Шестьдесят рассказов - Дональд Бартельми

За тысячу корзин риса рядовой обыватель может купить чиновничий ранг, кошмар, полное падение нравов, строительный камень, слишком большой, чтобы пройти в городские ворота, получил в наказание шестьдесят плеток, одна из придворных дам, госпожа Яо (та, что с длинным шрамом на правой ноге), вызывает желание, но найти в этой путанице строений и переходов путь к ее павильону - задача почти неразрешимая, некий святотатец называл его собакой, курицей и гадюкой, поразительное убожество ума и фантазии, вместо деревьев надо засадить гору Сян квадратными обтесанными брусьями, дабы некоторые из чиновников поглубже прониклись пониманием государственной воли…

Нет. Он доверит охрану гробницы глиняным воинам, но вместе с ними будет похоронен и один настоящий воин, принц, сокровенное счастье, он своими руками приготовит зелье, мягко и безболезненно погружающее в вечный сон, отцовское счастье, прежде чем поднести принцу зелье, он нашепчет ему на ухо бессчетное множество всю жизнь скрываемых тайн, нечеловеческое, безумное счастье, похоронившие принца будут похоронены следом за ним, счастье в квадрате, те, что их похоронят, будут отправлены на войну - войну, которую он, силой своего несравненного военного искусства, сумеет проиграть, печальное, отстраненное, профессиональное счастье, босой и оборванный, будет он бродить по улицам столицы, бичуя себя по обнаженным плечам веткой колючего кустарника, наказание за проигранную войну, тайное, болезненное счастье, взятые вкупе, эти счастья могут сравниться с цветами бессмертия, растущими на волшебном острове Пэнлай как сорные травы, как сорные травы…

ТАИЛАНД

- Да,- сказал старый вояка,- такое не забудешь. Это было во время Корейской войны.

«Господи Исусе, сохрани и помилуй»,- беззвучно вздохнул слушатель.

- Это было во время Корейской войны,- повторил старый вояка,- Мы там стояли на тридцать восьмой параллели, наша, значит, дивизия, рядом с Чхорвонской долиной. В пятьдесят втором, вот когда это было.

«О Боже,- сказал про себя слушатель.- Энчилады

[87] под зеленым соусом, "Дос Экие"[88] и буррито[89], а лучше - пару.

- У нас был этот батальон таиландцев, приданный нам,- сказал старый сержант.- Отличные ребята, лучше не бывает. Мы еще называли их участок «Таиланд», ну вроде как это вся страна. Они такие, знаешь, мелкие. Мы всю дорогу с ними гудели. Ихнее пойло называется «Меконг», от него аж эмаль на зубах крошится. Там, в Корее, мы только что бензин не глотали, а так - что угодно.

«Энчилады под зеленым соусом и Гильда. Гильда в той раскаленной блузке».

- Так вот, в тот раз, про который я тебе говорю, мы тоже поддавали в «Таиланде», там был этот старший сержант, таиландский, значит, сержант, дружок мой, Сучай, так его звали. Длинный парень и тощий как не знаю что, исключение, как говорится, из правила. Мы с ним были не разлей вода, даже в КО старались подгадать вместе. Ты-то слишком молод, чтобы знать, что такое КО, это краткосрочный отпуск, когда ты садишься на самолет и мотаешь в Токио, окунуться, как говорится, в соблазны большого города.

«Я молод,- думал слушатель,- молод, молод, Господней милостью я молод».

- Так вот, в тот раз, про который я тебе говорю,- сказал старый сардж,- мы стояли на склоне холма, таиландцы, они удерживали этот холм, на котором держалась вся ГЛО - главная линия обороны, не вся, конечно, а ближняя ее часть, здоровая такая горушка, высота сколько-то там не помню сколько, и это был праздничный день, ихний, таиландский, какой-то большой праздник, солнце палит, а в небе ни облачка, ни облачка. Они выставили тридцать семь здоровенных лоханок с кэрри, все разные, в каждой лоханке другой кэрри. Был даже угревый кэрри, вот как.

«Я не могу поверить, что сижу в этой комнате и слушаю, как этот заскорузлый маразматик разглагольствует об угревом кэрри».

- Лукуллов пир,-сказал сержант,-для того, кто любит кэрри, а я любил и люблю. Говяжий кэрри, куриный кэрри, нежнейший таиландский червевый кэрри, а уж рыбные и овощные, так все, какие можно придумать. Повара у таиландцев были первый сорт, даже в нашей сержантской обжираловке, я полтора года был при ней казначеем, так даже там мы вполовину так не ели. Ты слишком зеленый, чтобы знать, что такое счетверенка, это четыре крупнокалиберных пулемета, установленные вместе на полугусеничной машине. У них эти счетверен- ки были вкопаны в землю по всему склону, и танки тоже, да и что еще делать танку на такой местности, так вот вечером они начали шарашить из счетверенок трассирующими, чтобы вроде как салют, фейерверк, в общем, праздник был на все сто. Еще они дрались на своих деревянных мечах, таиландцы здорово ими машутся, вроде как балет, и весь батальон заправлялся этим ихним «Меконгом» и пивом, а заодно и гости вроде меня и моего кореша Ника Пирелли, он у меня был вроде как свой человек в автороте, потребуется мне машина, хоть какая, мне не надо было объясняться зачем и куда, только сказать Нику, и он сразу вычеркнет ее из графика и пришлет мне, с водителем, садись и езжай…

«У меня тоже есть жизнь,- подумал слушатель,- но она как пылинка, кружащая в столбе света».

