Желтые небеса - Орлов Антон

– Не похож.

– Ну конечно, не похож, у тебя же теперь другое тело! В той жизни ты был наемной сволочью, работал за деньги. Работал на таких же сволочей, как ты сам, – Юстан чеканил слова, словно зачитывал обвинительный приговор. – Если хочешь узнать, как выглядит зло, погляди внимательно на эту жирную харю! Ты был порождением зла, имя которому – серость, ты и сейчас его порождение!

«Я должен был украсть для Аблеса шлем и смыться. Вместо этого стою тут в собачьем ошейнике и выслушиваю излияния полоумного террориста. Надо как-нибудь закруглить этот содержательный разговор, чтобы передохнуть и подумать».

– Все равно это не я, – энергично помотал головой Мартин.

– Потому что дурак! А на меня посмотреть хочешь?

На соседнем экране появился молодой мужчина, привлекательный, с открытым одухотворенным лицом.

– Вот как я выглядел, – с нежностью прошептал Юстан. – Вот какое у меня было тело! Я нравился бабам. Всем, кроме нее. Она была не баба, вообще не человек – что-то демоническое, страшное… Но она привязала меня к себе, как будто выжгла в моей душе свое черное клеймо! Специально, чтобы я предал дело своей жизни и перестал служить людям…

«Ну когда же тебе надоест трепать языком, а?» – про себя вздохнул Мартин.

– Я слишком поздно узнал, что она такое, – не замечая, что слушают его без энтузиазма, продолжал Юстан. – Узнал благодаря твоим стараниям, помнишь? Ни… ты пока не помнишь! Гефада еще не прочистила тебе мозги как следует. Я не перестал ее любить. Я совершил ради нее самоотверженный поступок, который серые людишки назвали уголовным преступлением. Я хотел разбудить в ней страдающего человечного человека, а разбудил зверя. И этот зверь меня загрыз… Скотина! – последнее определение относилось, по-видимому, к Мартину. – Я хотел, чтобы ты пережил то же самое, когда твоя возлюбленная Корнела тебя отравит, а ты вместо этого начал блевать и запакостил мою любимую комнату во дворце у Корнелы! Грязная скотина!

– Если б Корнела меня отравила, ты бы потерял шанс вернуться домой, – напомнил Мартин.

– Она бы тебя не насмерть отравила. Так, чтобы ты стал беспомощным, слабым… Человека делают человеком его слабости, маленькие и большие, – Юстан покосился на портрет черноволосой женщины. – Когда я найду ее – а я перетряхну ради этого все галактики, все параллельные измерения – я сумею подавить ее и научить слабости! Теперь, когда у меня есть Гефада, она ничего не сможет мне сделать. Для начала нужно отыскать дорогу в тот мир, откуда мы пришли, вдруг она все еще там… Мне понадобится твоя помощь, убийца.

– А сам вспомнить не можешь?

– Да как я вспомню, после того, что со мной было… – лицо Юстана мученически сморщилось. – Она же не просто меня убила – она буквально вышибла меня из той реальности! У нее был приятель-жрец из дикарской страны, этакая тощая белобрысая сволочь. Экстрасенс и маг, хотя там почти никто не верил в магию, я тоже… Он ее научил, как это сделать. Видишь ли, убийца, я тогда все-таки сумел причинить ей душевную боль! Только она после этого не стала мягче и никакой благодарности ко мне не почувствовала. Наоборот, осатанела. Я-то думал, все будет по-моему… А ты отказал мне в помощи, это я на все будущие жизни запомнил!

– Юстан, тебе бы сценарии для кино сочинять. Загреб бы кучу денег.

– Тебя волнуют только деньги. Убогое мышление сытого хапуги… А я думаю обо всех людях, о человечестве! У меня имперское мышление!

– За что тебя убили? – спросил Мартин. – Что ты сделал?

– Поступок, величие которого ты не поймешь, – отмахнулся Юстан. Он поднялся с пуфика и начал прохаживаться взад-вперед вдоль захламленного кардубийского стола. – Ты воспринимаешь только ограниченные, приземленные вещи. Твой мирок – это мирок упрощений. Если террорист – застрелить его, если безвредный серенький обыватель – пускай живет дальше. Внутреннее содержание тебя не волнует. Если я скажу тебе, что я сделал, ты будешь оценивать внешнюю сторону, не обращая внимания на мои выстраданные мотивы.

