Забвению неподвластно - Александра Торн

Ноги больше не держали Джейд. Она упала на кровать, чувствуя себя старой и опустошенной.

— Где он?

— Доктор Адельман сказал, что займется всем сам, пока вы не почувствуете себя лучше.

Лучше! Ей хотелось рвать на себе волосы, раздирать одежду… Она хотела умереть. Джейд прижала ладонь ко рту, сдерживая рвущийся наружу крик. Дункан погиб. Она видела, как это произошло, и оказалась бессильной помочь ему, спасти его. Как ей теперь жить? Как она сможет дальше жить?

— Вы побудете одна, пока я посмотрю, кто приехал? — спросила Дулси.

Джейд не слышала ни ее вопроса, ни звонка дверного колокольчика. Где-то внутри рождался крик отчаяния. Он рос, переполнял ее и, наконец, вырвался наружу. Внутренняя боль была настолько сильна, что заслонила собой все — даже слезы.

— Нет, Господи! Только не Дункан! — стонала она. Почему у нее не хватило смелости броситься в огонь и сгореть вместе с ним? Без него жизнь не имеет смысла!

Она дотянулась и взяла его подушку, прижала ее к лицу и утонула в ее глубине. Подушка сохраняла запах Дункана. Он клал свою голову на нее всего две ночи назад. Джейд закрыла глаза, сдерживая слезы, поскольку знала, что, начав рыдать, уже не успокоится.

Вновь открыв их, она увидела Габриэля Нотсэвэя около своей кровати, словно материализовавшегося из воздуха. С тех пор, как они виделись в прошлый раз, Гейб постарел, казалось, лет на десять. На лице появились новые морщины, а плечи поникли, словно под тяжестью непосильной ноши.

— Вы уже все знаете? — Джейд с трудом узнала собственный севший голос.

— Что-то разбудило меня прошлой ночью. Мне показалось, что это был голос Дункана, который прощался со мной. Он также попросил меня приехать к вам.

Гейб присел на край кровати и протянул к ней руки.

— Поплачь со мной. Нам обоим станет легче.

Она рухнула ему в объятия, чувствуя, как сотрясается его тело, ощущая на своем лице горькие мужские слезы. Ее агонизирующий вскрик, затем другой эхом отозвались по всему дому. Они рождались в самом сердце Джейд. Слезы вырвались наружу. Она рыдала так, как никогда в жизни, а Гейб мягко сжимал ее хрупкое тело, которое колотила крупная дрожь.

Временами она обвиняла Бога. Временами умоляла Его возвратить ей Дункана. Она кусала губы, и кровь смешивалась со слезами. Если бы Гейб не поддерживал и не успокаивал ее, Джейд сошла бы с ума. Но он не оставлял ее, пока первый приступ отчаяния не схлынул.

В то время как ее душа билась в конвульсиях, солнце успело дойти до западного горизонта. Она почувствовала себя омытой слезами, почти очищенной, словно прошла через огонь.

Наконец Джейд смогла оторваться от успокаивающих рук Гейба и упала навзничь на кровать, не в силах даже сидеть.

— Вам лучше? — спросил он.

— Нет. Мне теперь никогда не станет лучше.

— Вы в силах рассказать о том, то произошло?

— Да. Нет. Ох, я не знаю! — Она обвела комнату пустыми глазами. — Мне кажется, что нужно умыться и переодеться.

— Если только вам будет от этого лучше. Скоро придет доктор Адельман. Кстати, вы что-нибудь ели сегодня?

Она сделала отрицательный жест. От одной только мысли о еде ее желудок, казалось, поднялся к самому горлу.

— Ничего не надо. Я не хочу есть.

Он не обратил внимания на ее слова:

— Беременным женщинам необходимо питаться регулярно. Я попрошу Дулси что-нибудь приготовить.

— Откуда вы узнали о ребенке?

— Мне сказала Дулси. Она очень о вас беспокоится. И доктор Адельман тоже. Он просил ее не оставлять вас до его прихода.

Когда Гейб ушел на кухню, Джейд встала с постели. Ноги подгибались, и ей приходилось, как инвалиду, хвататься за мебель. Но она все-таки добралась до ванной. Она посмотрела на висящую одежду, не в состоянии сделать самое простое умственное усилие — выбрать платье. В какой-то мере выбор одежды предполагал, что жизнь продолжается. Жизнь без Дункана.

Нет! Прошу тебя, Господи, нет!

В конце концов она сняла с вешалки голубой шелковый халат, надела его и подошла к умывальнику. Из зеркала на нее глядело распухшее от слез бледное лицо — лицо незнакомки. Теперь она знала, как будет выглядеть в старости. В старости? О, небо, хватит ли у нее мужества жить так долго, когда Дункана нет? Она опять почувствовала, что плачет, думая о том, как будет растить их ребенка без него.

Через несколько минут, все еще пошатываясь, она вышла в гостиную в поисках Гейба. Он стоял у окна и смотрел наружу.

Она проследила за его взглядом и наткнулась на обгоревший остов студии. Джейд всхлипнула и отвернулась.

— Пожалуйста, закройте шторы.

Габриэль извинился.

— Я должен был сделать это сразу же, как вы вошли.

В этот момент в комнату вошла Дулси с подносом:

— Я принесла вам самое легкое — только тосты и чай. Если вам захочется чего-то еще, позвоните мне на кухню.

Она поставила поднос на кофейный столик и вышла из комнаты.

Джейд была благодарна Гейбу за то, что он молчал, пока они ели. Она заставила себя проглотить несколько тостов и запить их чаем — только ради ребенка. Когда она закончила есть, то была готова встретить миллион проблем, связанных со внезапной смертью Дункана. Она встала и прошлась по комнате более уверенно, чувствуя тяжесть в желудке, а затем достала из ящика конторки ручку и блокнот.

— Нам нужно составить несколько списков и разработать план.

— Вы достаточно хорошо себя для этого чувствуете?

— Нет. Но если я не буду хоть что-то делать, то свихнусь.

Гейб выразил понимание кивком головы:

— Значит, будем составлять план.

За время разговора с Гейбом Джейд освоилась со своей скорбью, с приливами и отливами отчаяния. Запасы слез казались неиссякаемыми, и она тратила их с щедростью транжиры: расписывала обязанности — и рыдала, составляла списки — и рыдала.

Гейб вызвался съездить утром в город, чтобы организовать похороны Дункана и привезти на обратном пути от ветеринара Блэкджека. Джейд останется на ранчо, чтобы обзвонить друзей и написать некрологи для «Санта-Фе нью-мексикэн» и «Нью-Йорк тайме».

В семь вечера Дулси включила свет в комнате и унесла поднос. В восемь прибыл доктор Адельман. Он выразил Джейд свои соболезнования и передал таблетки со снотворным. В девять Гейб сказал, что на сегодня хватит.

— Я знаю, что вы устали, но не ложитесь еще спать, — попросила Джейд. — Я не могу оставаться одна.

— И я тоже, — ответил он.

— Не хотите стаканчик шерри?

Он улыбнулся, впервые с тех пор, как приехал на ранчо:

— Разве вы не знаете, что предлагать индейцу выпить запрещено законом?

Она покачала головой.

— Это глупый закон, — сказал Гейб. — Мы с женой всегда выпивали за обедом, когда я был в Иеле.