Сумма теологии. Том VII - Фома Аквинский

Этому противоречит следующее: добродетель является не конечной целью, а путем к ней. Но мир, как указывает Августин, в определенном смысле есть конечная цель[342]. Следовательно, мир не является добродетелью.

Отвечаю: как уже было сказано (28, 4), если множество актов одного действователя однородны и проистекают один из другого, то все они исходят от одной и той же добродетели, а не так, что для каждого из них имеется отдельная производящая его добродетель, что очевидно в случае телесных вещей. Так, хотя огонь, нагревая, может и сжижать, и разрежать, тем не менее речь не идет о двух [отдельных] способностях огня, одна из которых сжижает, а другая – разрежает, поскольку огонь производит все эти действия посредством [одной] своей способности нагревать.

И коль скоро любовь к горнему обусловливает мир постольку, поскольку она, как было показано выше (3), есть любовь к Богу и ближнему, то нет никакой иной добродетели, надлежащим актом которой являлся бы мир, помимо любви к горнему (то же самое мы говорили несколько ранее, когда речь шла о радости (28, 4)).

Ответ на возражение 1. Нам предписывается иметь мир постольку поскольку он суть акт любви к горнему по каковой причине он и является заслуживающим награды актом. Поэтому он приведен в числе прочих блаженств, которые, как уже было сказано (II-I, 69, 3), являются актами совершенной добродетели. Он также приведен и в перечне плодов, поскольку ему как окончательному благу, присуща духовная сладость.

Сказанного достаточно для ответа на возражение 2.

Ответ на возражение 3. Несколько пороков могут быть

противоположны одной добродетели со стороны различных актов, так что не только ненависть противоположна любви к горнему со стороны акта любви, но также зависть и лень – со стороны радости, а война – со стороны мира.

Вопрос 30. О МИЛОСЕРДИИ[343]

Наконец, мы рассмотрим милосердие, под каковым заглавием наличествует четыре пункта: 1) является ли зло причиной милосердия со стороны того, кому сострадают; 2) кому надлежит сострадать; 3) является ли милосердие добродетелью; 4) является ли оно самой большой добродетелью.

Раздел 1. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ЗЛОПОБУДИТЕЛЬНОЙ ПРИЧИНОЙ МИЛОСЕРДИЯ?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что в строгом смысле слова зло не является побудительной причиной милосердия. В самом деле, как уже было сказано (19, 1; II-I, 79, 1; I, 48, 6), злом, пожалуй, является преступление, а не наказание. Но преступление заслуживает скорее негодования, чем милосердия. Следовательно, зло не побуждает к милосердию.

Возражение 2. Далее, то, что жестоко и ужасно, похоже, есть наибольшее из зол. Но Философ говорит, что «ужасное не возбуждает сострадание, а уничтожает его»[344]. Следовательно, и [вообще любое] зло не побуждает к милосердию.

Возражение 3. Далее, признаки зла ещё не есть истинное зло. Но, как указывает Философ, признаки зла возбуждают сострадание[345]. Следовательно, зло в строгом смысле слова не является побудительной причиной милосердия.

Этому противоречит сказанное Дамаскином о том, что сострадание является одним из видов неудовольствия[346]. Но причиной неудовольствия является зло. Следовательно, оно же является и причиной милосердия.

Отвечаю: как говорит Августин, «милосердие, есть своего рода сострадание нашего сердца к чужому несчастью, побуждающее нас оказывать ему посильную помощь»[347]. В самом деле, имя милосердие (misehcordia) указывает на человеческое сердце, сострадающее (miserumcor) несчастью другого. Но несчастье противоположно счастью, а для блаженства, или счастья, сущностно необходимо, чтобы желающий имел то, что желает, поскольку, согласно Августину, «блаженным является лишь тот, кто имеет все, что желает, и не желает ничего дурного»[348]. Следовательно, с другой стороны, несчастью присуще, что человеку приносит страдание то, что он не желает.

