Мир вашему дому! - Олег Верещагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Шутники, — проворчал Игорь, отбирая маркер и садясь прямо.
— Скоро десять, а ты все дрыхнешь и дрыхнешь! — засмеялся Женька.
— Десять?! — Игорь посмотрел на комбрас. — Ого, вот это я дал!
— Да мы почти все спали, — пояснил Степка. — Еще немного — и новый год встречало бы сонное царство.
Транслировался последний в этом году концерт, состоящий исключительно из новогодних песен. В концерт то и дело вклинивалась станция плавучего города — очевидно, Вольный дрейфовал или передвигался к берегам материка. Игорь — селекционировал канал Озерного. Все находились в нервно-приподнятом состоянии, которое сопровождает ожидание близкого праздника.
Потом качал, снова неожиданно потерялся и, пока Игорь настраивал его заново, Борька дотянулся до гитары — и в палатке прозвучала не совсем новогодняя печальная местная песня…
— Весенней порой предрассветною.[47]Когда сосны еще клонит ко сну,Глухарь поет свою песню заветную,Непонятную песнь про весну…Слушал мальчик его — а под соснамиЛесом ползало эхо молвы,Что опасность приносится веснами…Он не слышал щелчка тетивы.Просто небо качнулось и треснуло,На куски разлетелось все,Рассыпая в долины окрестныеГолубые осколки озер.Эхо крика меж мягкими лапамиУбежало, гуляв полдня.(Гухх качнул головой мохнатою —И вабиска унес в березняк).Болт ударил снизу и сбоку.Закружилось вдруг колесомГусто-синее небо глубокое,Рассыпаясь средь черных лесов.Попытался шагнуть.Ну где там…(А ведь было совсем легко.)Под пологом разлапистых ветокРухнул — молча, на месте, столбом.Падал, падал. Падал. Долго…(В горле кровь — как неслышный крик.)Вот и все.А за дальними елкамиПродолжали петь глухари.
— Это правда было, — сказал Женька, видя, что Игорь, Степка, Зигфрид и Клотти молчат вопросительно. — Когда мы только сюда переселились, весной, недалеко от Водопадного Нагорья… Парня звали Сашка Тропкин… Ну, Игорь, включай там что повеселее!
Палатку снова заполнила веселая музыка. Мальчишки, готовясь к салюту, стали распаковывать пиротехнику.
— Надо откапываться, — сообщил Игорь, влезая в ботинки на меху и куртку.
— Кто со мной?
— Пошли, — Борька подхватил вторую лопату. Мальчишки исчезли в тоннеле, и через пять, не больше, минут со стороны вертолета донесся их крик:
— Эй, идите сюда!
— Скорее давайте!
На ходу обуваясь и натягивая куртки, все ломанулись в переходник и через освобожденную дверь вертушки повыскакивали на снег.
Ветер и метель улеглись полностью. Всё кругом занесло белым. Мороз усилился, воду у берега схватила льдом. От света Адаманта на успокоившейся поверхности мелко дрожали блики. Мохнатые звезды шевелились в холодном ночном небе, а на севере у горизонта переливался хрусткий радужный занавес Северного Сияния, крайне редкого в этих местах. От красоты, открывшейся глазам нашей восьмерки, нефигурально захватило дух.
— Вот это новогодняя ночь, — удовлетворенно заметил Зигфрид. — Смотрите терминал! А вон корабль возле него, вон, смотрите!
— Ага, вижу! — подпрыгнула в снегу Клотти. Остальные — даже Игорь — как ни старались, не смогли различить возле алой звездочки огонек корабля. — Когда-нибудь я буду водить такие!
— Девчонка-пилот? — не то усмехнулся, не то ужаснулся Борька. А Игорь огорошил, как ему казалось;
— Тебя в Гагарин не возьмут.
— А я знаю, — спокойно ответила германка. — Я пойду в космофлот какой-нибудь компании. Русской Колониальной, например.
— Консервы возить, — фыркнул Женька. Клотти пожала плечами:
— Ну и что? Консервы в контейнерах. А я — в пилотской рубке. Завидуйте все. И не говорите мне, что не бывает женщин-пилотов.
— Ну вообще-то бывают, — согласился Игорь. — Мало, но есть.
— А холодно, — поежился Степка. — Вон та — что за звезда?
— Эпсилон Оленя и звезды-спутники, — пояснил Борька. — Огненный Венец, как их тут у нас называют.
— Красиво, — Степка обнял Клотти. — И похоже… С Земли их не видно, кажется.
— Пошли, правда холодно, — Лизка, прижимавшаяся к Женьке, тоже покрутила плечами. — И Северное Сияние погасло… Пошли, пошли!
