Современная датская новелла - Карен Бликсен

— Берт тоже когда-нибудь станет директором. Он преподает математику.

— Неужели? — говорит серьезно Эрлинг. — Чрезвычайно интересно.

— Действительно, — вставляет Маргрет, и Эрлинг понимает, что она как бы извиняется за него. Он съедает три порции клубничного мороженого. Трине спит на диване в гостиной.

Маргрет помогает Сью вымыть посуду. Дома у меня не было настоящей подруги, и мать Эрлинга вечно вмешивалась во все.

— Сью, приезжай как-нибудь ко мне утром. Попьём кофе, поболтаем…

Кьелль заснул на диване. Эрлинг и хозяин дома сидят на свободной половине. Берт мурлычет какую-то мелодию и большими пальцами ног отбивает на полу такт.

— У вас есть тараканы? — спрашивает Маргрет в кухне.

— Нет. Мы как раз отчасти из-за этого и переехали.

Эрлинг, тихонько насвистывая несколько тактов, наклоняется вперед, перенося тяжесть тела на ступни, но остается сидеть. Берт откашливается.

— Вы жили в Гарлеме? — беспечно спрашивает Маргрет.

— В Бронксе.

— А мы живем на Семьдесят шестой улице.

Берт поднимает с пола журнал и бросает его на журнальный столик. Эрлинг рассматривает свои руки.

— Там полно пуэрториканцев, да? — говорит Сью.

— Ага, и… — Маргрет чуть было не сказала «негров». И словно заметив ее смущение, Сью говорит:

— Вам, наверное, очень хочется выбраться из города?

— Почему? Нам и там хорошо.

— Нью-Йорк — ужасный город. Ни за какие деньги я бы не согласилась жить там с маленькими детьми.

— Ну, не такой уж он скверный.

Сью пожимает плечами и улыбается:

— Вообще-то, конечно, этот город удивительный, потрясающе интересный. Но ты ведь знаешь, что испытывают родители.

Маргрет кивает.

Эрлинг откидывается на спинку. Я должен что-то сказать.

— Да, — произносит он, и хозяин дома мгновенно выпрямляется и выжидающе смотрит на него. — Да… так вот… да…

Ему кажется, что губы Берта кривятся в издевательской усмешке. Он ненавидит меня, без всякого сомнения. Но это, черт побери, несправедливо — я лично не сделал ему ничего плохого.

Эрлинг поспешно направляется в кухню.

— Знаешь, сколько уже времени? Нам пора домой. Мне завтра рано вставать.

— Разумеется, — отвечает Маргрет неожиданно приветливо, — мне тоже. И улыбается Сью.

О чем, интересно, эти двое здесь сплетничали?

Берт подвозит их на машине к метро.

— Жарко, — говорит Маргрет.

— Да, для сентября жарковато, — говорит Берт.

— У нас в Дании всегда прохладно, — говорит Маргрет.

— Иногда здесь в сентябре тоже бывает прохладно, а иногда жарко, — говорит Берт.

Эрлинг молчит. И не принимает участия в сердечном прощаний Маргрет с Бертом.

Дома они нарушают молчание, лишь уложив детей.

— Тебе не стыдно было так вести себя? — спрашивает Маргрет, не глядя на мужа.

— Стыдно? Это ему должно было быть стыдно! Нахал!

— Ты просто неподражаем.

— Зачем тогда было звать нас в гости?

— Эрлинг, если ты не хочешь вернуться домой, я уеду одна с детьми.

— И у кого ты будешь жить? У матери?

— Какой же ты противный.

Она плачет и чувствует, как его рука гладит ее по волосам, осторожно проводит по щеке. Рыдания усиливаются. Он кладет голову ей на грудь… Маргрет позволяет ему увести себя в комнату, где она ложится на пол, чтобы скрип дивана не разбудил детей. Эрлинг стоит над ней, расставив ноги.

— Посмотри, — говорит он, — видишь какой?

— Да-да. Ну иди же ко мне. Уже поздно.

Каждое утро они просыпаются слишком рано.

Когда он приходит в контору, рубашка на нем вся мокрая от пота. Однажды секретарша передает ему просьбу никуда не отлучаться, пока не придет вице-директор. У Эрлинга начинаются спазмы в желудке, к горлу подступает тошнота. Но ведь «брик-фикс» так хорошо продавался!

— Эрл, — говорит вице-директор и хлопает его по спине, — отличные новости, парень. С. X. решил вас повысить. Довольно орошать негритянские пригороды. С сегодняшнего дня вы получаете кабинет и одну машинистку на двоих. Добро пожаловать!

Эрлингу протягивают виски с содовой. Его охватывает ликование.

— Да, забыл сказать, — летит ему навстречу голос. — Вам увеличивают зарплату до семисот пятидесяти долларов в месяц. Теперь вы сможете перебраться в приличный район. Идите домой и расскажите жене. А потом я и моя жена ждем вас на коктейль в директорской столовой. В полшестого, о’кей?

