Полное собрание сочинений Св. Иоанна Златоуста в двенадцати томах. Том первый, книга первая.С предисловием А. П. Лопухина. - Иоанн Св.

13. Но чтобы мне не утомить слушателей перечислением каждаго и всех подобных страдальцев, ты отправься к смотрителю странноприимнаго дома и попроси его ввести тебя к лежащим там, чтобы увидеть всякаго рода страдания, странные виды недугов и разнообразныя причины уныния. Оттуда поди в темницу и, узнав все встречающееся в этом жилище, ступай в преддверия бань, где некоторые лежат нагими, употребляя вместо одежд и крова навоз и солому, постоянно терзаясь холодом, болезнию и голодом, умоляя прохожих одним своим видом, трясением тела и скрежетом сжимаемых зубов, и не имея возможности ни подать голоса, ни протянуть рук от крайняго изнурения такими страданиями. И здесь не останавливайся, но сходи еще в убежище бедных, находящееся за городом, и тогда ясно увидишь, что терзающее тебя теперь уныние есть тихая пристань. Что сказать о мужчинах, мало по малу разрушаемых проказою, о женщинах, страдающих раком? Обе эти болезни и продолжительны и неизлечимы; та и другая одержимых ими изгоняют даже из города, так как этим больным не позволяется быть ни в бане, ни на рынке, ни в другом каком-либо месте внутри города. И не только это бедственно, но и то, что они не могут быть спокойны и относительно средств к пропитанию. А каково положение осужденных жить в рудниках, часто без вины и напрасно? Все они терпят гораздо больше горя, чем одержимые демоном. Если ты не веришь, это нисколько не удивительно; потому что мы обыкновенно судим о своих и о чужих бедствиях не одинаково, но последния узнаем только из слов и по виду страдающих, а первыя - собственным опытом и чувством, и из пристрастия к самим себе думаем, что последния несноснее первых, хотя бы они на самом деле были очень легки и сносны. Если же кто, отрешившись от всякаго пристрастия, узнает свойство чужих несчастий, и вникнет в положение подвергшихся им, тот даст нам о них верное суждение. Может быть, ты скажешь, что все те болезни относятся только к телу, а твоя болезнь касается души, и тяжелее всех их. Но по этому самому особенно и оказывается она легче тех: она не разрушает тела, как те, и душу безпокоит только на короткое время; между тем указанныя выше болезни, зарождаясь в теле, не останавливают на нем вредных своих действий, а простирают их и на душу, постоянно муча ее и сокрушая скорбию и великим унынием. Якоже бо, говорит Писание, отец не полезен вреду, тако припадшая страсть в телеси сердце оскорбляет (Причт. XXV, 20). Итак не о том только говори, что какая-нибудь болезнь гнездится в теле, но докажи, что она не простирает своего гибельнаго и разрушительнаго влияния на душу. Так и зараза рождается не в самых телах, а губит тела; и яд змей выходит из них, а вредит нам. Тоже и с теми болезнями: рождаются оне в теле, а яд своей злокачественности переливают в нашу душу. Итак, чрезмерное уныние вреднее всякаго демонскаго действия, потому что и демон, если в ком властвует, то властвует чрез уныние, а если уничтожишь уныние, то и от демона не потерпишь никакого вреда. Но как, скажешь ты, можно не унывать? А я тебя спрошу, как невозможно не унывать? Если бы ты совершил блуд, убийство или какой-нибудь другой из грехов, лишающих царствия небеснаго, то унывай и сетуй: никто не будет препятствовать; если же ты, по благодати Божией, стоишь далеко от всех этих грехов, то для чего напрасно мучишь себя?