Почти все вернулись внутрь. Но Игорь еще какое-то время стоял, то разгребая снег незашнурованным ботинком, то поглядывая на небо. Вдали — очень-очень далеко — лежали на нем отсветы Прибоя, а где-то на побережье горел костер. Неужели кому-то еще пришла в голову фантазия отмечать Новый Год "на природе"?
Игорь вдруг почувствовал, что у него намокли глаза. Непривычно и, пожалуй, стыдно… но никто же не видит.
— Мам, пап, здравствуйте, — сказал он, глядя на звезды. Коротко вздохнул. — У меня все ничего, все нормально… только я хотел бы увидеть вас…
Он закрыл глаза и вспомнил зал и разрезанное яблоко в руке преподавателя аутотренинга…
"Круг — символ круга, который описывает над нашими головами Солнце.
Пятиконечный крест в сердцевине разрезанного пополам яблока — означает основные положения солнца на севере, в древнем Туле, откуда вышли наши предки после Великого Потопа.
Разрезанное яблоко — пятиконечный крест в круге. Символ вечности.
Когда вы, мальчики, увидите в разрезанном яблоке весь наш мир — мы продолжим занятия. Смотрите. И помните: ничто не уходит в никуда и не появляется из ниоткуда."
Игорь поднял руку и быстро начертил на фоне звезд три руны — "руны волшбы." Серебристый след пальца на миг обрисовал их в небе, потом — растаял, мерцая, как след частицы на экране осциллографа.
Стало намного легче. Игорь прикрыл глаза вновь, потом открыл их. Нет, надо браться за дело. Сразу после праздника. Иначе никакой аутотренинг не поможет…
…- Где ты там ходишь?! — встретил Борька друга. — Садись, уже скоро!
В самом деле — Новый Год накатывался с неотвратимостью прилива. Девчонки начали расставлять блюда на разложенном мальчишками столе, туда же водрузили бутылки, кто-то искал стаканы. Зажгли все лампы. Женька увеличил громкость — как раз навали показывать картинки Земли — Аркаим, памятник воинам России, елка на Сенатской площади, флаг над императорским Зимним Дворцом в Великом Новгороде… Все замерли, только Степка поспешно разливал вино — на экране появилась запись обретения Его Императоре кого Величества. Знакомые и вообще-то дежурные слова зазвучали в палатке, но их все равно слушали внимательно — за ними слышалась искренняя гордость монарха своими подданными. И, когда прозвучали последние слова, традиционные слова — "храни нас наша вера, будьте счастливы, друзья!" — Игорь пружинисто встал и чистым голосом запел, опережая хор не экране:
— Рощ березовых нежные краски,[48]Синь озер, журавлиный полет —Как прекрасно, что это не сказка!После сумрака будет восход!
— и остальные, тоже вставая, подхватили:
— Из венца Побеждающей ДевыТы упала на землю для нас,Ты чиста среди грязи и гнева,О Россия — небесный алмаз!..
…- Три! Два! Один!.. С Но-вым Го-до-о-ом!
5.Две из четырех бутылок «уговорили» очень быстро за каких-то полчаса
— получилось по два стаканчика на человека. Все пришли — не от вина, а от общего настроения — в расслабленное состояние и валялись на «диване». Потом как-то вяло пошли запускать фейерверк, но когда первые ракеты, взмыв на разную высоту, брызнули разноцветным пламенем, началось оживление с воплями и прыжками, тут же перешедшими в перебрасывание снежками. Впрочем, Женька в снежки играть не пожелал, а запускал новые и новые ракеты. Так это Игорю и запомнилось — они перебрасываются снежками под разноцветным сиянием, льющимся с небес, и Катька кричит, заливаясь смехом: "С тобой неинтересно, Игорь, ты все время попадаешь!" Кажется, он и правда попадал чаще остальных, но дело было не в этом, а в том, как здорово, спеша, уворчиваться от чужих снежков, нагибаться, подхватывать слишком сухой, рассыпающийся снег, лепить из него плотный комок, бросать, снова уворачиваться…
…Падающей звездой догорела последняя ракета. Восемь человек на истоптанном снегу все еще смотрели в небо.
— Новый Год, — задумчиво сказала Клотти. — Пошли внутрь, я опять есть хочу.
В палатке снова пришлось переодеваться и рассаживаться у стола, на котором еще стояло полно всего и не все еще остыло. Игорь навалился на отбивные, делая из них бутерброды — один кусок хлеба, ломоть мяса, второй кусок — и зелень. Одновременно он наворачивал салат с местными крабами и горошком, неэстетично облизывая ложку. Кое-кто уже отвалился от стола, а Катька с Борькой пели новогоднею песенку — простенькую, о снеге и о том, как здорово, что на свете есть зима.