Топот бронзового коня - Михаил Казовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У супруга на висках вздулись вены:
- Ничего удивительного: тот, кто близок к власти, должен понимать, что в любой момент может превратиться из любимца в противника. Милость сильных мира сего слишком переменчива.
- Как несправедливо заведено!
- Мир несправедлив, моя дорогая. А уж мир дворцовых интриг тем паче.
И как в воду глядел. На другой день явился к императрице, и она вначале была настроена благодушно, разрешила подняться с колен, усадила напротив, угостила фруктами. Поблагодарила:
- Император и я высоко ценим преданность твою. Ты вернул в казну похищенные богатства, помогаешь в воспитании Анастасия… И твоя жена, несмотря на отставку её родителя, продолжает оставаться у меня в окружении…
- Мы не знаем, как ещё угодить вашему величеству…
- Например, согласившись оказать нам ещё одну мелкую услугу…
- Превращаюсь вслух.
- Расскажи, где находится Феодосий?
Молодой человек удивлённо посмотрел на неё:
- Но ведь я же говорил по приезде: он сбежал в пути, и преследовать его было некогда. Так что где скрывается, не имею понятия.
Улыбнувшись, василиса заметила:
- Вот она, твоя преданность!… Это ведь неправда - то, что ты сказал.
Фотий ощутил, как горят его уши. И пробормотал:
- Почему вы решили, ваше величество?
- Исходя из показаний евнуха Каллигона. Тоже вначале делал вид, будто местопребывание Феодосия для него загадка. А когда применили пытки, моментально открылся, что приёмный сын Антонины, раненный в бою, никуда с вами не поплыл, а остался для лечения в том же монастыре, где его постригли. Но эпарх Эфеса и игумен монастыря, отвечая на мои к ним запросы, известили, что чернец по выздоровлении убежал.
Собеседник государыни вмиг повеселел:
- Ну, вот видите, ваше величество, я же говорил: убежал!
- Поясняю, - продолжала сладко улыбаться она. - Ты солгал мне, что монах сбежал с корабля по пути в Византий. Стало быть, желаешь скрыть и дальнейшие его планы. Что тебе известно о них?
Пасынок Велисария не посмел глядеть ей в зрачки и отвёл глаза:
- Если я скажу… вы его вернёте… что ему грозит?
- Почему тебя волнует его судьба? Разве вы не в ссоре? Мне казалось, что ты его ненавидишь.
- Так оно и было. Но когда в Эфесе, будучи уже раненным, он меня спас от гибели, всё переменилось. Мы расстались снова друзьями.
- Что ж, тогда отвечу: ничего Феодосию не грозит. Более того, это станет подарком к возвращению твоей матери из Лазики.
Кровь ударила юноше в лицо:
- Вы желаете… снова их свести?!
Государыню подобное выражение сильно покоробило:
- Как ты смеешь? Я не сводня, а василиса - ты забыл? И потом, их связь, о которой столько болтают, разве не легенда? Антонина чиста душой и телом. Грех тебе подозревать собственную мать. Нет, она к нему привязана просто по-матерински. Будет рада его увидеть, больше ничего.
Он сидел красный от досады, сохраняя молчание.
Феодора заговорила снова:
- Ну, так где нам его искать?
Понимая, что роет себе могилу, тем не менее Фотий отозвался бестрепетно:
- Я вам ничего не скажу.
- Вот как? Отчего же?
- Я люблю мою мать. Я люблю Велисария как родного отца. Пребывание Феодосия здесь для них обоих во вред. И к тому же - для него самого. Он мне говорил, что желает замолить прежние грехи. И поэтому нельзя возвращать его в Константинополь.
Василиса встала:
- Не тебе, щенок, надобно судить, для чего желаю возвращения Феодосия. Ты всего не знаешь - да и знать не должен. Это часть большой дворцовой игры, ниточки которой у меня в руках. Если не ответишь сейчас, то ответишь после, в ходе экзекуции. Выбирай, пожалуйста.
Посопев, муж Евфимии твёрдо заявил:
- Не отвечу ни теперь, ни потом. Я подозреваю, о какой игре идёт речь. Унижение Велисария - её часть. Слабый Велисарий не поможет императору в нужный момент. Слабый император не удержится на престоле. И так далее… Я участвовать в этом не хочу.
Бледная царица сузила губы:
- Пожалеешь, мерзавец. Будешь бит жестоко. Не оставим на спине не пораненной кожи.
- Да, хороший подарок вы готовите к возвращению моей матери…
- Замолчи, подлец! Открывай, где прячется Феодосий, или я зову палачей.
