Лукреция Борджиа. Эпоха и жизнь блестящей обольстительницы - Мария Беллончи

Имея в наличии всего несколько загадочных посланий, можно только частично восстановить эту тайную связь. Начало романа относится к первым числам лета 1507 года (вероятно, взаимопонимание было достигнуто во время карнавала, когда маркиз Мантуанский дважды посещал Феррару). Он развивался в условиях соблюдения особых мер предосторожности, а в качестве дополнительной меры для сохранения тайны переписки всем действующим лицам были придуманы псевдонимы. Действовали следующим образом. Строцци от имени Лукреции писал Гонзага (иногда она писала собственноручно) и адресовал письма Гвидо Строцци, одному из своих братьев, жившему в Мантуе. Получив письмо, Гвидо либо сам передавал их маркизу, или через своего шурина Уберто дель Уберти, или через того, кто обозначен загадочными буквами «D.A.». Ответы передавались тем же путем. Для переписки каждый получил псевдоним. Гонзага был Гвидо, Лукреция – Барбара, Альфонсо д'Эсте – Камилло, Ипполито – Тигрино, Изабелла – Лена. Строцци, как я уже говорила, стал Зилио. Корреспонденты не придавали особого значения этим псевдонимам, рассматривая их в качестве последнего оборонительного рубежа, поскольку были уверены в своей неуязвимости. Сегодня с помощью графологической экспертизы не составит особого труда определить принадлежность почерка, но даже тогда было несложно обнаружить в этих письмах скрытый обман. В одном и том же письме Зилио упоминает двух Барбар, «моя Барбара» означает Барбару Торелли, а «ваша Барбара» – Лукрецию. Лукреция больше не может оправдывать свои письма Гонзага просьбами об оказании помощи Валентинуа. Почему она согласилась на эту опасную тайную связь? Не потому ли, что была еще очень молода и не могла так рано отказаться от любви? Она, безусловно, сильно рисковала, но еще большему риску подвергался ее сообщник Строцци, который писал маркизу, что ради него «ежесекундно» рискует собственной жизнью. Лукреция могла убедить себя, что если ей удастся сохранить их отношения на уровне нежной дружбы, то ее нельзя будет обвинить в грехе. В любом случае игра стоила свеч, но чего добивался Строцци? Большого вознаграждения? Наверное, хотя он и так имел дворцы, богатство, славу и любовь. На самом деле он тратил так много, что был почти без денег, и при случае Лукреция одалживала ему значительные суммы. Но это конечно же не причина, поскольку он не был ни беден, ни скуп, чтобы взять на себя эту роль из личного интереса. Дружба Строцци с Гонзага, Альберто Пио и Бембо, со всеми, кого по той или иной причине ненавидел Альфонсо д'Эсте, вкупе с его положением злого гения Лукреции говорит о том, что он испытывал тайную ненависть к семейству д'Эсте, и особенно к Альфонсо. Точно известно, что герцог не любил поэта, поскольку не только лишил его государственных должностей, но и намеревался отобрать земли, переданные его отцу Эрколе I. Поощряя страстные желания Лукреции, Строцци, вероятно, замыслил утонченную месть за нанесенные ему мужем герцогини обиды. Итак, механизм интриги был приведен в действие, и тайная переписка шла в обе стороны через реку По. Неизвестно, предоставлялась ли им возможность увидеться в течение лета 1507 года после той встречи на карнавале, но точно известно, что в декабре Лукреция опять забеременела и на этот раз все должно было пройти успешно; у Лукреции хорошее самочувствие, и она пребывает в отличном настроении.

Портреты Лукреции, написанные во время карнавала 1505 года и в период с 1504 – го по 1510 год, оригиналы которых, увы, потеряны, но копии, должно быть, хранятся в коллекции Несси в Комо. Широко известная коллекция портретов знаменитых людей, собранная историком XVI века Паоло Джовио, включала и портрет Лукреции, с которого сделана копия Несси. Копии не дают нам ключа к разгадке, кто художник оригинального портрета. Говорили, что портрет анфас и манера письма вызывают в памяти имя Бартоломео Венето, который занимался оформлением апартаментов Лукреции в течение 1506 года. Он был великолепным портретистом и вполне мог взяться за такой заказ. К сожалению, у меня нет никаких документальных подтверждений данной гипотезы.

В Национальной галерее в Лондоне находится прекрасный, нежный портрет Лукреции, откровенно приписываемый Бартоломео Венето. До недавнего времени никто не признавал на этом портрете герцогиню Феррарскую. На желтом фоне изображена сидящая дама в элегантном платье из черного бархата, с широкими рукавами, расшитыми золотыми пальмовыми листьями. Ее шею украшает золотое ожерелье с изображениями символов Страстей Господних и букв, по всей видимости составляющих латинскую фразу. На голове изящная корона, украшенная жемчугом и рубинами. Мягкие округлые линии шеи, остро очерченный нос, великолепные белокурые волосы и срезанный подбородок (напоминает портрет Александра VI). Все эти детали, безусловно, указывают на то, что это портрет Лукреции.

Итак, Лукреция ждет ребенка, и в это время из Рима доставляют несколько «древних колонн с капителями» и висячий сад, чтобы украсить апартаменты герцогини, и Строцци конечно же находится рядом: кто мог лучше его дать совет? Кроме того, получены великолепные книги от книготорговца Джованни Марокко, страницы и переплеты которых, должно быть, ласкали пальцы Строцци.

Приближается рождение ребенка, и все разговоры сводятся к этой теме. Вопрос колыбели, например, вызвал долгие дебаты: какая модель из представленных Бернардино Венециано будет предпочтительнее? В итоге остановились на невероятно сложной колыбели – некоем подобии храма с алтарем. Место для младенца было выполнено из дерева с золотом (сразу же возникала ассоциация с горной породой); расположенные по краям четыре изящные опоры поддерживали классический архитрав. Свод колыбели усеян листьями и цветами из золота, чтобы у ребенка в колыбели создавалось ощущение, что он лежит в солнечной беседке, увитой цветущими растениями. Картину дополняли белое атласное белье и маленькие подушечки, белые с золотом. Полосатый бело-малиновый атласный навес над колыбелью предохранял от возможных сквозняков. Угол в большой комнате, отведенный для колыбели, задрапировали великолепными гобеленами и установили печку. Одним словом, все было продумано до мельчайших подробностей. Придворная вышивальщица, гречанка, чуть не потеряла зрение, вышивая приданое ребенку и простыни для Лукреции. Придворные дамы, ведающие гардеробом, доставили сокровища династии д'Эсте – ковры, гобелены, кружева, тюль и атласные занавеси, принадлежавшие Элеоноре Арагонской. В небольшой гостиной Лукреция приказала установить кровать под серебряным балдахином. Стены комнаты обили золотой и коричневой тканью (цвета Лукреции). В соседней комнате, отделанной деревом с золотом, по распоряжению Лукреции поставили печку; там она могла ежедневно принимать ванну. Этой вредной по тем временам привычке Лукреция, вероятно, была обязана испано-арабскому воспитанию. Самая известная в Ферраре акушерка Франсина с видом полнейшей невозмутимости ходила взад и вперед по замку, раздавая оптимистические обещания относительно ожидаемого новорожденного. По ее совету уже была выбрана и привезена в замок кормилица, молодая замужняя женщина поразительной красоты.