О всех созданиях – больших и малых - Джеймс Хэрриот

Снова я навестил бычка неделю спустя, и на этот раз, увидев меня, он начал носиться по стойлу, точно скаковая лошадь. Когда наконец я, запыхавшись, загнал его в угол и ухватил за морду, во мне все ликовало. Я сунул пальцы ему в рот: язык стал упругим и уменьшился почти до нормальных размеров.

– Сделаем еще инъекцию, Эрик, – сказал я. – Если не очистить все как следует, язык начнет опять деревенеть. – Я принялся разматывать шланг. – Кстати, я что-то не вижу Джуди.

– Так она, наверное, решила, что он уже выздоровел. Да и нынче у нее другая забота. Вон поглядите!

Я взглянул в дверь и увидел, что Джуди торжественно выступает по двору, неся во рту что-то желтое и пушистое.

Я вытянул шею.

– Что это она несет?

– А цыпленка.

– Цыпленка?

– Ну да. Вывелись месяц назад. Так старушка решила, что им лучшее место в конюшне. Устроила им там гнездо и все пробует свернуться вокруг них, только ничего у нее не получается.

Джуди скрылась в конюшне, но вскоре появилась снова и побежала к кучке цыплят, которые весело поклевывали между булыжниками, осторожно забрала одного в пасть и направилась к конюшне. Оттуда ей навстречу выбежал первый цыпленок и засеменил к остальной компании.

Усилия ее пропадали напрасно, но я не сомневался, что она не отступится – такой уж она родилась, Джуди, собака-сиделка никогда не сменялась с дежурства.

57

Мое пребывание в госпитале порождало у меня много разных мыслей. Например, что в моей ветеринарной практике я держу нож, а не лежу под ножом, и это много предпочтительнее.

И мне вспомнилось, с каким удовольствием года за два до войны я занес скальпель над распухшим собачьим ухом. Тристан, томно облокотившийся о стол, держал анестезионную маску у собачьего носа. В операционную вошел Зигфрид. Он бросил беглый взгляд на пациента.

– А, да! Гематома, про которую вы мне рассказывали, Джеймс… – Но тут он посмотрел на брата: – Боже великий, ну и вид у тебя с утра! Когда ты вчера вернулся?

Тристан обратил к нему бледную физиономию: между опухшими веками еле проглядывали покрасневшие глаза.

– Право, не знаю. Довольно поздно, как мне кажется.

– Довольно поздно! Я вернулся с опороса в четыре утра, а ты еще не явился! Где ты, собственно, был?

– Я был на балу содержателей лицензированных заведений. Отлично, между прочим, организованном.

– Еще бы! – Зигфрид гневно фыркнул. – Ты ничего не пропускаешь, а? Банкет метателей дротиков, пикник звонарей, вечер голубеводов и вот теперь – бал содержателей лицензированных заведений! Если где-то есть случай налакаться, уж ты его не упустишь!

Под огнем Тристан всегда проникался особым достоинством, и теперь он закутался в него, как в ветхий плащ.

– Дело в том, – сказал он, – что многие содержатели указанных заведений входят в число моих друзей.

Его брат побагровел.

– Охотно верю. Лучшего клиента, чем ты, у них, наверное, не было и никогда не будет.

Вместо ответа Тристан внимательно проверил анестезионный аппарат.

– И еще одно, – продолжал Зигфрид. – Я постоянно встречаю тебя с разными девицами. А ведь ты, предположительно, готовишься к экзамену.

– Ты преувеличиваешь! – Тристан оскорбленно посмотрел на него. – Не спорю, я иногда люблю женское общество – как и ты сам!

Тристан свято верил, что нападение – лучший вид обороны, а это был меткий удар: прекрасные поклонницы Зигфрида буквально осаждали Скелдейл-Хаус.

Но старший брат и глазом не моргнул.

– Причем тут я? – рявкнул он. – Я-то сдал все экзамены. Мы говорим о тебе. Ведь это тебя я видел позавчера вечером с новой официанткой из "Гуртовщиков"? Ты тут же юркнул за угол, но я знаю, что это был ты!

Тристан откашлялся.

– Очень возможно. Мы с Лидией друзья. Она очень милая девушка.

– Вполне допускаю. Но мы говорим не о ней, а о твоем поведении. Я требую, чтобы ты проводил вечера дома за учебниками. Хватит напиваться и бегать за юбками! Понятно?

– Более чем! – Тристан изящно наклонил голову и прикрутил клапан анестезионного аппарата.

Зигфрид, тяжело дыша, еще несколько секунд жег его взглядом. Такие нотации всегда выматывали его. Потом он быстро повернулся и ушел.

Едва дверь за ним закрылась, Тристан весь поник.

– Пригляди за аппаратом, Джим, – просипел он, пошел к раковине в углу, налил в мензурку холодной воды и выпил ее одним долгим глотком. Потом смочил кусок ваты и приложил его ко лбу.