14. Бог вложил уныние в нашу природу не для того, чтобы мы предавались ему неразумно, неблаговременно и при всяких обстоятельствах, и не для того, чтобы губили самих себя, но чтобы получали от него величайшую пользу. Как же мы можем получить от него пользу? Если будем предаваться ему в надлежащее время; а время уныния не то, когда мы терпим зло, но когда делаем зло. Мы же извратили порядок и перемешали времена; делая множество зла, мы не сокрушаемся и на короткое время, а если от кого-либо потерпим хотя малое зло, падаем духом, безумствуем, спешим отказаться и избавиться от жизни. Поэтому такое состояние (уныния) и кажется нам несносным и тяжким, равно как и гнев и похоть, на которые также жаловались те, кто пользовались ими не хорошо и не надлежащим образом. Здесь бывает то же, что и с лекарствами, которыя даются врачами: и они не только не избавляют больного от мучений, но еще более усиливают болезнь, когда употребляются при болезнях не соответствующих им и не тех, для которых они приготовлены, но при совершенно других. Точно так же действует и уныние, и это естественно. Как врачество сильное, разъедающее и, так сказать, очищающее нашу порочность, оно, когда прилагается к душе праздной, изнеженной и имеющей в себе великую тяжесть грехов, весьма много помогает принявшему его; а когда прилагается к душе деятельной, подвизающейся, трудящейся, заботливой и подвергающейся бедствиям, то не только не приносит никакой пользы, но и причиняет великий вред, ослабляя ее и делая удобопоражаемою. Посему и Павел обращаясь к стоявшим и подвизавшимся, говорил: радуйтеся о Господе всегда, и паки реку радуйтеся (Фил. IV, 4); а к расслабленным душою и одержимым сильною страстию писал: и вы разгордесте, и не паче плакасте (1 Кор. V, 2). Кто тучнеет туком грехов, тот пусть утончает и изсушает себя этим врачевством, а здоровому и соблюдающему себя в надлежащем благосостоянии, для чего губить свое благополучие унынием? Оно - такое сильное врачевство, что когда и к нуждающимся в нем было прилагаемо дольше надлежащаго времени, причиняло много зла. Опасаясь этого, и блаженный Павел повелевал устранять его тотчас после того, как оно сделает свое дело, и на это представил то же причину, которую я высказываю теперь: да не како, говорил он, многою скорбию пожерт будет таковый (2 Кор. II, 7). Если же оно, приражаясь сверх меры, губит и тех, кто имеет в нем нужду, то чего не сделает оно с теми, которые совсем не имеют в нем нужды, если они предадутся ему в великой степени? Так, скажешь ты, знаю это и я; но, как мне устранить и удалить уныние из души своей, - не знаю. Какая же в этом трудность, друг мой? Если бы это была какая-нибудь похоть и безумная плотская любовь, или сильное тщеславие, - это неудобоистребляемое зло, или какая-либо другая подобная страсть, то ты имел бы основание затрудняться освобождением от них, так как плененным ими, хотя и невозможно, однако трудно избавиться от этих сетей. Почему? Потому, что им содействует и помогает удовольствие: оно как бы канатами со всех сторон опутывает предавшихся страстям, и трудность исправления прежде всего состоит в том, чтобы душа склонилась пожелать и решиться на освобождение от них; подобно тому, как если бы человек, нуждающийся в исцелении от коросты и чесотки, находил удовольствие в этой болезни, и сам себя ввергал в недуг. А для освобождения от скорби не мало способствует нам то, что мы не находим в ней удовольствия; кто тяготится чем-нибудь, тот скоро постарается и освободиться от этого. Но что, если он, хотя и постарается, но не успеет? Пусть не перестает стараться, и скоро будет иметь успех. Имей в виду, что для христианина, если он когда-нибудь скорбит, должны быть только два повода к унынию, - когда или сам он, или ближний его оскорбит Бога; а так как твоя скорбь не основывается ни на одном из этих поводов, то напрасно ты мучишь себя. А откуда известно, скажешь ты, что этою скорбию мы не наказываемся за