Святой Грааль - Юрий Никитин

Второй страж колебался: полуголый рыбак выглядит мощнее, мышцы на виду, дерется как зверь, осатанел, но второй бьет вроде бы точнее, к тому же под плащом может быть спрятан нож — хотя бы для разделки рыбы... А когда такое солнце плавит мозги, то бьешь ножом не глядя, лишь бы видеть чужую кровь, слышать визг сраженного, предсмертный хрип...

Лодка постепенно приближалась боком к каменному причалу, волны с плеском били о борт. Она колыхалась, раскачивалась, ее подгоняло ветром и волнами, прилив поднимал, выступающие из воды голые камни уже скрылись, лодка благополучно продвинулись над ними, разве что чиркнула днищем.

Стражи ржали как кони. У рыбака в плаще кровь текла из разбитой брови, он часто смахивал ее ладонью, размазывая по лицу, хрипло ругался. Полуголый прыгнул, оба грохнулись на дно лодки. К счастью, обрушились на деревянное сиденье — с треском переломилось, а когда рыбаки покатились, сцепившись как разъяренные медведи, рассыпалось на щепки и другое.

Одно весло давно уплыло, второе бессильно болталось в воде вверх лопастью, но когда полуголый бросил напарника головой в борт, там с треском выломался деревянный кусок вместе с уключиной — второе весло тоже плюхнулось и заколыхалось на волнах.

Лодку подогнало уже почти к самой стене, выступающей из воды. Теперь даже если отогнать, не отплывут без весел, разве что догонят уплывшие весла вплавь, но все равно уключины выбиты словно ударами молота — здоровенные парни эти рыбаки! — да и сама лодка вот-вот рассыплется в щепки.

Один из стражей вздохнул, с силой подергал за веревку, приставать не разрешалось, а если отогнать не удавалось, то приказано было звать добавочную стражу. Массивная дверь башни скрипнула, приоткрылась. Высунулась голова в блестящем шлеме. Увидев лодку, страж исчез, тут же выскочил уже с мечом и щитом. За ним появился еще один, поперек себя шире, весь в железе, ногой захлопнул дверь и прислонился спиной, тут же задремал, уронив голову и перекосив рожу набок.

Стражи наблюдали за дракой с живейшим интересом. Оба поставили недельное жалованье на бойцов, однако один все же не глядя дотянулся до арбалета, упер в землю и начал медленно крутить ворот, натягивая стальную тетиву. Железные части арбалета накалились, как и тетива, страж несколько раз оставлял рычаг, вздыхал, не отрывая глаз от рыбаков.

Лодка бортом хрястнулась о каменную стенку. Ее сносило вдоль стены, стражи вытягивали шеи, перевешивались через край, один почти вывалился: каменная стена выступала из воды даже в полный прилив почти в человеческий рост. В лодке стоял страшный хрип: одетый в плащ прижал обнаженного к днищу, душил, почти закрыв его плащом, и стражи орали и хлопали шершавыми ладонями по каменному краю, подзадоривая каждый того, на которого поставил деньги.

Внезапно рыбак в плаще поднялся, в длинном страшном прыжке ринулся прямо из лодки на каменную стену, мощным толчком отшвырнув лодку почти на середину Золотой бухты. Полуголый рыбак тоже мгновенно поднялся на ноги, в руках у него был лук, блеснул железный наконечник стрелы.

Ошеломленные стражи не успели выхватить мечи, как рыбак, вцепившись в каменный забор, подтянулся на руках, мигом перевалился на эту сторону. Первый страж прыгнул навстречу, без слов и без крика сильно ударил мечом. Рыбак раздраженно дернул головой, лезвие почему-то не разрубило, а лишь скрежетнуло, как о металл, и оружие едва не вывернуло из рук опешившего стража. Но меч перерубил шнур, что держал плащ, тот свалился на землю, и страж едва не выронил оружие от неожиданности.

Разъяренный рыцарь-крестоносец в полных доспехах! Страж успел увидеть за решеткой забрала синие, как безоблачное небо глаза, тут же попятился под градом страшных ударов: рыцарь молниеносно выхватил огромный меч. Страж чувствовал близкую погибель, его меч выглядел жалким прутиком против двуручного меча рыцаря. Томас изо всех сил рубил, наступал, и страж, пропустив тяжелый удар, с окровавленной головой упал через край в близкие волны.

Томас быстро повернулся к морю. Пустая лодка сиротливо болталась на волнах, сквозь трещины уже наполнялась водой. Сердце Томаса от страха замерло, но тут послышался плеск, над краем стены возникли огромные руки, и калика, мокрый как водяной бог, прыгнул через борт, крича:

— Дурень, что стоишь? Беги в башню! Один ушел!

Томас как пришпоренный ринулся к распахнутым дверям башни. По дороге едва не упал, споткнувшись о тело стража-арбалетчика — у того в горле торчала длинная стрела, а когда добежал до башни, из двери поскользнулся в луже крови: из огромного стража, который поперек себя шире, хлестал целый ручей, заспешил наверх, прыгая сперва через три ступеньки, потом через две.

Сзади послышался частый перестук подошв — калика догнал, пронесся как морской смерч, разбрызгивая воду, задев Томаса мокрым плечом. Томас с завистью смотрел на его широкую обнаженную спину, где еще текли струйки крови от свежей печени, купленной на базаре, ею в драке мазали друг друга.

Калика исчез, а Томас с тихими проклятиями спешил наверх, уже прыгая через ступеньку, замечая свежие капли крови. Калика успел всадить стрелу и в четвертого, последнего стража, теперь спешит догнать, пока не вскарабкался наверх, не предупредил хозяина.

При мысли о хозяине, страшном Тайном, у Томаса похолодело, ноги подкосились. Он попробовал бежать наверх снова через две ступеньки, но сразу выдохся, таща на себе два пуда стальных доспехов, поволокся со ступеньки на ступеньку, держа в одной руке меч, а другой цепляясь за перила.

Наверху на уровне пятого поверха возник короткий шум, сразу затих, а когда Томас дотащился, навстречу уже стекали широкие струйки крови, поперек ступеней лежали два стража. Томас перешагнул, поволокся дальше. Наверху снова возник лязг, послышался сдавленный крик. Томас попробовал ринуться наверх, как бежал калика, но пот залил глаза, в голове загремели молоты, как в кузнице. Его начало бросать от стены к перилам, ноги оставались где-то далеко позади. Томас волочил их за собой как чугунные тумбы.

Он едва успел прижаться к перилам, навстречу кубарем катился человек в латах, а за ним кувыркался еще один — в гибкой сарацинской кольчуге. Томас вскинул меч, но опустил и побежал-потащился наверх, откуда опять донеслись крики, звон, лязг — уже намного выше.

Едва не плача от злости и бессилия, он тащился по проклятым ступеням, которым не было конца, еще дважды шлепал по лужам крови, переступал через стонущих, царапающих стены и ступени стражей.

Когда Томас вскарабкался на самый верх, цепляясь уже не столько за перила и стены, сколько за рыцарское самолюбие, перед ним все качалось, будто плыл на дракаре, в ушах стоял рев и грохот лопающихся сосудов крови, а перед глазами шел крупный черный снег.