Следы в ночи. Инспектор Уэст и дорожные катастрофы. Вынужденная оборона - Урсула Куртисс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Комиссар, вроде бы, собрался уходить. Стал уже вставать, но тут передумал:
— Хочу задать вам еще один вопросик…
«Ну, вот оно!» — подумал Ноэль.
— Не придавайте ему большого значения. Для меня он тоже маловажен. Но я обязан спросить вас, как и всех близких потерпевшего, где вы были и что вы делали в прошлую пятницу вечером?
— Иными словами, вы требуете, чтобы я сообщил мое алиби?
Но комиссар счел, что уже сказал все, что надо. Вновь одним щелчком раскрыл блокнотик и ждал, держа карандаш на весу.
Ноэль ошибки не совершил и заговорил не сразу. Якобы погрузился в глубокое раздумье:
— Постойте-ка… В пятницу… в пятницу? Легли мы, должно быть, в девять… Нет, в тот день мою жену неожиданно вызвали к больной матери.
Толстяк жестом прервал речь своего собеседника:
— Получается, что вы и мадам Мартэн не были вместе в тот вечер?
— Точно так. Она села на поезд в Пон-де-л’Иль в 18.10 и вернулась лишь на следующий день после обеда.
— Можете указать мне фамилию и адрес больной?
— Безусловно. Моя жена — урожденная Гарзу. Ее мать живет в Пон-де-л’Иле, на улице Май, дом 7.
Говоря это, Ноэль стремился обрести спокойствие ума, коего далеко не испытывал. Он-то ожидал, что его станут расспрашивать о его собственном распорядке времени, и вовсе не предполагал, что полиция заинтересуется делами и поступками Бэль. Не смогут ли они через нее добраться до него?
— А вы сами, месье Мартэн, дома оставались?
— Нет, мне было скучно. Сходил в кино.
Толстяк, наверное, ожидал совсем другого, потому что его карандаш строптиво застыл.
— На последний сеанс, конечно? — спросил он, наконец. — На девятичасовой?
— В 9 или в полдевятого, уж и не помню!
— И в какое кино?
— В «Ампир», на Биржевой площади.
— «Ампир»? Я и сам, кажется, совсем недавно там был. Американскую музыкальную комедию смотрели, а?
От этой шитой белыми нитками хитрости Ноэля прямо внутренний смех разобрал. «Так что, подозреваешь? — подумал он. — Ну ладно, я тебя сейчас еще как побалую!»
— Боюсь, что вы ошибаетесь. Наоборот, я смотрел фильм ужасов, который почему-то назывался «Голубой кот». Его жалкий герой, некто Иалмар Ползиг, получивший во время Первой мировой войны деньги за измену, ценой чьей-то крови построил себе на вершине горы Мармарос замок, начиненный всякими ловушками и орудиями пыток, «самую большую могильную яму в мире». Ладно, я уж опущу подробности. Ну, само собой, Ползиг играет в шахматы и является главным жрецом Сатаны. Один из его близких друзей, у которого он похитил дочь или жену, не помню точно, по имени Витус Вердегаст, нормальное такое имечко, в конечном счете отправляет его в ад. Сущий Эдгар По, пересмотренный Голливудом.
Это объяснение вроде бы прикончило комиссара. Он рассовал по карманам блокнот и карандаш и с трудом поднялся, на сей раз окончательно.
— Полагаю, что мадам Мартэн не скоро вернется?
Ноэль удивленно поднял бровь:
— Да, не скоро. А что, моих показаний вам недостаточно?
— Мне и ее показания тоже требуются. Но это не к спеху. Я могу еще раз вернуться.
— Она мне сказала, что собирается снова съездить к матери, завтра или послезавтра. Как правило, ее можно застать сразу после обеда.
Комиссар направился к двери. Проходя мимо мольберта с портретом Рэнэ, он остановился.
— Мадам д’Юмэн, не так ли?
Ноэль выразил удивление:
— Вы знаете Рэнэ?
— Вчера с ней впервые познакомился: надо было задать ей несколько вопросов, как и вам. Очаровательная молодая женщина, не правда ли? Общение с ней, наверное, особо укрепляет супружеское согласие в семьях ее подруг?
Ноэль так не ожидал замечания в этом роду, что у него прямо дух захватило, и он не ответил на «до свиданья» комиссара. Он глядел, как тот осторожно спускается по лестнице, останавливается, чтобы застегнуть перчатки, высоко поднимает шляпу, приветствуя проходившую через двор мадам Эльяс, хозяйку магазина игрушек:
— Добрый день, мадам.
— Добрый день, месье комиссар.
Через секунду Ноэль кубарем слетел по лестнице:
— Одну минутку, мадам Эльяс! Хочу только спросить: вы знаете мужчину, который только что отсюда вышел?
— Ну, конечно, месье Ноэль. Он расследует дело авеню Семирамиды, говорят.
— Когда вы с ним впервые встретились?
— Вчера после обеда. Хотел с вами поговорить, да вас дома не было.
— Он вас допрашивал?
— Не совсем. Спросил только: «Не знаете ли, был ли дома месье Мартэн вечером в прошлую пятницу?»
— И что вы ему ответили?
— Что могу поклясться, что вы никуда не выходили, потому что свет горел и радио было слышно, когда я через двор проходила. Ничего в этом нет плохого, месье Мартэн?
Нет, конечно!
— Знаю я этих полицейских! В таких делах всегда неплохо, когда есть кто-то, кто может дать свидетельство в вашу пользу.
— Это так, само собой. Спасибо большое, мадам Эльяс.
Ноэль с досадой подумал, что вот придумал себе нескладное алиби, а ведь единственного показания домовладелицы наверняка хватило бы, чтобы отвести от него малейшее подозрение.
Глава 8
Суббота оказалась днем визитов…
Около десяти утра, когда еще не вполне проснувшийся Ноэль слонялся по мастерской, кто-то постучал в стекло двери.
Это была Юдифь Вейль в строгом черном костюме.
Ноэль был так удивлен, увидев ее совершенно обычной, как всегда, что, здороваясь, не смог скрыть своего смущения.
Он уже собирался старательно объяснить ей, почему не пошел на похороны Иуды, но она остановила его жестом затянутой в перчатку руки, и направилась к мольберту.
— Над чем вы работаете?
Ноэль находился с Юдифь Вейль в довольно странных отношениях. Она относилась и к нему, и к Бэль в некоторой степени по-матерински. Но однажды, к его величайшему удивлению, она притянула его к себе и поцеловала в губы, хотя то обстоятельство, что они три недели до этого не виделись, вовсе не объясняло такого бурного проявления нежных чувств. «Венгерский обычай!» — со смехом сказала Юдифь. Но и по многим другим признакам: ее постоянному интересу к его работе, какой-то детской зависти, заставлявшей ее непрестанно критиковать его модели, осторожным советам насчет его здоровья, некоторой жесткости, с коей она подчас упрекала Бэль за то, что та не всегда подчиняется прихотям мужа, Ноэль чувствовал, что нравится ей, что ее влечет к нему нечто куда более сильное, чем простой каприз. Что позволяло Бэль на его «твой Иуда» парировать
