Отважные капитаны. Сборник - Киплинг Редьярд Джозеф

Мистер Гэллап снова улыбнулся. Ему случалось видеть подобные игры багамских катеров с иностранными военными судами.

— Забавно было прятаться под нависающим бортом и слышать, как бьется сердце большого корабля. Работала трюмная помпа, ворочались винты, звенели склянки машинного телеграфа в машинном отделении, какой-то чертов бедолага заходился кашлем. Не знаю, сколько это длилось, но все эти жуткие минуты фрицы занимались своими делами прямо у нас над головой. Я отправил Шайда на корму к румпель-талям — руль мог нам вот-вот понадобиться, — а Чиддена поставил к двенадцатифунтовой пушке на мостике. Мой канонир занялся шестифунтовыми на носу, а я удерживал «Мэйки-ду» прижатым к борту нашего заклятого друга.

А затем я услышал крик Джосса и сразу же — оглушительный грохот. Первая торпеда поразила цель.

Мы вогнали в корабль три выстрела из двенадцатифунтовых, а шестифунтовые вспороли беззащитный борт почти в упор, когда между нами не было и пятнадцати футов. А затем весь экипаж бросился на корму. От моей единственной торпеды здесь все равно не было бы толку — она ударила бы в корпус вражеского судна прежде, чем ее хвост выбрался бы из трубы торпедного аппарата.

Тут корабль очнулся и шарахнул всеми батареями правого борта, но их стволы не удалось опустить достаточно низко, чтобы нас накрыть. Впрочем, нам хватило самой вспышки залпа. Нас оглушило, выбило из нас дух и отшибло мозги. Мостик и двенадцатифунтовую пушку взрывная волна кучей сгребла к правому борту, верх передней трубы снесло, и она раскрылась, как тюльпан. Затем грянул второй залп, и из нас снова вышибло дух. Заметьте — мы оглохли еще от первого, поэтому слышать ничего не слышали, зато чувствовали! А потом нас швырнуло в сторону — словно корова лягнула всеми копытами, и я уже решил, что нам конец. Появилось странное ощущение рвущейся шерстяной ткани — ощущение, не звук, — и я увидел еще одну вспышку главных орудий над головой под углом градусов в тридцать. Мы немного передвинулись к носу чужого корабля. Это был единственный момент, когда я смог хоть что-нибудь разглядеть!..

Спустя некоторое время мы решили оценить масштабы наших проблем.

Обломки мостика лишили нас большей части правого борта. Все было затянуто дымом из разбитой трубы, некоторые штаги порвались, радиорубку сплющило, компасы спятили, спасательные плоты и все, что не было закреплено, оказалось за бортом, палубные люки либо заклинило, либо искорежило. Но потерь у нас не было. Кое-кого, конечно, контузило или ушибло, почти у всех шла кровь из носов и ушей. И еще — мы тряслись, как паралитики, и довольно долго. Шок, я полагаю.

— А Майк? — спросил мистер Рэндольф.

— О, с ним все было в порядке. Все это время он провел, запустив зубы в мой плед. А сразу после этого он кинулся в кают-компанию и вылакал несколько пинт воды. Потом попытался лапами счистить с языка привкус пороховой гари. Затем ему понадобилось оправиться, но оказалось, что его личную уборную начисто снесло. Он был крайне опечален и поведал об этом Ферзу, а тот проорал мне в ухо: «Вот оно, доказательство того, что он не мог испортить квартердек, сэр! Если кому-то и нужно подтверждение его порядочности, сейчас самое время. Он же требователен в этом отношении, как герцогиня... И нечего смеяться, сэр!»

— Прошу прощения! — вмешался адмирал. — И как же вы справились с его требовательностью?

— Я выдал ему особое разрешение нарушить чистоту палубы. Но за то, что я при этом смеялся, он стал рычать на меня, как молодой тигр... Можете не верить, но это факт. Пять минут спустя весь корабль снова гудел по поводу Майка. Они трудились, как бобры, устраняя нанесенный нам ущерб, и во все горло орали про пса. Вот вам и салаги!

В конце концов мы выбрались из тумана, и это было похоже на шествие по длинному-предлинному туннелю. Я удалялся от берега, более-менее ориентируясь по глубинам, пока не сумел разглядеть вверху звезды. Немного поспорив, мы решили, что Джосс поступит точно так же, и решили подождать его, пока команда отпиливала то, что осталось от мостика, и укрепляла трубу. Штиль все еще продолжался, прибрежный туман тянулся, насколько хватало взгляда, и стоял неподвижно, будто гряда утесов.

