Взлет и падение третьего рейха (Том 2) - Ширер Уильям

"Мы бы хотели избежать... вооруженного столкновения с Россией, пока нам это не позволят стратегические обстоятельства; поэтому надо довести нашу позицию до немецкого правительства и вести с ним переговоры таким образом, чтобы оно, по крайней мере в настоящее время, не настаивало на обмене дипломатическими нотами по этому вопросу.

Объясните им самым обстоятельным образом, что поставки американских материалов в Советскую Россию... невелики, да и сами материалы невысокого качества, и что в случае, если мы начнем войну против Соединенных Штатов, мы будем перехватывать все американские суда, следующие в Советскую Россию. Пожалуйста, приложите максимум усилий, чтобы прийти к согласию по этому вопросу.

Однако, если Риббентроп будет настаивать на предоставлении нами гарантий в этом вопросе, поскольку в таком случае у нас не будет иного выхода, сделайте... заявление о том, что мы в принципе против поставок военных материалов из Соединенных Штатов через японские воды в Советскую Россию, и добейтесь их согласия по процедурному вопросу, что позволит добавить заявление о том, что до тех пор, пока стратегические соображения удерживают нас от войны с Советской Россией, мы не можем в полной мере осуществлять перехват судов.

В случае если немецкое правительство откажется согласиться (с вышеизложенным) и поставит одобрение этого вопроса в прямую зависимость от нашего участия в войне против России и от нашего обязательства не заключать сепаратный мир, у нас не останется другого выхода, кроме как отложить заключение договора".

У японцев не было оснований чересчур беспокоиться по этому поводу. По соображениям, неведомым токийским милитаристам, а впрочем, и не поддающимся логике, Гитлер не настаивал на вступлении Японии в войну с Россией одновременно с объявлением войны Америке и Англии, хотя, если бы он настоял на этом, война могла бы принять совершенно иной характер.

Во всяком случае, 6 декабря 1941 года японцы были полны решимости нанести мощный удар Соединенным Штатам на Тихом океане, хотя ни в Вашингтоне, ни в Берлине никто не знал, где и когда этот удар будет нанесен. В то утро британское адмиралтейство доверительно информировало американское правительство об обнаружении крупного японского флота вторжения, следовавшего курсом через Сиамский пролив к перешейку Кра. Это указывало на то, что японцы собираются сначала ударить по Таиланду и, возможно, по Малайе. В 9 часов вечера президент Рузвельт направил личное послание императору Японии, умоляя его присоединиться к поискам способов, которые помогли бы развеять сгущающиеся тучи, и в то же время предупреждая, что удар японских вооруженных сил по Юго-Восточной Азии привел бы к непредсказуемой ситуации. В министерстве военно-морского флота офицеры разведки подготовили очередную докладную о местонахождении главных японских боевых кораблей. В ней указывалось, что большинство из них находятся в японских портах, в том числе все авианосцы и другие боевые корабли, входившие в ударную оперативную группу. На самом же деле они на всех парах неслись к исходному району, расположенному в трехстах милях от Перл-Харбора, и готовили бомбардировщики к взлету на рассвете.

В тот же субботний вечер министерство военно-морского флота доложило президенту и государственному секретарю, что японское посольство занято уничтожением своих шифровальных кодов. Посольство сначала должно было расшифровать длинное послание Того, которое поступало в течение дня небольшими кусочками. Специалисты из ВМФ США тоже были заняты дешифровкой этих кусочков по мере их перехвата, и к 9.30 вечера офицер из штаба ВМФ уже доставил перевод первых тринадцати кусочков послания в Белый дом. Рузвельт в присутствии Гарри Гопкинса внимательно прочитал документ и сказал: "Это война". Но где и когда она начнется - об этом в донесении не говорилось. Не знал ничего конкретного даже адмирал Номура. Не знал и Адольф Гитлер. Он знал даже меньше, чем Рузвельт.

Гитлер объявляет войну

Яростное нападение японцев на находившийся в Перл-Харборе американский Тихоокеанский флот, начавшееся в 7 часов 30 минут утра в воскресенье 7 декабря 1941 года, явилось для Берлина, как и для Вашингтона, полной неожиданностью. Хотя Гитлер и дал Мацуоке устное обещание, что Германия присоединится к Японии в войне против Соединенных Штатов, а Риббентроп вторично обещал то же самое японскому послу Осиме, эти заверения не были протокольно оформлены и подписаны, а японцы ни словом не обмолвились о Перл-Харборе {Долгое время считали, что Гитлер точно знал о предстоящем нападении на Перл-Харбор, однако мне не удалось найти в захваченных секретных документах ни малейшего подтверждения подобных утверждений - Прим. авт.} во время переговоров. Кроме того, в этот момент Гитлер был по горло занят - он наводил порядок среди, своих заколебавшихся генералов и отступавших войск.