Эрлинг на седьмом небе от счастья — никогда раньше вице-директор не спрашивал его согласия. В баре, откуда он собирался позвонить Маргрет, он бросает на стойку десятидолларовую бумажку, заказывает двойное виски и, стоя, выпивает его. Из подмышек обильно струится пот. Эрлинг пережидает, пока перестанет качаться пол, и выплывает на улицу: а мать-то считала, что из меня ничего не выйдет, ха! Скоро отца переплюну, черт бы меня побрал. И Бёрге я уже обскакал… А тот негр считал себя важной шишкой…

Тени здесь землисто-серые, но, если откинуть голову назад, глаза слепят солнечные блики, отражаемые от стекол верхних этажей; Эрлингу приходится прислониться к стене. Да, теперь старик будет сброшен с пьедестала, его дурачок-сын на всех парах делает карьеру… Эрлинг сворачивает за угол и тут же попадает в людской поток. Кругом рекламы новых фильмов — «Tease for two», «Sin around the world», «Sexy Susan», «A summer’s lust»[29]. Он глазеет на громадные груди изображенной на рекламном щите девицы: сквозь промокшую разорванную ткань блузки видны соски, рядом — обнаженный торс мужчины, он стоит над девицей, раздвинув ноги в сапогах для верховой езды, и замахивается плеткой. Мигают красные лампочки: «Playland + Fascination»[30], внутри в безжалостном неоновом свете видны сидящие в ряд существа, устало загоняющие шары в лузы, какая-то старуха опускает десятицентовик в щель автомата-гадалки, читает полученную карточку и исчезает, улыбаясь про себя. В тесной книжной лавке Эрлинг забивается в угол, стараясь унять возбуждение, — больно уж соблазнительны сотни грудей, глядящих на него с полок и столиков. Она была похожа на шлюху, и груди как зверушки, так обычно говорят, а ее муж — громадная жирная обезьяна, не быть ему никогда директором…

…В полудреме он набивает рот сандвичами, не замечая, что ест, и запивает их пивом… Он просыпается весь в поту в вагоне подземки — дьявольщина, проехал свою остановку, надо было взять такси. Теперь мы можем себе это позволить.

— Ты пьян, — говорит Маргрет, но, услышав новость, обнимает его и всхлипывает. — Просто не верится, — повторяет она раз за разом. — Послушай, дети сейчас у Бетти. Ее нянька собирается пойти с ними в Центральный парк. Пусть идут, а?

— Разумеется. Прекрасная мысль.

Маргрет бежит к соседке и вскоре возвращается с улыбкой на губах.

— Наша Трине, до чего она все-таки славная.

Маргрет увлекает Эрлинга в постель, и они просыпаются, только когда приходят домой дети.

В стеклянных башнях гудят солнечные колокола. Лифт возносится на сорок первый этаж. Маргрет смеется, Эрлинг легонько ее целует. Да, ей тоже есть чему радоваться — я спас ее от прозябания. Голова жены вице-директора чуть заметно подрагивает, в фиолетовых волосах — голубые искусственные цветы.

— Откровенно говоря, — говорит жена вице-директора, — разве существуют другие формы счастья, кроме полного забвения или крошечных успокаивающих пилюль?..

В другом конце комнаты Маргрет беседует с вице-директором. Она великолепна, моя Маргрет.

С высоты пятьдесят третьего этажа здания Американской радиокорпорации Манхеттен напоминает корабль. И мы поселимся так же высоко, когда разбогатеем. Бьющий в окна свет размывает очертания гигантских небоскребов, делая их невесомыми. Маленькая компания пригубливает напитки, под глухие удары контрабаса души собравшихся соединяются в одно целое. Внизу переливается огнями город, и лишь один квадрат остается темным — Центральный парк.

Прямо посередине стены — таракан. Маргрет замахивается туфлей. Шлеп! Вот тебе, дружок, секунду назад ты был еще жив, а сейчас уже мертв; такова жизнь… Да, надо признаться, это большое подспорье, что нянька берет детей гулять в парк…

Эрлинг врывается в комнату, высоко подняв руку с конвертом.

— Гляди, вот тебе дом. В субботу едем смотреть. Ну, что скажешь?

Белый дом на фотографии гораздо больше, чем у этого дурака Адельборга.

— А у нас хватит денег?

— Угу.

— А мне всегда казалось, что ты предпочитаешь жить в городе, в центре событий.

— Э, это я просто так говорил. Тогда ведь и не могло быть по-другому, верно?

— Мой большой сильный муж.

В субботу за ними на машине заезжает маклер по продаже недвижимости. Маргрет испытывает гордость за Эрлинга, видя, с каким почтением относится к нему маклер.