След крови. Шесть историй о Бошелене и Корбале Броше - Стивен Эриксон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То, что бедняга мочился криво или что не подтирал за собой?
— Я заранее подготовила несколько объяснений, вполне подходящих. Просто на случай, если у стражников вдруг возникнут подозрения. Но после того как я дала им взятку, они потеряли к происшествию всякий интерес. Естественно, это было еще во времена Некротуса.
— Ясное дело.
— Смотри-ка, путь свободен. Идем.
Выбравшись из своего убежища, они поспешили на площадь.
Инеб Кашель подпрыгивал то на одной, то на другой ноге, глядя на подсвечивавшее дым над городом пламя пожаров. Он бросил взгляд на Бошелена:
— Я чувствую царящий там голод. Желание… соблазнов!
Чародей кивнул, скрестив руки на груди:
— О здравии среди тех мертвецов не может быть и речи.
Сторкуль Очист внезапно подняла пьяный взгляд:
— Но в Диве вообще нет спиртного! Ни капли! Там нет ни ржаволиста, ни дурханга! Ни шлюх, ни игорных заведений!
Бошелен едва заметно улыбнулся:
— Дорогая моя рыцарь Здравия, ваша наивность просто очаровывает. Как по-вашему, сколько сейчас вскрывается половиц? Сколько распахивается давно запертых дверей подвалов? А когда живые увидят все те хорошо спрятанные запасы, которые обнаружили их мертвые гости, то даже святой вроде вас сделает правильные выводы.
Инеб Кашель подскочил к Сторкуль Очист, присел рядом и предложил:
— Еще вина?
Она протянула кружку, и демон Порока наполнил ее, стараясь не пролить ни капли, несмотря на растущее в душе желание вернуться на улицы Дива, где царило — или в ближайшее время воцарится — необузданное безумие. Закончив, он снова отбежал в сторону и тут же заметил, что Корбала Броша нигде не видно, а Бошелен поправляет плащ и проверяет, хорошо ли начищены его сапоги.
— Ты куда-то собрался, о благословенный чародей? — спросил Инеб.
Тот посмотрел на него и кивнул:
— О да. Пришло время явиться в ваш прекрасный город.
— Отлично! — подпрыгнул Инеб. — Там будет великое празднество! Живые, мертвые — все примут в нем участие!
— Корбал Брош выполнил свою миссию, — пробормотал Бошелен. — Теперь пришла моя очередь…
Инеб Кашель метнулся к нему: демону не хотелось ничего пропустить.
Сторкуль Очист, шатаясь, поднялась на ноги:
— Бордель Гурлы. Наверняка он снова откроется. Гурла мертва, но это не важно. Ее клиенты ничего не заметят. Там осталась моя комната, и меня будут ждать. Поспешим же!
Как обнаружил Эмансипор, налет цивилизации действительно был крайне тонок, и его с легкостью можно было сорвать, обнажив таившиеся под ним пороки, которые, как обычно, только и ждали первого намека на беспорядки. Но даже при всем этом царившая в городе анархия впечатляла сверх всякой меры. Обширную площадь перед дворцом заполняли бесчисленные мертвецы, большинство из которых уже успели основательно разложиться — что, похоже, являлось для них лишь мелким неудобством, судя по тому, как они бродили по площади, размахивая зажатыми в костлявых руках пыльными бутылками, содержимое коих лилось им на ноги. Какая-то женщина распростерлась на ступенях дворца, потягивая из кальяна дым ржаволиста, который выходил наружу из прогнивших дыр в ее груди. Давно мертвая проститутка гонялась в толпе за вполне живым мужчиной, требуя заплатить какой-то старый долг, и над площадью раздавались его полные раскаяния крики.
Горожане дрались с мертвыми родственниками за доступ к разнообразным соблазнам, и в этом случае трупам, как правило, приходилось хуже — живые могли отрывать им руки и ломать ноги, что выглядело чрезмерной жестокостью по отношению к близким, заслуживали они того или нет. Но теперь, когда слетели всевозможные запреты, последовавшая за этим война была вполне объяснима.
И все же Эмансипору, стоявшему на самом верху дворцовой лестницы, все это казалось несколько… неожиданным. Вряд ли воскрешение мертвых, как здоровых, так и нездоровых, могло вызвать столь безумную жажду наслаждений. Не добавил ли Бошелен к своему зелью еще какую-нибудь приправу? Вполне возможно.
Пламя охватывало все новые здания, и воздух стал едким от дыма и пепла. Не зная, что делать дальше, Риз присел на шершавый камень, ошеломленно взирая на творящееся на площади неистовство.
Инеб Кашель, Бошелен и Сторкуль Очист стояли на дороге перед городскими воротами, глядя на ряд пригвожденных к стене тел, которые тоже ожили и судорожно дергали ногами, ударяя пятками по потертому камню.
— Когда-то, — сказал Бошелен, — я видел в одной далекой стране похожий танец.
— И танцоры тоже были пригвождены к стене? — спросил Инеб.
— Нет, но вполне могли бы. Мой слуга наверняка бы даже заметил, что так было бы лучше.
Инеб уставился на ряд дергающихся фигур. Некоторые уперли руки в бока.
— Вполне его понимаю, — сказал демон.
— Что ж, — вздохнул Бошелен, — стражников у ворот не видно, так что вряд ли нам кто-то помешает. — Некромант направился к заваленному мусором проходу, однако тут же остановился. — Но сперва я должен исполнить одно обещание. — Чародей снова посмотрел на стену. — Ага, вот он.
Он совершил жест, и Инеб Кашель увидел, как один из танцующих мертвецов освободился от удерживавшей его пики и медленно поплыл вниз, продолжая дрыгать ногами и уперев руки в бока.
Мертвец широко раскрыл рот.
— Не могу остановиться! — завопил он. — Помогите мне прекратить этот адский танец!
Демон смотрел, как то, что когда-то было королем Некротусом, наконец опустилось на дорогу и свалилось в канаву. Послышался глухой удар, вверх взметнулись руки и ноги, а затем появилась покачивающаяся на костлявой шее мертвая голова.
— Уважаемый король, — сказал Бошелен, — вы свободны, так что приглашаю вас составить нам компанию. Мы идем в Диво.
Мертвец, пошатываясь, поднялся на ноги:
— Отлично! Да, мне нужна голова этого урода! Хочу оторвать ее, подбросить в воздух и отправить пинком вдоль по улице. Поспешим же, ибо мне не терпится навестить моего дорогого братца!
— Похоже, — заметил Бошелен, идя впереди остальных через ворота, — что ткань образцового поведения в вашем городе изрядно обветшала, король Некротус. Да что там — она порвана в клочья, и в том нет никакой моей вины. Рад, что подтвердилось то, во что я столь искренне верил.
— Вы о чем вообще толкуете? — пьяно спросила Сторкуль Очист.
— О том, что, если воспользоваться метафорой, благочестие — лишь тончайшая пленка, достаточно непрозрачная, чтобы скрыть истинную природу человечества, но все равно крайне хрупкая.
— Кого все это волнует? — заявил Некротус. — Я
