Летний дождь - Вера Кудрявцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эй, салаги, не задерживайте движения!
— Мужские голоса явились…
— Витек, привет! — обрадовались хористы передышке.
Татьяна Петровна спорхнула со стульев и цепко всмотрелась в мальчишек, словно старалась навсегда запомнить их лица.
— Значит, так, — сказала она, и все, и она тоже, засмеялись.
— Смеемся мы не над вами, — объяснила она Витьке и Саньке. — Раз в десятый объясняю одно и то же. Как новенький появится, так я и говорю: «Значит, так: мы организовали отряд „Мужские голоса“. Что это такое? Это хор, только не певцов, а чтецов. Мы решили с ребятами подготовить горьковскую программу…» Ребята! — вдруг прервала она себя и с загоревшимися глазами обратилась ко всем, забыв, казалось, о Саньке с Витькой. — Меня осенило! Мы не только «Песню о Буревестнике», мы еще отрывок из сказки «О маленькой фее и молодом чабане» подготовим! Не читали?
— Читал, конечно, — откликнулся один из всех.
— Это Ленька Дробышев из нашей школы, — шепнул Витька Саньке не без гордости.
— А почему я вспомнила об этой сказке? — продолжала Татьяна Петровна. — Дело в том, что она написана лет на десять раньше «Песни о Буревестнике», но там тоже есть описание бури, только в степи. На десять лет раньше, а так же страстно, сильно написано! И ритм тот же! Вот послушайте! Меня это очень, помню, поразило:
«…Стрелы молний рвали тучи, но они опять сливались и неслись над степью мрачной, наводящей ужас стаей. И порой с ударом грома что-то круглое, как солнце, ослепляя синим светом, с неба падало на землю; и блестели грозно тучи и казались взгляду ратью страшных, черных привидений… Привиденья рокотали и гремели, угрожая замолчавшей в страхе степи, и волною беспрерывной и громадной, с море ростом, их проклятья и угрозы неустанно вдаль летели и звучали так, как горы вдруг бы, вдребезги разбившись, пали с грохотом на землю… Вот как тучи те звучали!..»
Санька с Витькой переглянулись: вот это да! Было так интересно и слушать Татьяну Петровну, и смотреть на нее.
— Вы как артистка! — сказал Ленька Дробышев, он выступал Буревестником.
— У этого Леньки два старших брата в тюрьме, — зашептал опять Витька Саньке. — Они машины угоняли, разбирали и продавали. А Ленька — ох, голова! На всех уроках подряд книжки читает, читает! А на учет его поставили за то, что мотоциклы угоняет. Накатается и бросит где-нибудь. Ничего не поделаешь — кровь…
— Вот чем мы занимаемся, — посмотрела на них все еще пылающими глазами Татьяна Петровна. — Ну-ка, скажи, — обратилась она к Саньке, — «Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах…»
— Зачем? — вспыхнул Санька.
— Надо, значит! — сказал кто-то за спиной Саньки и дал ему легкий подзатыльник.
— Понимаешь, — объяснила Татьяна Петровна. — Мужских голосов нам уже хватает. Чтоб рев бури изобразить, гром, морскую стихию, в общем. А нужны еще голоса за чаек, за гагар, за пингвина. Попробуй: «Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах…»
— Ну, «Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах», — скороговоркой выпалил Санька, и все засмеялись.
— Немножко не так, а голос подходит, — сказала Татьяна Петровна. — Знаешь, Саша, ты представь такого человека, недалекого, но очень гордого собой, мол, я такой-то и такой-то! А вы… вы-то кто такие, чтоб тревожить… кого? Меня?..
И Санька сразу представил отца. Как он говорит! «Я в твоем возрасте дом строил, а ты!.. Я на Доске почета, а ты…» И он сказал, изображая отца… «Глупый пингвин ро-обко прячет тело жирное в утесах…» Только сказал так, и все даже захлопали ему, будто артисту.
— Молодец! Так и говори всякий раз! — обрадовалась Татьяна Петровна. — Вставай вот здесь, в первый ряд, но чуть-чуть за Буревестником.
И Санька встал в хор «Мужские голоса».
Татьяна Петровна выявила способности Витьки, и он тоже встал рядом с Санькой, чтобы стонать за гагар и за чаек.
Потом Татьяна Петровна снова вспорхнула на стулья и, оглядев свой хор «Мужские голоса», приподняла руки-крылышки.
— Татьяна Петровна, — спросил вдруг Ленька-Буревестник. — А вдруг они не смогут с нами поехать? Мы их натренируем, а папы с мамами не отпустят деток!
«Поехать? — переглянулись Санька с Витькой. — Мы и так едем, вернее, идем на днях, и сами знаем куда…»
— Отпустят! Я сумею убедить их родителей, — сказала Татьяна Петровна и взмахнула руками.
