Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма - Коллектив авторов -- История
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тревожный сон командира продолжался не долго. Когда он проснулся, перед ним на стуле сидел дежурный офицер и крепко спал. «Проснитесь, — сказал командир, — немедленно выйдите во двор и узнайте, что делается в селе».
Вскочивший и смущенный офицер быстро вышел и через несколько минут вернулся бледным и с волнением произнес: «Г-н полковник, все ушли, наш дивизион оставлен». Положение создалось крайне тревожное. В самый короткий срок дивизион выступил. Можно было предполагать, что исключительная обстановка вынудила к столь спешному отходу и даже без отдачи нужных приказаний. Дивизион вышел на околицу села и в недоумении остановился, чтобы решить, по какой из двух дорог на Севастополь ушли главные силы.
Никаких следов этого движения не имелось, а время было далеко за полночь. Решено было двинуться по главному пути на Симферополь, а для проверки направления и установления связи был послан офицерский разъезд под командой поручика батареи Владимира Шлидта. Ночь темная — ни зги не видно, еле-еле виднеется полотно шоссе, но оно мертвое, нигде никакого движения, нигде никого…
После часа движения нам встретилась обывательская подвода. На вопрос — как долго он ехал и не встречал ли войск, подводчик сказал, что никаких войск не встречал, а ехал более 2 часов. Таким образом, нам стало ясно, что идем по другой дороге, к тому же наш разъезд не возвращался. Несмотря на очевидность нашей ошибки, мы все же решили продолжать свой путь, некогда было раздумывать. Осенив себя крестным знамением, мы двинулись.
Командир дивизиона, полковник Роппанет, с командирами батарей и небольшой группой разведчиков выехали на полкилометра вперед, и колонна продолжала движение. Так мы прошли более часа, пересекли дорогу от Сарагуз на Евпаторию. Беспокойство за свою участь все же не улеглось, его вызывало зарево пожаров, дугой охватившее нас с востока, оно то удалялось, то приближалось, что показывало присутствие там врага.
Вдруг, из глубины темноты, раздался громкий голос: «Стой! Кто идет?» Назвать себя было опасно. Последовал «дипломатический» разговор, начатый ответом: «Свои!» В это время наши руки вынимали из кобур револьверы, а противоположная сторона щелкала затворами. К счастью, кончилось все благополучно. Оказалось, что мы наткнулись на конную заставу 2 дивизий генерала Барбовича, выставленную на окраине города Сарагуз. Начальник заставы нас информировал о крайне серьезной обстановке и предложил нам скорее двигаться на Симферополь, так как конница спешно отходит, а красные совсем близко.
Что же произошло? Почему нас забыли в Трех Обломах? Всему виновата усталость. Посланный разведчик с приказанием выступать дважды побывал в 1-м дивизионе, а адъютант бригады штабс-капитан Шереметов{197} не обратил внимания на отсутствие подписи командира 3-го дивизиона полковника Роппанета или его адъютанта, а удовлетворился количеством этих подписей. Командир нашей бригады, генерал Ерогин, в это время исполнял должность начальника дивизии, потерявшей в боях свой генералитет, и, конечно, занят был более ответственным делом, когда ему доложили, что в колонне нет нашего дивизиона, мы шли по другой дороге в сторону от бахчисарайского направления. После возвращения разъезда штаба дивизии, не обнаружившего нас на месте ночлега, 3-й дивизион считался пропавшим без вести, а последний, предоставленный собственной участи, преодолевая все многогранные трудности своего пути, достиг Севастополя, когда погрузка на корабли была закончена и армада судов, готовых к отплытию, стояла на рейде.
Сколько надо было иметь душевных и физических сил, чтобы преодолеть неожиданно встретившиеся трудности; на полдороге из Бахчисарая до Севастополя шоссе буквально было забито подводами встречного движения. Теперь оно окончательно замерло, сцепившись колесами и оставленное людьми… только понурые лошади еще подавали признаки жизни. Чтобы двигаться, пришлось приказать чинам батареи распрягать лошадей, а повозки сбрасывать в канавы. На встречавшихся мостах работа была еще более сложной: здесь подводы перебрасывались через перила, но сил все же хватило, чтобы пробиться к пристани.
Тут повторилось пережитое в Новороссийске, но ко всему прибавилась жгучая душевная боль предстоящей разлуки с Родиной, и не одному из нас приходила мысль о самоубийстве. Потерять все и не знать, что впереди, стучало в сознание мертвым заступом, но больнее всего колола мысль о гибели нашего дела, в святость которого мы так верили и проявили столько энтузиазма.
Стояли мы на берегу и смотрели на готовые к отплытию корабли, занятые собой и безучастные к нам. Мы могли взывать к ним, и они не услышали бы, сигналы наши им были не понятны; на пристани не было ни одной лодки; время проходило, солнце склонялось к западу, люди стали нервничать и считать себя брошенными. Пришлось их успокаивать обещанием разделить участь с ними в ближайших горах, если нам не удастся связаться до ночи с кораблями.
Все же в этот раз рок не оказался жестоким — неожиданно с Графской пристани отчалила лодка, вел ее один человек. На наши крики повернуть к нам лодочник стал заметно удаляться, тогда был поставлен пулемет, огонь которого заставил лодку причалить к нам. Спасение пришло. Командир батареи назначил несколько солдат батареи с фейерверкером сесть в лодку и подойти к ближайшему вымпелу и доложить о нас. От этих людей, покорившихся своей участи, вырвался нелицемерный протест. «Мы верим своему начальству, только командир может добиться нас подобрать», — повторяли они и на руках внесли командира в лодку. Правы были солдаты, но прав был и командный состав в этой обстановке, устранявшей подозрения к собственному спасению. Связь с кораблем, и именно с «Генералом Корниловым», была установлена. На этом корабле оказалась и наша бригада. Спущенные с бортов лодки в несколько рейсов перевезли всех ожидавших на берегу.
Закончен путь. Исполнен долг. Размышления о превратностях судьбы каждый из нас унес на корабль и там, где-то под лодкой, спасаясь от докучливого дождя, передумывал о случившемся и старался немного приподнять завесу будущего, но бессилен был каждый участник трагедии разобраться в душевном хаосе, и невольно он пришел к покорности фатуму — так, значит, суждено! И унесли нас корабли за неведомые горизонты, в чужие страны. Скрылась от нас дорогая Родина, но остался священный огонь в сердце, и будет он гореть, пока мы живы будем.
Дорогие соратники по батарее, думаю, что своим скромным трудом я не удовлетворил вас.