И действительно, едва забрезжил рассвет, как Джосс вынырнул из тумана в трех-четырех милях от нас и пошел на сближение, готовя буксирные тросы. Мы и в самом деле выглядели как навозная баржа. Я просигналил, что мы в порядке и готовы делать тринадцать узлов, что было, конечно, наглой ложью.

Вот... а после этого мы двинулись дальше, выстроившись кильватерной колонной. Джосс уселся на устройстве для сбрасывания глубинных бомб на корме и стал семафорить мне на полубак о том, что произошло. Первым же торпедным выстрелом он попал в левый борт сеятеля бутылок. Вторым разнес носовой орудийный погреб, но в радиограмме сообщил об этом, как о выстреле с моего борта. Немецкий корабль как раз обозначил себя вспышками в тумане, так что прицеливание было простым — с сотни ярдов, не больше. Что с ним было дальше, мы так и не узнали...

За последние несколько минут ветер и волны заметно усилились.

— Ладно, — сказал наконец мистер Гэллап. — На сегодня наши прогулки закончены.

Но мистер Рэндольф, согласно приказу миссис Вирджил, отданному еще перед выходом в море, вынес на палубу непромокаемые плащи — на случай, если шлюп начнет основательно болтать на полном ходу.

— И что же было потом? — спросил он.

— Потом мы проследовали дальше. Джосс сигнальными флажками рассказывал мне новости, а экипаж был занят нашей трубой и мелким ремонтом. Однако споры по делу Майка продолжали разгораться и достигли небывалой силы. К тому же нас всех до сих пор трясло.

— А где был Майк? — спросил мистер Рэндольф, когда волна, которую рассек шлюп, прокатилась по палубе.

— Служил мне горжеткой на полубаке и рассказывал о своих подвигах. Он никогда не лаял, зато умел выразительно ворчать, как пекинес. Потом Джосс вдруг сменил курс. Я подумал, что это из-за мин, но затем мы прошли мимо какого-то бородатого бандита, который покачивался на волнах в спасательном круге, уронив голову на руки и скалясь, как пьяный в пабе... Вполне мертвый... И ведь сколько раз я замечал — невозможно предугадать, как и на что среагирует нижняя палуба. Они уставились на мертвеца, и наш кок сказал, что тот выглядит как пьяный. Вот и все. А потом Ферз вдруг проскрипел: «Богом клянусь, на его месте мог оказаться любой из нас! — И вдруг продолжил, как священник во время свадебной церемонии: — Поскольку все вы обязательно дадите ответ в день Страшного суда, когда откроются все сердечные тайны, я требую от вас и настаиваю: скажите, какой чертов подонок подбросил эти улики против Малахии? И не забывайте — тот малый в воде вас слышит!»

Звучит смешно, но тогда меня просто морозом по спине продрало. И я услышал, как тот чертов большевик-корсетник лопочет, что просто пошутил, мол, вовсе не думал, что все это будет воспринято так серьезно. А затем у трубы началась потасовка, но я, естественно, был очень и очень занят, обмениваясь сообщениями с Джоссом. Когда я не спеша отправился на корму, над Ферзом стоял старшина команды кочегаров, а Чидден и Шайд оттесняли небольшую толпу, жаждавшую крови большевика. Сирил тоже не остался в стороне от потасовки. Мне показалось, хоть я и не стал бы присягать на суде, что старшина кочегаров подцепил башмаком какой-то нож и отправил его за борт.

— Нож! — шокировано воскликнул адмирал.

— Да, столовый нож, сэр, с хорошо отточенной кромкой. Ферз десять лет прослужил на Лестер-сквер официантом или подавальщиком, и набрался всяких тамошних штучек. К тому времени, как я добрался до этой группы, они так и дергались, словно марионетки, потому что никто из нас еще не справился с трясучкой после контузии...

Я не стал ничего предпринимать. Я был уверен, что те двое, которым досталось от Чиддена, станут на него жаловаться. Большевик жив, а наш старшина кочегаров своевременно избавился от улики против Ферза. Учитывая ситуацию, я даже пожалел нашего большевика... Позже Чидден пришел ко мне в кают-компанию и сказал, что тот просит «сег'егации»[109] ради собственной безопасности. О да, он был безусловно виновен в том, что попытался подставить Майка. Но я сказал, что не смогу выдвинуть этой свинье официальных обвинений за очернение собачьей репутации, зато восстановлю Майка в должности и повышу его, из чего нижняя палуба сделает свои выводы.