– Ну зачем ему понадобилось приходить именно сейчас? Я просто не в силах слушать упреки в повышенном тоне. – Он взял флакон таблеток от головной боли, сунул в рот несколько штук и запил их еще одним гигантским глотком. – Ну ладно, Джим, – пробормотал он, вернувшись к аппарату, – будем продолжать.

Я вновь нагнулся над спящей собакой. Это был скотч-терьер по кличке Хэмиш, и его хозяйка, мисс Уэстермен, привела его к нам два дня назад.

В прошлом она была учительницей, и я не раз думал, что поддерживать дисциплину в классе ей, вероятно, не составляло ни малейшего труда. Холодные белесые глаза смотрели на меня чуть ли не сверху вниз, а квадратный подбородок и мощные плечи довершали сокрушающее впечатление.

– Мистер Хэрриот! – скомандовала она. – Я хочу, чтобы вы посмотрели Хэмиша. Надеюсь, ничего серьезного нет, но ухо у него распухло и стало очень болезненным. У них ведь там не бывает… э… рака, не так ли? – На мгновение стальной взгляд дрогнул.

– Ну, это крайне маловероятно, – сказал я, приподнял черную мордочку и осмотрел обвисшее левое ухо. Собственно говоря, вся его голова казалась перекошенной, словно от боли.

Очень бережно я взял ухо и легонько провел указательным пальцем по тугой припухлости. Хэмиш взвизгнул.

– Понимаю, старина. Очень больно. – Повернувшись к мисс Уэстермен, я чуть не боднул ее – так низко коротко остриженная седая голова наклонялась к песику.

– У него гематома ушной раковины, – сказал я.

– А что это такое?

– Ну… мелкие кровеносные сосуды между кожей и надхрящницей разрываются и кровь, вытекая, образует вот такое вздутие.

Она погладила косматую угольно-черную шерсть.

– Но что вызывает этот разрыв?

– Обычно экзема. Он последнее время, наверное, часто встряхивал головой?

– Да, пожалуй. Я как-то не обращала внимания, но теперь, когда вы спросили… Словно у него что-то застряло в ухе и он старается вытряхнуть помеху.

– Это и вызвало разрыв сосудов. Да, у него действительно есть небольшая экзема, хотя для его породы это редкость.

Она кивнула.

– А лечение?

– Боюсь, тут помогает только операция.

– Боже мой! – Она прижала ладонь ко рту. – А без нее никак нельзя?

– Не тревожьтесь, – сказал я. – Надо только выпустить кровь и подшить отслоившуюся кожу. Если этого не сделать, он будет мучиться еще долго, а ухо навсегда останется изуродованным. Такому красавчику это совсем ни к чему.

Говорил я вполне искренне. Хэмиш был отличным образчиком своей породы. Шотландские терьеры – удивительно симпатичные собаки, и я очень жалею, что теперь они почти исчезли.

После некоторых колебаний мисс Уэстермен дала согласие, и мы договорились, что я прооперирую его через два дня. Явившись с Хэмишем к условленному часу, она положила его мне на руки, несколько раз погладила по голове, а потом посмотрела на Тристана и снова на меня.

– Вы ведь его побережете? – сказала она, выставив подбородок и устремив на нас белесые глаза. На мгновение я почувствовал себя гадким шалунишкой, которого застигли на месте преступления, и, по-видимому, Тристан тоже испытал нечто подобное – во всяком случае, когда бывшая учительница удалилась, он тяжело перевел дух и пробормотал:

– Черт подери, Джим, с ней шутки плохи! Не хотел бы я попасть ей под сердитую руку.

Я кивнул.

– Согласен. А на своего пса она не надышится, так что давай постараемся.

Когда Зигфрид вышел, я приподнял ухо, которое теперь напоминало надутый колпачок, сделал надрез по внутренней поверхности ушной раковины, подставил эмалированную кювету под брызнувшую кровь, а затем выдавил из раны несколько больших сгустков.

– Не удивительно, что малыш визжал, – заметил я. – Ну да когда он проснется, ему уже будет легче.

Полость между кожей и надхрящницей я заполнил сульфаниламидом, а затем начал шить с пуговками. Без них кровь могла просочиться в полость, и через несколько дней возникла бы новая гематома. Когда я только начал оперировать ушные гематомы, я вкладывал в полость марлевый тампон, после чего прибинтовывал ухо к голове. Чтобы удержать повязку на месте, хозяева нередко надевали на собак смешные чепчики, но это мало помогало и непоседливые собаки скоро срывали чепчик вместе с повязкой.

Пуговки были гораздо надежнее: расслоившиеся ткани плотнее прилегали друг к другу, и это снижало возможность смещения.

К обеду Хэмиш очнулся и, хотя был еще немного сонным, казалось, испытал довольно большое облегчение от того, что его ухо вновь стало плоским. Утром мисс Уэстермен предупредила, что уезжает на весь день, и обещала забрать его вечером. Черный песик, чинно свернувшись в своей корзинке, философски поджидал хозяйку.