Затем, человек может желать нечто трояко: во-первых, посредством своего естественного желания; так [например] все люди по природе желают быть и жить. Во-вторых, человек может желать нечто в силу обдуманного выбора. В-третьих, о человеке можно говорить как о желающем нечто не со стороны желаемого, а со стороны его причины; так, если человек желает съесть то, что для него вредно, то мы можем сказать, что он хочет заболеть.

Таким образом, побуждением к тому «милосердию», которое связано с первым типом «страдания», является нечто, противное склонности естественного желания, а именно губящее или вредящее зло, противоположного которому человек хочет согласно своей природе, по каковой причине Философ говорит, что «сострадание есть своего рода печаль при виде бедствия, которое может повлечь за собой гибель или вред»[349]. Во-вторых, ещё большее сострадание порождает то зло, которое противно обдуманному выбору, в связи с чем Философ говорит, что зло возбуждает наше сострадание, «когда оно случайно, например, когда друга постигла беда, явившаяся именно с той стороны, откуда можно было ожидать чего-нибудь хорошего»[350]. В-третьих, к ещё большему состраданию оно побуждает тогда, когда полностью противоречит желанию, как когда зло обрушивается на человека, который постоянно прилагает усилия к тому, чтобы все делать хорошо, по каковой причине Философ говорит, что «более всего мы испытываем сострадание к тем, кто страдает незаслуженно»[351].

Ответ на возражение 1. Преступлению присуща произвольность, и в этом отношении оно заслуживает скорее наказания, чем милосердия. Однако коль скоро преступление в определенном смысле может быть и наказанием, а именно будучи так или иначе связанным с тем, что противоречит желанию грешника, то в этом отношении оно может взывать к милосердию. В указанном смысле мы должны сострадать и сочувствовать грешникам, на что в своей проповеди указывает Григорий, говоря, что «истинное благочестие не превозносится, а сострадает»[352]. И [в Писании] читаем, что Иисус, «видя толпы народа… сжалился над ними, что они были изнурены и рассеяны (как овцы, не имеющие пастыря)» (Мф. 9:36).

Ответ на возражение 2. Поскольку сострадание есть сочувствие чужому несчастью, то оно в строгом смысле слова направлено на другого, а если на себя, то разве что метафорически, как это имеет место в случае правосудности, когда [в переносном смысле говорят], что право может существовать не в отношении к самому себе, а в отношении частей [души][353]. По этой причине [в Писании] сказано: «Утешай душу твою, и тем угодишь Богу»[354] (Сир. 30:24).

Поэтому подобно тому, как человек в строгом смысле слова не сострадает себе, а просто страдает, как [например] когда нам приходится терпеть жестокое обращение, точно так же и в случае тех, кто столь тесно соединен с нами, что является частью нас самих, например, детей или родителей, мы не сострадаем их бедствиям, а страдаем так, как если бы эти бедствия были наши, что и имеет в виду Философ, когда говорит, что «ужасное уничтожает сострадание».

Ответ на возражение 3. Как удовольствие подчас возникает из ожидания или воспоминания о чем-то добром, точно так же и страдание может обусловливаться ожиданием будущего или воспоминанием о прошлом зле, хотя и не так остро, как когда оно наличествует в чувствах [страдающего]. Следовательно, признаки зла подвигают нас к состраданию постольку, поскольку зло, которое представлено нам как наличествующее, возбуждает сострадание.

Раздел 2. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ПРИЧИНОЙ СОСТРАДАНИЯ НЕСОВЕРШЕНСТВО ТОГО, КТОСОСТРАДАЕТ?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что причиной сострадания не является несовершенство того, кто сострадает В самом деле, милосердие присуще Богу, о чем читаем [в Писании]: «Щедр и милостив Господь… щедроты Его – на всех делах Его» (Пс. 144:8, 9). Но в Боге нет ничего несовершенного. Следовательно, несовершенство не может являться причиной сострадания.

Возражение 2. Далее, если причиной сострадания является несовершенство, то в таком случае те, которые наиболее несовершенны, должны сострадать больше других. Но это не так, поскольку, по словам Философа, «люди совершенно погибшие не испытывают сострадания»[355]. Следовательно, похоже на то, что причиной сострадания не является несовершенство того, кто сострадает.