Певец из Кастагвардии - Джейн Уэлч

– Я не знаю, что делать, – жалобно сообщила она.

– Промой рану, – приказал Каспар. – Все время ее промывай и меняй воду.

С двух сторон юношу грели Трог и волчонок. Вскоре он провалился в беспокойный полусон. Голова у него была тяжелая, как у пьяного. Урсула все ходила туда-сюда. Она промыла рану несколько раз, и прикосновение ее рук удивило Каспара. Он думал, прикосновение будет нежным и чувственным – но руки девушки оказались неуверенными, как будто она не привыкла трогать других людей. Промывая рану, она напевала, чтобы успокоить себя саму. Каспар и не ожидал от ее голоса с сильным ориаксийским акцентом, что в песне он окажется таким красивым и мелодичным.

Урсула напевала низким и негромким голосом, а волчонок тем временем принялся вылизывать Каспару раны. Песня успокаивала и усыпляла.

Мог ли подумать Каспар, что рана причинит ему столько беспокойства? Он и раньше бывал ранен, даже довольно часто; тело его хранило шрамы от ножей, мечей, даже один след от арбалетного болта. В Торра-Альте следы ран всегда были чем-то вроде предмета гордости. Вот Халь, например, демонстрировал свои шрамы на каждом шагу – в особенности след от меча на скуле и руку, на которой не хватало пальца. Но никто не мог сравниться по количеству шрамов с Кеовульфом, хотя тот вовсе не стремился ими похвастаться – разве что когда хотел поставить Халя на место.

Каспар отстраненно подумал, будет ли у него шанс показать кому-нибудь след от волчьих зубов на колене. Сейчас колено горело так, будто его терзала тысяча волков. Стоило юноше закрыть глаза – и он снова оказывался в темноте, окруженный страшными зверями.

Каспар открыл глаза. Вокруг было куда темнее, и он догадался, что задремал под пение Урсулы. Однако сон не восстановил его сил – напротив, юноша чувствовал себя хуже прежнего. Рана все кровоточила, и он подумал, что так и умрет здесь, если ничего не предпримет.

– Он скоро придет, – уверенно сообщила Урсула, шагая взад-вперед. – Он же сказал, что придет.

Она помолчала, глядя наружу, потом задумчиво перевела взгляд на лук Каспара и наклонилась взять его. Каспар подумал, уж не приходилось ли Урсуле за время жизни в рабстве выходить на гладиаторскую арену. Он слышал, что есть негодяи, которым нравится, когда женщины сражаются. Может быть, Урсула знает, как обращаться с луком? Но девушка непонимающе смотрела на изогнутый кусок дерева в своих руках, повернула его то так, то сяк. Потом с интересом принялась разглядывать стрелу. Каспару она напомнила торра-альтанских новобранцев.

Урсула осторожно положила лук на прежнее место.

– Перрен скоро придет.

Каспар был слишком слаб, чтобы покачать головой.

Наконец лоскуток неба, видневшийся через вход в пещеру, совсем потемнел. Вечерний воздух был темно-лиловым. В вышине слабо поблескивала звезда.

– Волки, – прошептал Каспар одними губами. Он знал, что звери не замедлят явиться. Зубы его застучали.

Урсула подоткнула меховой плащ, накрывавший его. Каспар почему-то страшно мерз, хотя все его потное тело горело огнем.

– Ты очень горячий, – испугалась Урсула. – И они скоро придут… Я же не могу всякий раз призывать великих богов. Они гневаются на меня за мои проступки.

Каспар беспомощно смотрел в ее искаженное страхом лицо.

– Мне холодно.

Собственный голос показался ему тонким и слабым.

Урсула погладила его по руке. Каспар продолжал трястись в ознобе, и девушка нырнула к нему под плащ и обвила его своим телом. Урсула обнимала его, согревая собой, – но совсем не так, как он ожидал. Объятия ее были не материнскими и не чувственными, скорее напоминая о прижавшемся к взрослому маленьком ребенке. Урсула положила голову ему на грудь, и Каспар вскоре понял, что она плачет. На него капали теплые слезы, но юноша был слишком слаб, чтобы утешить ее или хотя бы расспросить.

Урсула казалась такой несчастной и испуганной, но все равно ее близость придавала ему сил. Долгие часы ожидания тянулись бесконечно, и Каспар отстраненно мечтал, чтобы это Май так лежала рядом с ним, головой у него на груди, и просила быть с ней этой ночью. Одолеваемый мыслями о Май, он нашел силы обнять Урсулу, крепче прижимая к себе. Она была теплой, с шелковистой кожей, и с ней было лучше, чем одному.

И тут наконец они услышали голос.

– Скорее! Ну же, что вы копаетесь, скорее!

Из груди Каспара вырвался вздох облегчения. Он ни за что бы не подумал, что звук этого писклявого голоса может его обрадовать – но это было так!

– Мы не копаемся, – отвечал другой голос, низкий и медленный.

В поле зрения появился Перрен собственной персоной.

– Смотрите, конь! – заверещал Папоротник. – Они здесь! Мы их нашли! Я вам говорил, что они здесь!

– Ничего подобного ты не говорил, – пророкотал Перрен.

– То, что конь здесь, еще не доказательство, – добавил голос Нейта.

Трог зарычал было при их приближении, но вскоре узнал своих и бросился им навстречу. Впрочем, он тут же вернулся и снова улегся рядом с Каспаром. Четыре темных силуэта возникли на пороге пещеры, и юноша с облегчением увидел, что Лана, цела и невредима, сидит у Перрена на руках.

– Чего это ты тут нежишься с Урсулой? – возмущенно завопил Папоротник. – Благородный Огнебой ранен, а ты…

– Я знала, что вы придете, – с тихой гордостью сказала Урсула, будто возвращение друзей вернуло ее веру в жизнь. – Я сразу так и сказала. Мастер Спар мне не верил, но я знала.

Нейт забрал у Перрена свою сестренку и с отвращением взглянул на Каспара.

– Понятно, она же рабыня. Она не могла тебе отказать. – Мне было холодно, – чуть слышно отозвался Каспар, не имея ни сил, ни желания оправдываться.

– Ты же до сих пор ничего не сделал для своего коня! – продолжал возмущаться Папоротник. – Ничего! Я просто поверить не могу! Валяется как ни в чем не бывало, обнимается с девушкой и собаками… Собаки и девушки, вот и все, о чем думают такие, как ты!

– Я в самом деле не мог, – начал было Каспар, но понял, что оправдывается перед лёсиком, и вовремя оборвал себя. – Папоротник, пойди и промой Огнебою раны. Слава Матери, что вы нас нашли.

– Ага, я тебе все-таки нужен! Я могу сделать что-то, что другие не могут. Теперь ты это понял! – приосанился Папоротник, бросая на Нейта гордый взгляд. – Во мне нуждаются, вот так! А ты всего-навсего предатель и убийца. Надо было оставить тебя волкам. Но пойду-ка я займусь конем; кроме меня, это никто не может сделать.

Огнебой вскоре слегка поубавил гордость Папоротника, хорошенько лягнув его; но на худой конец лёсику удалось хотя бы расседлать коня и принести седельные сумки. Там не было никакой еды, зато лежали лекарства. Правда, никто не знал, как их применять, кроме того же Папоротника. Лёсик немедленно вытащил наружу листья кровяники и сунул их Каспару.