Фантастика, 1966 год. Выпуск 1 - Сборник

Придется отдавать.

Чудак - что стоят эти цацки: бюстик Толстого, глиняная вазочка для карандашей? (Толстой - от мамы!) Теперь я понимаю, почему у древних в могилы собирали любимые вещи: человек не верит в смерть. И теперь не верит.

Но я-то знаю, что там ничего не будет.

Что же он не идет?

Мог бы позаниматься. Ничегонеделание - это удовольствие. В молодости не понимал. Каждую свободную минуту - книга. А теперь могу ходить или лежать и думать, думать о всякой всячине.

Звонок. Пришел. Поцеловались. Кто бы видел - не поверил. Ленька, такой насмешник, - целуется!

– Здравствуй. Проходи. Садись вот тут - в кресло.

– Пепельницу давай. А это убери. (О цветах. Притворяется?) Неустойчивая штука, упадет, зальет.

Ставлю ему пепельницу. Большую, Иначе все засыплет пеплом.

– Ты молодец, держишься, не куришь. Железная воля. Как твое здоровье?

Раздражает - “как да как”.

– Поди к черту! Зачем ты меня спрашиваешь об этом?

– Это ты брось. Мне важно. Помрешь, большой кусок души уйдет с тобой. Без мала тридцать лет - не часто бывает.

– Ты, кажется, сегодня трезвый? Удивительно.

Смеется. Похож на монгола - скулы, глаза. Морда насмешливая. Принимает ли он что-нибудь всерьез?

– А знаешь, что я сейчас читал? Хемингуэя. “По ком звонит колокол”. Здорово. По-моему, самое лучшее. Потому что всюду звучат социальные ноты. Мы ведь, сами того не замечая, привыкли к общественной оценке всякого произведения. Ты заметил?

– Это верно. Одни любовные истории и картинки природы не звучат. И что же Хемингуэй - “за” или “против”?

– Насколько я понял, “за”. Вот послушай, я тебе перескажу эпиграф, я запомнил: “Нет человека, который был бы как остров, сам по себе. Каждый человек есть часть материка, часть суши, и если волной снесет в море береговой утес, меньше станет Европы, и так же если смоет край мыса или разрушит замок твой или друга твоего. Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я один со всем человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе”. Джон Донн. XVI век”. Сильно, правда? Каждый человек отвечает за все, что делается в этом мире. Конечно, не все у него совпадает с нашими представлениями, так что за беда? Неужели мы не сумеем разобраться?

– Так что же ты предлагаешь? Печатать все без разбору?

– Брось. Всякое дело нужно разумно организовывать. Нужно переводить книги настоящих мастеров - они воспитывают вкус у читателей и у писателей.

– Это верно. И вообще не нужно печатать плохие книги.

. Смотреть - не только “о чем”, но и “как”.

– Значит, ты за умеренную регламентацию?

– Я за разумную. Еще за доверие. (Сейчас я его поймаю.) - Скажи мне, друг, а можно ли и как определить меру регламентации? Конечно, она необходима в каждой системе управления; это те пределы изменения некоего фактора, показателя, за которыми должны вступать регулирующие воздействия. Но как?

– Вопрос правильный. Есть ли мера измерения свободы или, например, порнографии, которую, по-моему, печатать не надо.

– Ну зачем ты смеешься? По существу.

– Давай по существу. Есть целый ряд понятий, которые можно определить как социальные. Они имеют качество, чем и отличаются от других, и количество - степени внутри качества. Я думаю, что степени можно определить методом простого опроса. Это вид социального исследования, который совершенно недостаточно применяется у нас.

– Очень запутанный вопрос. Нужен какой-то общий подход к решению подобных задач. Бессмысленно решать голосованием узкоспециальные вопросы, в которых голосующие ничего не понимают. Конечно, еще более рискованно решать это одному.

– Наука в условиях свободы обсуждения - вот единственно надежный критерий выбора правильного решения.

– Знаешь, друг, служители науки уж очень субъективны. Тоже ошибки будут. В тех загибах, что у нас были, ученые сильно виноваты.

– А для того чтобы этого избежать, нужны количественные критерии. Цифры. То, что вы у себя в лаборатории делаете, - математическое моделирование. Это же можно распространить на все области наук.

(То же говорил Юра. Да и я это знаю.) - А не кажется ли тебе, Леня, что в основу всего этого - оценки информации, решений - нужно положить еще что-то очень важное, какие-то общие принципы?

– Вот что, Ваня, ты меня совсем заговорил, а коньяк не ставишь. “Все Жомини да Жомини, а о водке ни полслова…”

– А я-то думал, что за интеллектуальными разговорами ты совсем забыл об этом деле.

– Черта с два! Давай ставь. Мозг нуждается в питаний.

Алкоголик. Марина говорила, что пьет каждый день. Спрошу. Скрытный, не любит откровенничать. Вылечить может только сильная встряска, например болезнь. Инстинкт самосохранения обычно очень силен. Но в данном случае я не уверен.

– Так ты, Ваня, говоришь, нужны принципы? Попытаюсь. Еще не говорил тебе - свежие. Цель: рациональное общество. Главное требование: счастье всех людей. Заблуждаться, однако, мы не будем - полное счастье для всех невозможно. Мы уже говорили как-то: центры приятного и неприятного, адаптация. Значит, вопрос об оптимуме счастья. Компоненты его тоже известны: инстинкты - еда, семья, отдых, тщеславие. Сложные рефлексы: свобода, любопытство, труд для достижения цели. Есть такой рефлекс, физиолог?

– Говорят, что есть. Рефлекс цели. Еще Павлов признавал.

– Раз Павлов - значит, все в порядке. Кроме этих животных источников счастья, есть еще общество. Удовольствие от общения - лучше с коньяком. (Не паясничай!) Творчество. Искусство. Благородные поступки - самоотверженность. Может, и еще что-нибудь, не вспомню. Не так уж часто встречается.

– Неправда.

– Хорошо, пусть неправда. Значит, источники - разные. И - противоречивые. Часто один человек получает удовольствие за счет другого. Вот психологи вместе с вами должны проделать такую работу - составить “баланс счастья”. Найти варианты у разных типов людей. Можно это сделать? Есть у вас, физиологов, методы объективной регистрации состояния счастья и несчастья?

– Есть. Не то чтобы уже есть, но возможны. Возбуждение центров удовольствия имеет отражение в функции внутренних органов. Правда, сложно, но, наверное, можно создать аппараты и методы.

– Хорошо, не отвлекай. Можно - значит можно. Я забыл еще сказать вот что: путем тренировки коры удовольствие от всех животных чувств можно усилить во много раз. И тогда любой из инстинктов может стать пороком. Инстинкт питания даст жадность, половой - разврат, самосохранения - эгоизм, властолюбие. И так же можно развить хорошие. Любовь к детям даст доброту, любопытство создаст ученых, рефлекс цели - воию и, наверное, - творчество. Я еще не думал.

(Хорош Ленька, когда в меру выпьет. Фантазия, красноречие, обаяние.) - Второй вопрос - это воспитуемость детей. И взрослых, конечно. Насколько можно подавить вредные инстинкты и привить полезные общественные программы? Чтo-то не в каждом человеке заложен ангел. Возможности вoспитания небось большие, но их нужно количественно определить. Без этого нет фундамента. А может быть, ты знаешь o таких научных работах?