- Воля ваша. Но ни вы, ни они ничего от меня не добьются.
- Что ж, тогда пеняй на себя.
Привели тюремщиков, содержащих в каменных застенках женской части дворца неугодных для императрицы людей. Палачи связали Фотию руки и отволокли по черным лестницам в камеры подвала. Здесь его раздели, уложили на лавку вниз лицом, за лодыжки и запястья прикрутили ремнями и пошли полосовать кнутом спину. Было страшно больно. Молодой человек, прикусив губу, не стонал, ни ахал, лишь от напряжения у него по щекам самочинно катились слезы. Пытка продолжалась несколько часов. От спины осталось жидкое кровавое месиво, под конец бедняга терял сознание, и его приводили в чувство, поливая из ведра холодной водой. В результате экзекуторы отступились - поняли, что ещё немного и запорют арестованного насмерть, ничего так и не добившись. Бросили в темницу на тюфяк, сплошь проеденный крысами, и позвали лекаря. Тот помазал живительными бальзамами все зиявшие раны и перевязал. А рабыня-кухарка покормила похлёбкой с ложечки.
Целую неделю Фотия не трогали, а потом снова повели на допрос. Он боялся, что ещё не совсем зажившая спина следующей порки не выдержит, но на этот раз ему прижигали раскалённым железом плечи, руки, живот, половые органы. Муж Евфимии больше уж не мог себя сдерживать и кричал, как раненый зверь, задыхаясь от запаха жареного мяса. Но опять не выдал Феодосия.
Лёжа в камере, грустно размышлял: третьей порции измывательств не перенесёт и сойдёт с ума. Было жаль и себя, и жену, их ещё не родившихся детей… Может, уступить? Что ему этот Феодосий, если разобраться? А тем более, столько бед принёс их семье. Выдать бы его - и дело с концом. Но тогда, понимал Фотий, рухнут все устои: Феодора посадит на трон малолетнего внука и сама будет управлять до его совершеннолетия, превратит Романию в царство монофиситов, а на истинно православных будет организована общая охота. Значит, это крах идеалов. Император Юстиниан, при его недостатках, выше и добрее жены - зачастую прощает врагов, не всегда отнимает их имущество полностью; а она непримирима и кровожадна, даже с сыном не хочет знаться и ведёт тайную игру. Нет, идти ей навстречу, выдав Феодосия, гибельно для Родины. И поэтому он не сдастся! Выдержит до последнего, как бы ни было трудно.
А на третьи сутки неожиданно замаячил лучик надежды. Та рабыня-кухарка, что кормила Фотия, наклонившись к нему вплотную, прошептала в самое ухо:
- В хлебе спрятан ключ… Как на башне протрубят полночь, состоится смена караула… попытайтесь выбраться…
Он схватил её за руку и поцеловал. Девушка отпрянула:
- Ах, зачем, не надо… Я раба, а вы господин…
- Я тебе благодарен, несмотря ни на что.
- Не меня благодарите, но супругу вашу… это её затея… - И покинула камеру поспешно.
Молодой человек подумал: «Дорогая Фимка… Я люблю тебя - очень, очень сильно. Мы с тобой сбежим из этого города, душного и злого, задавившего всё живое, затеряемся где-нибудь в глуши и остаток дней проведём в любви и согласии. Господи Иисусе! Помоги мне в мой решающий час!»
В полночь он открыл ключом дверь своей темницы и на цыпочках выскользнул наружу. Помнил хорошо, как его вели на допросы, и не заблудился в длинных коридорах подвала, только часто прижимался к стене и выглядывал с осторожностью, чтобы не столкнуться с охранником. Но действительно шла смена караула, и тюремщики в эти несколько минут не ходили вдоль дверей камер; нужно было успеть сбежать.
Фотий незаметно поднялся по лестнице и, уже стоя наверху, вдруг услышал стук приближающихся деревянных сандалий. Он метнулся в тёмную нишу, замер, притаился, даже вроде бы перестал дышать. Мимо прошагали трое стражников, заступавших на новое дежурство. В их руках потрескивали факелы. Наконец они, спустившись по ступеням, завернули в арку, и огонь скрылся. Фотий выдохнул, вынырнул из ниши и продолжил путь - вдоль по новому коридору, где имелось караульное помещение: там гвардейцы, сменившись с постов, выпивали и закусывали, дверь была приоткрыта. Муж Евфимии рассудил: если он мелькнёт в полный рост, то в полоске света может быть замечен; поразмыслив мгновение, лёг на каменный пол и перекатился, вытянувшись поперёк коридора; оказавшись снова в тени, побежал на цыпочках стремглав.
