Паренек из Уайтчепела - Евгения Бергер

рассказ: – Это было, примерно, на второй день после нашего с Мэри разговора: в дверь постучали, и Грэнджер, мой дворецкий, – нашел нужным уточнить мистер Френч, – доложил о визите юной особы, желающей увидеться со мной. Я и подумать не мог, что этой юной особой окажется моя крошка Этель... Смущенная и крайне взволнованная, краснеющая и бледнеющая без меры, она стояла на моем пороге, и я сразу сообразил: девочка знает, кто ее настоящий отец. – Нотки отцовской гордости явственно прорезались в голосе говорившего, он даже слегка улыбнулся: – Никогда бы не подумал, что кто-то, прежде тебе незнакомый, может в столько краткий срок стать для тебя столь незаменимым... – Френч поглядел прямо в глаза инспектора Ридли. – Так случилось с Этель. Мы сразу же прикипели друг ко другу, могли часами вести беседы на самые разные темы...

– Мать девушки знала о ваших встречах?

– Что вы, инспектор, Мэри ни за что бы этого не одобрила. Этель приходила тайком... Ссылалась на встречи с подругами, на походы по магазинам... – И с блеском в глазах: – Я познакомил их с Матильдой, своей другой дочерью. Бедняжка очень больна и почти все время лежит в постели... Визиты Этель, такой жизнерадостной и веселой, доставляли девочке настоящее удовольствие. Было приятно видеть, как обе мои доченьки щебечут, словно говорливые горлицы...

– Вы рассказали Матильде правду о мисс Эдвардс?

Мистер Френч утвердительно кивнул.

– Я не стал скрывать этого от дочери. Она была только рада обрести в ее лице единокровную сестру... – На этом месте мистер Френч снова помрачнел: – К сожалению, наше счастье длилось недолго, и я никак не могу простить себя за это. – Джек даже сглотнул от нетерпения. – В один из дней Этель слишком припозднилась – мы просто потеряли счет времени, инспектор! – и так как день был достаточно ветреный, а бедняжке по дороге домой не повезло попасть под дождь, то простуда уже на следующий же день уложила ее в постель... И девочка, – голос рассказчика пресекся, – моя бедная девочка... так и не оправилась после этого. – Чувство вины явственно читалось на лице несчастного отца, когда он простенал: – Мне бы следовало дать ей свой экипаж, насильно усадить ее в него, и дело с концом, только упрямица и слышать о том не хотела: мол, ее матушка и без того чрезмерно подозрительна в последнее время, так и незачем попусту рисковать, выдавая себя. Поцеловала меня на прощанье, да с тем и ушла...

У мистера Френча увлажнились глаза, и Ридли сконцентрировал внимание на довольно безобразном натюрморте над камином.

– Это был последний раз, когда я видел Этель живой, – произнес несчастный отец, взяв себя в руки, и Ридли осведомился:

– В чем же была причина вашей ссоры с мистером Гарднером? Вы сказали, она касалась смерти вашей дочери...

Мистер Френч покачал головой.

– Не знаю, как и сказать, инспектор... Клод, вроде как, обещал мне устроить наше с Этель будущее, сказал, что разрешит наше с ее матерью недопонимание, что девочка сможет получить причитающееся ей по закону. Каждый раз, стоило мне только начать сокрушаться о потерянных даром годах, о несговорчивости Мэри, о невозможности дать девочке то, чего она заслуживает по праву наследования, как Клод с жаром увещевал меня, твердил, что все рано или поздно разрешится. Велел набраться терпения и положиться на него... – Френч стиснул бескровные губы. – Я и положился. Я привык полагаться на его интуицию и смекалку... Но Этель умерла! Просто взяла и умерла. Именно по этому поводу мы и ссорились, инспектор: я укорял Клода в пустых надеждах, которыми он забил мне голову, а он обозвал меня глупым ослом, не готовым смотреть дальше собственного носа. – Френч вздохнул, и, полностью покорный судьбе, вцепился в лацканы своего сюртука. – Мы тогда много чего друг другу наговорили, инспектор, но, не думаю, что это сыграло хоть какую-то роль в исчезновении Клода.

В этот момент новый стук в дверь прервал их разговор.

– Мистер Френч, сэр, – на пороге показалась внушительная фигура дворецкого, – у мисс Матильды очередной приступ... Прикажете вызвать доктора?

Хозяин дома мгновенно подорвался со стула.

– Отправьте за ним экипаж немедленно! – И в сторону инспектора Ридли: – Простите меня, инспектор, не могли бы мы продолжить наш разговор в любое другое удобное для вас время? Моя дочь очень больна и нуждается в моей помощи...

На этом они простились и разошлись каждый по своим делам.

– Ну, что скажешь обо всей этой истории? – спросил Ридли, с любопытством поглядывая на Джека. – Есть какие-то предположения?

Джек, приятно польщенный его интересом к своим умозаключениям, с энтузиазмом зачастил:

– Я бы в первую очередь пригляделся к мисс Френч, инспектор: выяснил, настолько ли она больна, каковой хочет казаться на самом деле, и что за болезнь в целом якобы не дает ей подниматься с постели. Быть может, законная наследница не настолько благосклонна приняла названную сестру, как то живопишет сам мистер Френч...

Ридли хмыкнул.

– Что ж, такая мысль и мне приходила в голову, не скрою, – произнес он без тени иронии. – Пожалуй, подряжу Дрискоула дождаться вызванного к ложу больной доктора и после расспросить его о симптомах ее болезни. Хотя, – здесь он поглядел на Джека в упор, – я ставлю скорее на самого Френча... Что-то в его рассказе, наверняка, окажется неправдой, вот и поверенный, во всем его тайны вовлеченный, таинственным образом исчезает... Не верю я, Джек, в случайные совпадения, ох, как не верю. – Ридли похлопал себя по оттопыренному карману сюртука: – Нутром чую: есть у нашего уважаемого Оливера Френча камень за душой. – И он извлек наружу «Эликсир Френча». Поглядел на него не без удивления: вроде как, не понимая, откуда он вообще мог появится в его кармане, а после откупорил крышечку и поднес пузырек к носу.

Пах эликсир дикой смесью полевых трав – одуванчиковой горечью и приторной сладостью гречихи – Ридли закупорил флакон и снова опустил его в карман.

– Ты все еще мечтаешь стать полисменом? – спросил он вдруг, без всякого перехода. – Не передумал при новой-то должности? Мистер Баррет, похоже, расположен к тебе...

Джек, поначалу растерявшийся, мучительно покраснел. Пусть мечта о полицейской карьере и была одной из заветнейших в его душе, говорить о ней вслух, особенно с Ридли, казалось, чем-то