Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I - Френч Джон

— Я уже говорил тебе, Азкаэллон, не отвлекать меня.

Мой примарх сидел в конце зала на собственных крыльях.

— Я попытаюсь исправить свое неповиновение, отец.

Сангвиний встал, чтобы спустится и поприветствовать меня. Его золотая нагрудная пластина отражала свет, крылья, словно плащ из девственно-чистого белого снега обвивали его. Если бы надежда приняла осязаемую форму, — это был бы Сангвиний.

— С чем ты пришел на этот раз?

Лицо Ангела было непроницаемо, но по тону было понятно, что он измождён.

— Объединённые Легионы беспокоятся. Сардон Караашисон из Железных Рук добивается аудиенции с Вами, как и сержант Роун из Седьмого, с ними сыны Хана. Сейчас я не могу их пустить, они не проверены и каждый из них может нести угрозу.

— Но я не могу управлять из-за стены недоверия.

— Сейчас мы должны быть осторожны. Сангвиниарная Гвардия готова рискнуть. Сделайте одного из нас своим герольдом.

— Я так и поступлю.

Я кивнул и приготовился сделать следующий ход.

— Подожди!

Я был в шлеме, чтобы лицо не выдало меня.

— Ты что-то недоговариваешь, Азкаэллон.

— Лев…

Я остановился осторожно, подбирая слова.

— Бегство Кёрза… ударило по нему.

Я сглотнул, едва последние слова покинули мой шлем.

— Его рука лежит на рукояти клинка.

— Мой брат верен Императору! Он магистр Первого Легиона!

— Я не подвергаю сомнению его верность, мой лорд. Но наказание…

— Оставь меня одного Азкаэллон!

Сангвиний взмыл в воздух, поднявшись на крыльях во тьму. Я ударил кулаком по нагруднику, отсалютовав в сторону трона и вышел.

— Слава твоя, Азкаэллон. Только ты можешь принять её.

— Нет.

Я опустил голову, не соглашаясь с его словами.

— Я не могу быть герольдом Сангвиния и его стражем. Ты величайший из десяти Сангвиниарных Гвардейцев, наследник Ваала. Первый из Сынов Сангвиния. Эта честь принадлежит одному из вас.

Я посмотрел на десять Кровавых Ангелов — братьев и друзей, стоящих передо мной. Командующий знал каждого из них. Мы вместе проливали кровь, и сталкивались с неописуемыми ужасами. Без задней мысли я посылал их на трудные задания и сейчас, отдав свою душу на их суд, я чувствовал себя словно мне на горло поставили бронированный ботинок.

— Пора принять решение.

Хакаил как обычно шагнул первым. Я выдержал его взгляд. Гвардеец вручил нам пергамент из связки. Один за другим, ангелы последовали его примеру, Аратрон просто кивнул и занял своё место. Я положил пергамент на аналой. Рядом находилась чернильница, тонкое перо и золотая чаша.

— Плотью нашего отца да будет написана правда.

Азкаэллон снял перчатку, взял перо и написал имена Аратрона и Хакаил.

— Кровью Его сие запомнят! И нашей кровью сие почтут!

Я положил пергамент в чашу, разрезал свою ладонь и сжал кулак, капля крови упала в чашу, каждый Сангвиниарный Гвардеец добавлил свою кровь к моей. Затем я возжёг фитиль, превративший бумагу в пепел, который зачерпнул и проглотил. Мои губы сжались от резкого вкуса.

— Свершилось. Лорд Сангвиний, даруй нам сил дабы претерпеть все!

— Во славу Ваала!

Гвардейцы отсалютовали и покинули часовню, остались только Азкаэллон, Аратрон и Хакаиль. Мгновение я не двигался, ошеломлённый вопросами, вихрем проносившимися в моей голове.

Как я приду сюда, чтобы сразить двух из моих братьев? Мои действия были рождены необходимостью или паранойей? Смогу ли я оправдать себя? Я обратился внутрь за ответами, но обнаружил только пустую боль сомнений. Иногда я думаю, что когда умру, а мой прах разметают ветра, история опять задаст эти вопросы. Будут ли у меня ответы? Я надеюсь, что получу их.

— Да направит тебя кровь!

Азкаэллон протянул руки, чтобы сжечь пергамент с именами Аратрона и Хакаил.

***

— Что это за уловка?

Лев кружит вокруг трона, его палец нацелен на золотую фигуру.

— Это не Сангвиний!

Почётная гвардия Крыла Смерти нацелила на меня своё оружие.

— Ты прав. Мы не стремимся укрываться за завесой лжи.

— Где…мой…брат?

— Если Император Сангвиний захочет, чтобы ты знал, он сообщит.

— Ты скажешь мне.