«Над седой равниной моря ветер тучи собирает», — далеко где-то проворчала «гроза». И Санька вдруг увидел хмурое небо. Залетали по нему тревожно птицы, зашумели сосны, раскачивая вершинами, заскрипели пугающе. Он стоял, смотрел на руки Татьяны Петровны, ловил каждое мощное слово хора.
— «Чайки стонут перед бурей, стонут, мечутся над морем и на дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей!» — И правда будто простонал Витька. И вот рука обратилась к нему, к Саньке, — он сейчас должен вступить в общий хор. Да так, чтоб не испортить песни, не сфальшивить.
— «…Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах…» — не узнал Санька своего голоса, а уже другой, вольный и властный, захлестнул его:
— «…только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем!..»
Они репетировали долго. И всякий раз Санька с нетерпением ждал обращенного к нему взмаха руки и всякий раз не узнавал от волнения своего голоса. И себя не узнавал. Неужели это он, вечный троечник, «пенек с глазами», стоит в первом ряду среди почти взрослых парней, и голос его нужен, как нужен здесь голос каждого из них? Он покосился на Витьку и тоже не узнал друга. Был тот непривычно строг и серьезен. И глаза, обычно, несмотря ни на что, озорные да веселущие, тоже были сейчас не его, не Витькины глаза. Такие глаза, помнит Санька, были у Вани, водителя трамвая, устремленные вперед, в даль дороги.
А «буря» набирала мощи: грохотал гром, рвали небо молнии, и стучало, работало радостно сердце Саньки. «Пусть сильнее будет буря!» — кричало оно.
— Вот это резонанс! — сказал Витька, когда они пошли наконец домой. — Интересно, правда?
— Интересно.
Потом долго молчали, будто оглушенные всем случившимся.
— Завтра придешь? — спросил Витька, когда пришло время прощаться.
— Дак а как же они без нас-то? — отозвался Санька. И ни тот ни другой не решились заговорить о своем побеге в город Одессу, на берег Черного моря.
Репетировали «Программу романтических произведений Горького» (так всегда говорила Татьяна Петровна) еще целых две недели. Но главное-то дело было впереди. Отряд «Мужские голоса» готовился к поездке в далекий Тулымский район. Там с таким же отрядом из другого города они должны помочь колхозу за лето построить детские ясли. Как настоящие взрослые строители. А пока, как говорила Татьяна Петровна, утрясались разные организаторские вопросы, они готовили свою горьковскую программу. Не сидеть же им в том далеком районе по вечерам без дела. Днем будут строить, а после работы разъезжать по деревням и полевым станам со своей программой из романтических произведений Горького.
— А потом-то, как построим, сами-то успеем отдохнуть? — спросил однажды кто-то из хористов.
— Хорошо поработаем, так и отдохнуть успеем, — сказала Татьяна Петровна. — А как бы вы хотели отдыхать — вместе или каждый сам по себе?
— Конечно, вместе! — ответило сразу несколько голосов.
— Можно съездить куда-нибудь, мы ведь, наверно, заработаем на дорогу-то!
— Вот бы здорово! На Кавказ!
— К морю! А то про море грохочем, а я ни разу моря и не видел!
— В Сочи!
— В Прибалтику!
И вдруг, сам того не ожидая, заговорил Санька:
— А как вы смотрите, ребята, на такое предложение: не купить ли нам по велику да вещмешку? Сядем мы все на велики да и покатим по нашим озерам. На одном поживем дня два-три, на другом…
— Здорово!
— Молоток ты, Санька, хоть и салага!
— Ну? Решили? По нашим озерам? — спросила озорно Татьяна Петровна.
Разговор об Одессе все же у мальчишек состоялся.
— Знаешь что, Санька, — первым начал однажды Витька, — уж этим летом поедем с ребятами строить… А к отцу в Одессу на тот год, ладно? От него что-то опять и писем нет. Наверно, в кругосветку отправился…
«Да нет у тебя никакого отца в Одессе», — хотел сказать Санька, но пожалел друга: пускай говорит.
— Дак а раз мы в хор вступили, как они без нас-то? — ответил он.
— А деньги, Сань, — заволновался Витька, — деньги, ну, которые мы на дорогу накопили, давай отдадим в общий котел? Вдруг у кого-то на велик не хватит, а? А на тот год опять накопим.
— Ладно, — согласился Санька. — В общий так в общий.
Весь вечер они поливали у Саньки в огороде цветы, кусты смородины, огурцы. Потом складывали дрова в поленницу. Санькина мать носила их помногу. Витька смотрел на нее, удивлялся: какое огромное беремя у нее в руках, как воз!