«Ого, да он виляет! Словно речь идет не о бредятине, а о реально совершенном преступлении… А может, так и есть? Юстан совершил некое преступление на Алзоне. Опасаясь разоблачения и ответственности, сбежал на Кадм. Здесь, под влиянием излучения Гефады, его неустойчивая психика пошла вразнос, и он навоображал, что вляпался в уголовщину не на самом деле, а „в прошлой жизни“. Видимо, так для него комфортней».

Юстан взял со стола оплетенный золотыми прожилками хрустальный бокал с темной жижей, отхлебнул, уставился на бокал, словно пытаясь идентифицировать напиток, потом состроил гримасу, прошипел: «В жопу позавчерашний кофе!..» – и выплеснул содержимое на истоптанный до залысин ширанийский ковер.

– У меня неустроенный быт, – надменно бросил он через плечо, обращаясь к Мартину.

– Вижу, – кивнул Мартин.

– Ты бы на моем месте со всего этого хлама пылинки сдувал. Для меня вещи – ничто!

– Особенно чужие?

– Да, я никогда не старался беречь вещи, которые одалживал у друзей, – поморщился Юстан. – Потому что людей надо отучать от привязанности к вещам. Но в этом зале все мое, я сам это собрал…

– Нахапал где придется?

– Я бог, и это мое по праву, – процедил он, оглядывая напоминающий помойку стол. Взял другой бокал, с бордовой жидкостью, с жадностью осушил. – Кислятина… Ничего, Гефада вылечит мое тело от любой болезни. Только мою раненую душу она никак не может излечить…

Мартину тоже хотелось пить, но он сознавал, что Юстан вряд ли его угостит.

– Она растоптала мою любовь, – прошептал тот, опять повернувшись к портрету. – Я любил ее, а она любила порождение зла!

– То есть меня? – уточнил Мартин.

– Тебя?! – взвизгнул оскорбленный Юстан. – При чем здесь ты? Скотина, ты тянешь на себя каждое одеяло, ты считаешь себя центром Вселенной!

Мартин упустил то мгновение, когда телесные ощущения отключились. Стены закачались, он упал на пол, однако удара не почувствовал. Подскочивший Юстан остервенело пинал его, изрыгая ругательства. Как и в первый раз, глаза Мартина оставались широко открытыми, но ни одна клеточка не передавала сигналов в мозг.

– Толстокожая скотина! – выкрикивал Юстан. – Вот же, ничего не чувствуешь! Дерьмовый непробиваемый обыватель!

Яростно работая ногами, по голове он не бил: опасался за драгоценную память пленника.

– Твоя душа заплыла жиром, ты неспособен чувствовать боль мира! Получай!

В прошлом Мартина не однажды избивали, но никогда – под наркозом. Юстан перешел на совсем уж нечленораздельную ругань, потом исчез из поля зрения. Мартин услыхал его шаги и слезливое бормотание. Шаги других людей. Он не мог повернуть голову, чтобы посмотреть, кто пришел, видел только сводчатый потолок над собой, путаницу светящихся извилистых полос.

– Унесите его в камеру, вон туда, – приказал кому-то Юстан. – Вчетвером поднимете? Да осторожней, голову не зашибите!

Мартина поволокли прочь из зала. Прикосновений он не чувствовал, но потолок поплыл назад, справа и слева суетились люди.

«Чтобы избить меня, тебе пришлось включить блокирующий ошейник. Остроумное решение, молодец, Юстан! И я тоже молодец: этак ненавязчиво и тактично прекратил разговор…»

Тащили его недолго: к залу примыкал коридор, на сводах которого еле теплились световые узоры. Поворот… Нет, не поворот – вход в комнатушку, затопленную дрожащим фиолетовым сумраком. Мартина швырнули на пол.

– Меня убил не ты, но ты все равно убийца, потому что отказался мне помочь! – услыхал он голос Юстана. – Не думай, что я могу опуститься до мелкой мести! Я с тобой расправился за то, что ты очерствевший примитивный дурак!

Все ушли, дверные створки сомкнулись. Мартин вновь начал ощущать собственное тело – а заодно и боль от пинков.

Глава 24

…Он поднялся на ноги, поглядел на свою ушибленную коленку – серую от пыли, с проступающими алыми каплями, – пнул кожуру тропического фрукта, на которой поскользнулся, подобрал портфель и поплелся к нотариальной конторе. Отец снимал помещение под офис в глухом переулке, зажатом меж бетонных коробок древней постройки, в более поздний период обросших лепными карнизами и розетками.