Несмотря на то, что его глаза горели гневом, я выдержал его взгляд.

— Нет.

— Эта сталь в твоём сердце, ангел.

Лев подошёл ко мне вплотную, он стремительно терял самообладание.

— Но мой меч всё равно выпотрошит тебя.

Я обратил внимание на разрез, расположившийся на лице примарха. Рана была незначительной. Но…Я чувствовал, что это не простой шрам, такое повреждение не мог нанести ни один легионер.

— Я не боюсь смерти, лорд, от твоей руки или от любой другой. Долг требует от меня всего, даже после забвения.

— Только мой брат понимает долг настолько глубоко.

Лев поставил ногу на трон.

— Как мне приветствовать герольда?

Мои губы изогнулись в улыбке.

— Мой лорд, ты можешь обращаться к нему Сангвинор.

Ник Кайм

Стратегма

Эхо шагов разносилось по темному коридору, извещая о его приходе. В темноте, потрескивая и мерцая, тускло горели люминесцентные лампы. Уже второй раз он идет по этой открытой галерее в, как ему сказали, Резиденцию. В первый раз он сделал это в сопровождении отряда из девяти других, одетых в кобальтово-синий. Сейчас он идет один и его броня не обезображена войной. То облачение исчезло сразу, как он вернулся на Макрагг. Он намеревался преподнести его в дар, но теперь, мгновенно забранное сервиторами по его прибытии, оно затерялось во всей этой мелочной бюрократии, господствующей в Ультрамаре. Целая вереница глаз смотрит на него с мраморных лиц, наполовину скрытых в альковах, и он не может избавиться от чувства осуждения в их взглядах. Тиель не дал воли фантазии. Это непрактично. Но он желал знать, отличат ли они его от другого — того, что притязал на его имя.

Впереди показались ворота, отделанные сталью и латунью. На больших деревянных дверях золотой гравировкой был изображен самый первый Боевой Царь Макрагга. Конор, отец Робаута Жиллимана. В своей работе мастер запечатлел величественное, но ожесточенное лицо. Возможно, такое же ждет Тиеля по ту сторону дверей. Он считал странным то, что это место сохранили в соответствии с традициями и старым культурным стилем Макрагга. Во всех остальных сейчас утверждался стиль с более явно выраженной эстетикой — в камне и стали говорилось о союзе многих легионов и их единстве под общим идеалом Империума Секундус. Он задается вопросом, затем ли он здесь, чтобы обсудить свою роль во избежание дальнейшего порицания за то, что он совершил по возвращении с Калта.

Скрежет клинков двух Инвиктов, охраняющих двери, вернул Тиеля к настоящему.

— Сдай свое оружие, брат-сержант, — сказал один из них.

В этом их предназначение. Они облачены во всеохватывающую терминаторскую броню XIII-го Легиона, их визоры опущены, а алебарды преграждают путь. Они защитники, но в их движениях и словах сквозит неподдельная напряженность. Намек на прошлую неудачу.

Они забрали его боевой шлем, что он держал на сгибе локтя. Он сдал его без колебаний. Что странно, ему позволили оставить Длинный Меч — клинок, висящий у него за спиной. К уже имеющимся вопросам без ответов добавился ещё один. Так много теории… Его не должно это беспокоить.

По невидимому сигналу охранники отошли в сторону и двери стремительно открылись. Тиель быстро переступил через порог, прежде чем они с грохотом вновь закрылись за ним.

Слышно лишь тиканье часов.

В Резиденции царствуют тени. Их оставили в попытке замаскировать повреждения. В меньшей степени — шрамы атаки, дробные осколки, все ещё торчащие из дерева картинных рам или же пыль от разбитого бюста Конора, только недавно восстановленного. В большей — гордость примарха, скрытую за ширмой неуместной сентиментальности и высокомерия.

Робаут Жиллиман обтачивает мощную внушительную статую. Примарх стоит рядом со своим столом. Свежий камень, добытый из внушительного массива гор Короны Геры, недавно доставили в Резиденцию. Некоторые участки светлее, они более блестящие, чем другие, новые сменяют старые. На этом исчерпывающе прилежном произведении лежит много свитков и бумаг.

— Сержант Тиель… — почтительно поприветствовал его примарх.

Хотя в блеске его глаз сквозит больше тепла, пока они оценивают и рассчитывают. Боевую броню сменила церемониальная — это осознанное заявление об уверенности в своей собственной защите. Пластрон несет на себе вездесущую Ультиму легиона, два плечевых щитка удерживают на месте багровый плащ. У него нет ни болт-пистолета, ни клинка. Я не боюсь, говорит он тем самым. Это была, есть и всегда будет моя вотчина.

— Мой господин, — кланяясь, отвечает Тиель.