- А еще у них был такой интересный, точно интересный, я о таком раньше и не слышал, ритуал,- сказал сарджи-сан,- это была вроде как часть праздника, той ночью, на том корейском холме, они все встали в очередь, а их полковник, полковник Парти, я с ним был знаком, симпатичный мужик и умный, он разделся до пояса, а все его солдаты проходили мимо, один за другим, и лили ему на голову воду, по полчашки каждый. Полковник сидел, а они лили ему на голову воду. Это имело какое-то религиозное значение, они там все буддисты, так вот, весь батальон, все шестьсот человек, ну, может, там чуть больше - меньше, все проходили перед ним и лили ему на голову воду, такое, значит, благословение или еще что, это было весной. Полковник Парти мне всегда говорил, у него с английским было не очень, но уж во всяком случае лучше, чем у меня с тайиландс- ким, я по ихнему вообще ни бум-бум, он мне всегда говорил: «Сержант, вот кончится война, я обязательно приеду в Большой Пи-экс

[90]», это он Америку так называл, Большой Пи-экс, «я приеду в Большой Пи-экс и мы с вами сыграем в гольф». Я-то и не знал, что у них там в Таиланде играют в гольф, а вот он, оказалось, был классным игроком, говорили, что он когда-то выступал за олимпийскую сборную по гольфу, это ж подумать только, что у них была такая команда, но они, вообще, часто вот так удивляли, красивые ребята, вот наш ординарец Ким, у нас были эти корейские ординарцы, держали палатки в порядке, стирали, попросишь - так и автомат почистят, к слову, корейцы, они чуть не все Кимы, Ким был при дивизии с самого начала, в пятидесятом дошел с ней до Ялу, а потом пришли китайцы и понесли нас аж до самого Сеула, а Ким этот сидел в грузовике и отстреливался из чьей-то М-1 всю дорогу, пока мы отступали, а это отступление, оно было чистый кошмар, поэтому все его уважали, пусть он там и был просто ординарец… Ну, короче, Ким, он-то и сказал мне, что полковник Парти был ихним главным чемпионом по гольфу. Оттуда я, значит, и знаю.

«Он напоминает мне бедняков,- подумал молодой человек,- Бедняков, которых я ненавижу».

- А китайцы,- сказал сержант,- они же когда ходили в атаку? Ночью, они всю дорогу так делали.

«Богоданная сенильность,- проплыло в мозгу у слушателя.- Бессмысленный лепет блаженного».

- Это был чистый ужас. Они дудели в эти свои рожки, ты еще не совсем проснулся, из спальника не вылез, а эти рожки, они словно и спереди и сзади, со всех сторон, все хватаются за оружие и бегут, сами не знают куда, ну чисто как курица с отрубленной головой, дивизионная артиллерия бухает, ставит огневую завесу, вот только куда там они стреляют и в кого - одному Богу известно, тут выясняется, эти китайские психи уже у нас в окопах, а над головой висят осветительные ракеты…

«Я ссылаю тебя в историю,- сказал слушатель,- Я закрываю эту книгу, чтобы более к ней не возвращаться».

- Меня раз хотели отправить в поварское училище учиться на пекаря,- сказал сержант, кутаясь в тускло- красную пижаму, - но я сразу отказался. Я просто не представлял себя поваром или там пекарем, потому-то я и попал в отделение тяжелого оружия. Этот вечер в «Таиланде» был самым лучшим за всю нашу прогулку. Никогда, ни до, ни после, я не видел тридцать семь лоханок, до краев полных кэрри, и я хотел бы как-нибудь съездить в эту страну и поговорить с этими ребятами, отличные были ребята. Сучай хотел стать премьер-министром Таиланда, такое вот скромное желание, ничего у него вроде не вышло, но я продолжаю следить за газетами, не промелькнет ли его фамилия, ведь чего не бывает. Как-то я попал на этот самолет, летевший из Атланты в Сан-Антонио, в Бруковский медицинский центр, меня послали на обследование, так на борту там были сплошь молодые новобранцы, ну прямо дети малые. Если бы не форма, я бы дал им лет по шестнадцать, не больше, а уж о форме той лучше не говорить. Парадные кителя, а под ними - рабочие свитера с глухим воротником, ну вот ты, ты можешь такое представить? Мокрые курицы, а не солдаты, в добровольческой армии оно, наверное, всегда так бывает. Ты не подумай только, что я критику навожу.