой, оказываемыми выздоравливающему, скоро помирил его с собою. Казалось, лорд совершенно переменился; он уже не походил на то бесчувственное существо, которое так удивляло Обрия, но как только он начал быстро поправляться, с лордом произошла обратная перемена, и вскоре Обрий наблюдал его прежнего. Иногда он с удивлением замечал внимательный взгляд лорда и видел на его губах улыбку злобного удовольствия. Обрий не знал почему, но эта улыбка врезывалась ему в сердце. В последние дни выздоровления было заметно, что лорд Ротвен все чаще обращает взор к волнам, вздымаемым легкими, прохладными ветрами на спокойной поверхности вод; он все чаще поднимал глаза к небу и звездам, обращающимся вокруг нашего мира; казалось, он желал укрыться от всех взоров.
Дух Обрия был сильно потрясен, и быстрая подвижность, живость ума, некогда его отличавшая, казалось, навсегда исчезла. Он, как и лорд Ротвен, полюбил молчаливое уединение. Но как он ни стремился к одиночеству, он не мог найти его в Афинах; среди руин, прежде им посещаемых, его преследовал образ Ианфы; стоило ему углубиться в рощу, и она легкими шагами мелькала в кустах, собирая скромные фиалки… она внезапно поворачивала голову, и расстроенное воображение рисовало ему ее бледное лицо, окровавленную шею и слабую улыбку. Он решил бежать из этих мест, где каждый камень будил в его душе столь горькие воспоминания. И он предложил лорду Ротвену, которому считал себя обязанным за заботу и уход во время болезни, ехать в те страны Греции, где они оба еще не были.
Они с поспешностью проезжали по местам, связанным с историческими преданиями, и, казалось, наблюдаемые предметы не привлекали их внимания. Им часто приходилось слышать о разбойниках, но постепенно они начали забывать о предосторожностях, полагая, что проводники, говорившие им об этом, хотели только воспользоваться их щедростью, навязывая свою защиту от вымышленных опасностей. И так, не внимая предостережениям, они отправились однажды, взяв с собой несколько местных жителей – более для указания дороги, чем для защиты. Но, въехав в горловину одной узкой теснины, где между огромных валунов, обрушившихся с обступивших их гор, бежал ручеек, они имели причины раскаиваться в своей небрежности. Находясь уже в теснине со своими проводниками, они были вынуждены остановиться, встреченные свистом пуль, пролетевших над головами, и громовым залпом нескольких ружей. Проводники в тот же момент бросили их и, скрывшись за камнями, начали стрелять в направлении, откуда раздались выстрелы. Лорд Ротвен и Обрий, следуя их примеру, также укрылись в одной из расселин; но, устыдившись того, что их удерживают разбойники, слыша их оскорбительные выкрики и предвидя неизбежную погибель, если кому-то из разбойников удастся обойти их с тыла, они решили броситься вперед на неприятеля. Едва они успели выскочить из-за выступа, защищавшего их, как лорд Ротвен упал, раненный пулей в плечо. Обрий поспешил на помощь к нему, забыв о сражении и об угрожавшей ему опасности; он был удивлен, увидев вокруг лица разбойников: проводники, видя, как упал лорд Ротвен, сложили оружие и сдались.
Обещая значительный выкуп, Обрий убедил разбойников отнести своего раненого друга в ближайшую хижину; условившись о сумме, они отправили одного из своих товарищей в город за деньгами, Обрия же оставили в покое, охраняя только вход в хижину. Силы быстро оставляли лорда Ротвена; через два дня у него началась гангрена, и смерть уже стояла у него в изголовье. Его обращение и внешний облик нисколько не изменились при этом; казалось, он так же нечувствителен к боли, как и ко всем предметам, его окружающим. Однако к исходу последнего вечера в нем стало заметно беспокойство, и его глаза часто внимательно устремлялись