В Берлине наступила ночь, когда служба прослушивания иностранных радиопередач перехватила первые сообщения о внезапном нападении на Перл-Харбор. Чиновник отдела печати министерства иностранных дел немедля сообщил Риббентропу эту потрясающую новость, но тот вначале не поверил ему и страшно разгневался, что его побеспокоили. Он заявил, что сообщение является, "вероятно, пропагандистским трюком врага", и приказал не тревожить его до утра. Поэтому, давая показания на Нюрнбергском процессе, Риббентроп вряд ли грешил против истины, когда уверял, что "это нападение явилось полной неожиданностью... Мы считались с возможностью нападения Японии на Сингапур или, может быть, на Гонконг, но мы никогда не считали, что нападение на Соединенные Штаты послужит нашим интересам". Однако вопреки тому, что он говорил трибуналу, он страшно обрадовался случившемуся. Или, во всяком случае, такое впечатление произвел он на Чиано.

"Вечером был телефонный звонок от Риббентропа, - писал Чиано 8 декабря в своем дневнике. - Он очень доволен нападением японцев на Соединенные Штаты. Он выказывал такую радость по этому поводу, что мне не оставалось ничего, кроме как поздравить его, хотя я не совсем уверен, что это событие принесет нам пользу... Муссолини был (тоже) рад. Он давно стремился внести ясность в отношения между Америкой и державами оси..."

В понедельник 8 декабря, в 13 часов, генерал Осима направился на Вильгельмштрассе, чтобы выяснить у Риббентропа позицию Германии. Он потребовал "сразу же" официально объявить войну Соединенным Штатам.

"Риббентроп ответил, - радировал Осима в Токио, - что Гитлер как раз совещается в генеральном штабе, обсуждая вопрос о том, как соблюсти формальности объявления войны и в то же время произвести хорошее впечатление на немецкий народ, и что он, Риббентроп, передаст ему нашу просьбу сразу же, и сделает все, что в его силах, чтобы решить все это как можно быстрее".

Нацистский министр иностранных дел сообщил также послу, как явствует из его донесения в Токио, что сегодня утром, то есть 8 декабря, "Гитлер отдал приказ немецкому военно-морскому флоту атаковать американские корабли, где бы и когда бы они ни встретились". Однако диктатор с объявлением войны медлил {В это самое время министр иностранных дел Того говорил в Токио немецкому послу Отту: "Японское правительство ожидает, что теперь Германия быстро объявит войну Соединенным Штатам". - Прим. авт.}.

Фюрер, согласно записи в его ежедневном календаре, поспешно выехал в Берлин в ночь на 8 декабря и прибыл туда на следующий день, в 11 часов утра. На Нюрнбергском процессе Риббентроп утверждал, что он говорил фюреру, будто Германии не обязательно объявлять войну Америке по условиям тройственного пакта, поскольку Япония показала себя явным агрессором.

"Условия тройственного пакта обязывали нас оказать помощь Японии только в том случае, если она сама подвергнется нападению. Я направился к фюреру, объяснил ему юридические аспекты сложившейся ситуации и сказал, что хотя мы приветствовали нового союзника в войне против Англии, но это означало, что мы имеем теперь и нового противника, с которым придется иметь дело... если мы объявим войну Соединенным Штатам...

В тот момент фюрер придерживался, очевидно, мнения, что теперь Соединенные Штаты будут вести войну и против Германии. Поэтому он приказал мне вручить паспорта американским представителям".

Это было то самое решение, которого ожидали в Вашингтоне Рузвельт и Хэлл. На них оказывалось определенное давление, чтобы конгресс объявил войну Германии и Италии 8 декабря - тогда же, когда была объявлена война Японии. Но они решили повременить. Бомбардировка Перл-Харбора вывела их из затруднительного положения, а сведения, которыми они располагали, убедили, что своевольный нацистский диктатор сделает это еще раз {"Я не верю в большое будущее для американцев", - говорил он своим приближенным, а месяцем позднее, 7 января 1941 года, произнося монолог в своей ставке, заявил: "Это загнивающая страна. У них остра расовая проблема и проблема социального неравенства... Я испытываю против американизма чувства ненависти и отвращения... Все в поведении американского общества показывает, что оно наполовину юдаизировано, наполовину негротизировано. Как можно ожидать, что подобное государство, государство, где все построено на долларе, не развалится?" (Секретные беседы Гитлера, с. 155). - Прим. авт.}. Они размышляли над перехваченным донесением посла Осимы из Берлина в Токио от 29 ноября, в котором сообщалось: Риббентроп заверил японцев, что Германия присоединится к Японии, если та окажется "втянутой" в войну против Соединенных Штатов, никак не связывая немецкую помощь с обстоятельствами, которые можно расценивать как агрессию. Это был карт-бланш, и у американцев не осталось сомнений насчет того, что сейчас японцы настойчиво требуют у немцев в Берлине уважать взятые на себя обязательства.