грехи? Это хорошо известно, но пока я не стану утверждать этого. Если же ты хочешь, то пусть будет не только не неизвестно, как ты сказал, но даже хорошо известно, что эта скорбь есть возмездие за грехи; неужели же, скажи мне, ты по этому сетуешь? Но надобно благодушествовать от того, что ты еще здесь освободился от грехов, и не будешь осужден вместе с миром. Сетующему должно сетовать не о том, что он наказывается, но о грехах, которыми он оскорбляет Бога; грехи удаляют нас от Бога и делают врагами Его, наказания же примиряют Его с нами и делают милостивым и близким к нам. А что твой подвиг и труд не есть возмездие за грехи, но подготовление к венцам и наградам, это видно из следующаго. Если бы ты прежде жил постыдно и распутно, а потом перешел бы к монашеской жизни, и в таком случае мысль о наказании за грехи была бы неуместна. Если Бог посылает наказания для того, чтобы грешников обратить к покаянию, то когда принесено покаяние, наказание по этому самому излишне. Бог столь далек от желания наказывать нас, что часто даже тогда, как мы делаем достойное наказания и нуждаемся в сильном вразумлении, Он вразумляет нас только угрозою и устрашающими словами. Это ты можешь видеть на примере израильтян и города ниневитян: Бог не только не навел на них наказания, когда они принесли покаяние, но тотчас прекратил и угрозу. Он гораздо более нас самих желает, чтобы мы не терпели никакого зла, и никто из нас не щадит себя так, как Бог щадит всех нас. Неужели же Тот, Кто часто и согрешивших устрашает только словами, но не наказывает, а покаявшихся освобождает и от самого опасения, тебя, оказавшаго такое благочестие и такую добродетель, не только не избавил от угрозы, но и предал действительному наказанию? Как можно поверить этому? Если бы прежняя жизнь твоя была, как я сказал, развратна и порочна, это могло еще придти кому-нибудь на мысль; но так как она была скромна и исполнена великой честности, хотя и ниже теперешней, то из всего этого нам ясно, что твои подвиги ведут к венцам и высшему воздаянию. Поэтому, как я сказал, должно возбуждать в себе такия и подобныя мысли; а вместе с этим, или еще прежде этого, должно разсеявать этот мрак уныния молитвами и молениями. Так и блаженный Давид, столь дивный и великий муж, постоянно пользовался этими врачевствами, и избавлялся ими от тяжести скорбей, то молясь так: скорби сердца моего умножишася, от нужд моих изведи мя (Псал. XXIV, 17); то возбуждая в себе благочестивыя мысли: вскую прискорбна еси, душе моя? и вскую смущаеши мя? уповай на Бога, яко исповемся Ему (Псал. XLII, 5); и еще говорил, от размышлений обращаясь к молитвам: ослаби ми, да почию, прежде даже не отъиду, и ктому не буду (Псал. XXXVIII, 14), и от молитв к размышлениям: что бо ми есть на небеси? и от Тебе, что восхотех на земли? (Псал. LXXII, 25). Так и Иов размышлениями возражал жене, внушавшей ему произнести сатанинския слова, и укоряя ее, говорил: вскую яко едина от безумных жен возглаголала еси? Аще благая прияхом от руки Господни, злых ли не стерпим (Иова II, 10)? А пред Богом он прибегал к молитвам. И блаженный Павел обоими этими средствами помогал впадавшим в скорби и искушения; иногда говорил: аще же без наказания есте, убо прелюбодейчищи есте, а не сынове. Который бо есть сын, его же не наказует отец (Евр. XII, 8)? - а иногда с молитвою говорил: верен Бог, иже не оставит вас искуситися паче, еже можете (1 Кор. X, 13); и еще: аще убо праведно у Бога воздати скорбь оскорбляющим вас, а вам оскорбляемым отраду (2 Сол. I, 6). Итак, если и ты захочешь воспользоваться тем и другим оружием и крепко оградишь себя со всех сторон, размышлениями заграждая унынию доступ к себе, а молитвами, как своими, так и чужими, устрояя эту крепкую ограду, то скоро увидишь плоды таких усилий. Ты приобретешь не только ту пользу, что станешь мужественно переносить настоящия страдания, но, хорошо укрепившись ими, будешь и впредь неодолим никакими житейскими горестями.