Происхождение личности и интеллекта человека - Александр Невзоров

Дина Сарничар и «ребенок из Лакнау» не смогли овладеть ни одним словом человеческой речи, но зато научились курить сигареты.

Теорий, разумеется, побольше, я назвал лишь самые обиходные на сегодняшний день. Среди них есть совершенно фантазийные, в частности, «астроцитарная» теория, провозгласившая обителью разума глиальные клетки, есть т. н. вторая сигнальная система, которая, впрочем, тихо почила сама собой, без шума и скандалов. Особняком стоит предположение Сантьяго Рамон-и-Кахаля о роли короткоаксонных нейронов. Авторитет Кахаля столь велик, что это предположение, пусть и вскользь высказанное, стоило бы отдельного рассмотрения, но все исследования в этом направлении давно заглохли, остановившись на классификации «канделябров» (клеток с двойным букетом дендри- тов), бесшипиковых клеток Гольджи и других мелочах, важных, но не имеющих никакого принципиального значения. Следовательно, говорить пока не о чем. Нет точных данных и серьезных разработок — нет и темы для обсуждения.

У homo, как данность, присутствует серьезная переоценка факта собственной разумности и ценности построенного им «параллельного мира» (по выражению Гердера). Отчасти эта переоценка базируется на неумении масштабировать явление, понять его истинную значимость и подлинный размер. Эта переоценка стабильно вносит системную ошибку в большинство рассуждений и исследований о мозге, разуме, мышлении и интеллекте.

Explico, у Татерсолла здравый и жесткий принцип подсчета: сейчас на Земле живет около 7 миллиардов человек, соответственно, через 80 лет это будет 7 миллиардов трупов. Достаточно подсчитать и обобщить (разумеется, приблизительно) население государств всего мира во все века, сделать поправки на замедления и ускорения прироста этого населения и получить примерную цифру живших-умерших. Кстати, она не так велика, как кажется. Для того чтобы захоронить 24 миллиарда человек из расчета 2,5 м2 на особь—достаточно было бы 60 000 км2. Это чуть больше, чем площадь Новгородской области.

Данная таблица — это реконструкция известного снимка, размещенного в исследовании Я. Елинека «Большой иллюстрированный атлас первобытного человека» (1982, стр. 114). Подлинник фотографии труднодоступен, а опубликованный вариант невоспроизводим по причине очень плохого качества изображения. Компьютерная реконструкция выломов частей основания черепа произведена на палеонтологическом материале с соблюдением всех детальных особенностей оригиналов.

Ссылки на тот опыт, который мог быть наработан в сложном деле раскрытия твердых костяных, роговых или иных оболочек, содержащих съестное, мне представляется очень спорным по двум параметрам. 1. И черепахи, и крабы, и орехи, и вообще все, что требует «взлома», не предполагает в высшей степени сложного вторжения в полость через ее основание. 2. Мне представляется несколько неуместным и полностью бездоказательным разговор о «передаче опыта» животными, не владеющими речью и не имеющими письменности. Любые гипотезы по данному поводу остаются в области фантазии.

Прекрасный урок отношения к речи как к неизбежному сочетанию обычного «природного» разума и способности к многообразной вокализации предлагает В. М. Бехтерев: «Символические рефлексы, как мы уже говорили ранее, в виде простого крика, а впоследствии первичных звуков ой, ай, ох, ух, нну, как первичные врожденные рефлексы, лежат в основе сочетательно-рефлекторных междометий, этого первичного языка. Позднее язык восполняется жестами и подражательными звуками — мяу, муу и пр. И те и другие звуки являются корнями для будущих слов, дифференцируясь путем приставок, суффиксов, придыханий, удвоений и т. п. некоторые наполняются затем путем подражательного звукообразования (напр. тереть, скрипеть и т.п.), развиваясь непрерывно в условиях труда и взаимоотношения людей, причем большое значение имеют заимствования при смешении языков. Так возникает человеческая речь...» (Бехтерев В. М. Мозг и его деятельность, 1928).

А чем детритофагия отличается от совместной охоты? Прежде всего тем, что падалыцичество не требует никаких «слаженных совместных действий». Падальщики — это уже не «партнеры», а лишь голодные соперники, у которых есть одна задача — насытиться, что возможно лишь при выигрыше в конкурентной борьбе за более удобное место у туши; за ту позицию, что позволяет при самых минимальных усилиях — совершить прободение шкуры (кожи) и добраться до съедобных пластов. А подобная «коммуникация» доступна любым животным и не влечет за собой никакого развития сложных социальных отношений.

Возможно, картинка лишается той дорисовки, которую вынужден производить мозг из-за несовершенства нашего органа зрения, и посему получается фантазийной и искаженной. Впрочем, это лишь предположение.

Я понимаю, что в данном случае в качестве «экспериментаторов» выступают т. н. психологи, что само по себе почти полностью освобождает ситуацию от всякой научной серьезности. Но я беру из этих «исследований» лишь те бесспорные механические наблюдения (без выводов), которые фиксируют разную симптоматику как следствие разных воздействий.

Знакомясь с этим автором ближе и полнее, следует помнить, что Макке- на был наркоманом, автором наставлений по домашнему выращиванию грибов-галлюциногенов (Magic Mushroom Growers Guide), разыскивался Интерполом за торговлю наркотиками и грабеж. Впрочем, полагаю, эти небольшие грешки он полностью искупил изяществом своих сочинений.

Разумеется, в каждом отдельном случае можно сослаться на расшифровки механизма действия того или иного препарата. Все эти расшифровки крайне спорны и умозрительны, что всегда следует помнить. Теоретически считается, что псилоцибины, содержащиеся в основных галлюцинаторных грибах, нарушают сердечную деятельность, воздействуют на кору надпочечников, угнетают нейроны гиппокампа.

«Шалфей предсказателей» (Salvia divinorum), молекулы которого легко проходят гематоэнцефальный барьер, действует разрушающе на нейроны. Мусцимол, содержащийся в мухоморах, также вызывает гибель или интерполяцию нейронов. Это все как бы «общеизвестные» данные, но научными их признать сложно ввиду невозможности постановки нужного количества экспериментов на людях. На данный момент — это, скорее, околонаучный фольклор, оснащенный ужасающим количеством сложных терминов, который может быть в чем-то реалистичен, а может быть и столь же фантазиен, как и состояние, порожденное Salvia divinorum.

Exemplum: Позиция «Дарвин» имеет множество лишних оттенков и смыслов, наклеившихся на нее за 150 лет научных баталий и разнообразного шельмования. Если необходим чистый «образ», подразумевающий богатство и серьезность его теории и персоны, то попутный «отсев» всех наклеек — это тоже, разумеется, сложная работа мозга, бракующего часть ассоциаций. Если идет структурирование его карикатурного образа, то опять-таки необходимо тщательное отделение позитивной информации или ее попутная девальвация.

«Мысль всегда сохраняет в большей или меньшей степени черты своего первоначального образа, т. е. реального впечатления, но она не фотографический снимок с него; по мере того, как мысль восходит по ступеням, удаляющим ее все более от первоначального источника, она становится, так сказать, более и более неосязаемою, от нее как бы отваливается что-то постороннее и в конце остается род квинтэссенции предмета» (Сеченов И.М. Избранные произведения, 1947).

Atque здесь мы говорим о формировании мозга во всем его эволюционном великолепии, так как все его атрибуты уже разработаны и уже помещены в геном. Рекапитуляция весьма условна, и цереброгенез, к сожалению, тоже не копирует в точности «эволюционный путь» мозга, но у него (надо заметить) и нет никаких обязательств перед исследователями.

Запредельная (и прогрессирующая) пафосность генетики, которая претендует на роль «науки в науке», становится все заметнее. Остается надеяться, что со временем, когда «генетическая эйфория» закончится, этой дисциплине (генетике) все же найдется местечко в микробиологии, т. е. что она все же удержится в статусе «научной дисциплины», а не отправится вслед за «психоанализом», алхимическими формулами и методиками «тренировки мозга». Что же касается самой «сверхидеи ДНК», то она была в свое время прекрасно прокомментирована Френсисом Криком, лауреатом Нобелевской премии, открывшим структурность и геометрию ДНК. По мнению Крика, ДНК — это не более чем «тупые блондинки молекулярной биологии, хорошо подходящие для воспроизводства, но едва ли годные на что-либо другое».

Примечательно, что в Англии и Франции практика демонстрации жизни душевнобольных любопытствующей публике сохранялась до середины XIX века, а в ряде клиник Германии, Польши, Венгрии — и до начала XX. Для посещения «дома умалишенных» требовалось всего лишь купить билет при входе. Когда для подобных посещений закрылся Сальпетриерский госпиталь во Франции, очень знаменитый в ту пору психиатр Филипп Пинель (1755-1826) заметил: «Для чего сии меры прежде не были приняты в Бисетре, где не запрещено было никому видеть лишенных ума? Сколь часто сии несчастные служат зрелищем и забавой безрассудным людям, находящим жестокое увеселение в том, чтобы беспокоить и дразнить их!»(Врачебно-философическое начертание душевных болезней, сочиненное Филиппом Пинелем, профессором медицинского факультета в Парижском университете и главным врачом госпиталя Сальпетриерской, 1829).