Игра теней - Петр Катериничев

Макбейн пил виски. Он не помнил, каким был этот бокал по счету… Сначала он разбавлял напиток содовой из сифона, потом — перестал. Он вспоминал. Америку, Анголу, Ливан, Ливию, Ирак, Иран, Гаити, Эфиопию, Вьетнам… Он вспоминал собственную жизнь. И не находил в ней чего-то важного, то, ради чего стоило жить…

Пистолет лежал на столике. Тяжелый, вороненый.

Всю жизнь он, Макбейн, служил войне. И не стал счастливее…

К черту… Эта дурацкая страна… Здесь пьют виски не разбавляя и философствуют… Все просто и конкретно:

Хэлен его не любит. А любит этого русского… Но разве… Разве он умеет бегать по волнам?.. Ни кто не может бегать по волнам! К черту все эти русские бредни!

Все просто и конкретно: тяжелая пуля, выпущенная из ствола 45-го калибра со скоростью триста метров в секунду, превратит любого супермена в груду мертвой материи! И этого русского тоже.

Когда русского не станет, выбор красавицы Хэлен тоже станет простым и конкретным… Хотя — эта девчонка была самой странной из всех, кого он знал…

Но он знал и другое: он хотел, чтобы она была рядом. Всегда. И остановить Макбейна могла только смерть.

Решение принято. Теперь — действие. Он вышел в ванную и подставил голову под струю холодной воды, тщательно вытер полотенцем. Засунул пистолет за пояс, запахнул куртку, подхватил заранее приготовленную сумку и вышел. Мысль мелькнула глупая: а может, он и не человек вовсе, а просто дополнение к оружию?.. Бредни!

Русские бредни. Нужно уезжать. Но до этого — сделать один точный выстрел… Как выразилась когда-то Хэлен: точный выстрел — единственное действие, способное принести мгновенный результат.

Наверху — давно солнце. В робе я был похож на вахтовика, идущего с работы.

Из былого арсенала — только кольт.

Люди на остановке от меня жмутся в стороны. Запах подполья… Сапоги долго полоскал под колонкой, ну да, как говорится, черного кобеля добела не отмоешь…

Пришлось взять машину. Водила оглядел меня критически, но купюра, возникшая у меня в руке, произвела чудесное действие. На лице водителя была отражена вся дисгармония подлунного мира: внешний вид клиента и пачка банкнотов самого серьезного достоинства. Ничего, это ему на будущее полезно: не нужно думать о людях плохо. Особенно — стереотипами. Вот это, последнее, подводит даже таких разумников, как я.

Расплатился и быстро прошел в подъезд… Внезапное беспокойство накатило вдруг… Блин… Наверное, от усталости… Все, кто хотел бы переправить меня в мир иной, — давно уже сами по ту сторону добра и зла…

Подхожу к знакомой двери… И могу поручиться — за ней кто-то есть!

Предчувствия его не обманули!

Вытаскиваю кольт и замираю, прислушиваясь… Бытовой шум, магнитофон играет… Судя по всему, Алька пришла на выходной и готовит отбивные…

Мнительный ты стал, Сидор, ох мнительный…

Шарю по карманам — ключа нет. И я не помню — брал я его или нет… Дверь захлопывается защелкой.

Жму кнопку звонка. Дверь распахивается. На пороге стоит Лека. В фартуке, с перепачканным мукой носом — Ну у тебя и видок… — произносит она с видом заправской жены. После десяти лет супружества. — По каким помойкам тебя носило?

— По разным.

— Марш в ванную.

— А кто против? Как ты в квартиру вошла? Тут же замок сверхсекретный, почти сейфовый… Дружки «дядюшки Скруджа» помогли?

— Недоверчивый ты к людям, Дронов. Просто подозрительный какой-то. — Она звякнула брелком с ключами.

— Где взяла?

— Со столика. Потому как некоторые были поглощены важностью момента и о жилище не позаботились. А я — девушка практичная.

— Да ну?

— Ага. Я…

— Понимаю. У тебя было трудное детство. — Втягиваю носом воздух. — Что у нас на завтрак?

— Сейчас — Петров пост. Так что не обессудь…

— Неужели картошка в мундире?

— Не-а. Блины с икрой.

— Кабачковой?

— Красной и черной. Мне больше нравится красная.

— Мама дорогая!

— Русское национальное блюдо… Постное — я блины на воде замешала, а жарила — на конопляном масле.

— Хорошо, что не на пальмовом. Лучше тогда сказать — новорусское…

— Это пока. Думаю — через десяток лет люди втянутся и привыкнут.

— К хорошему легко привыкают. А сиговину в подливке — могешь?..

— Ты не смейся! Я знаешь как готовлю?! Пальчики оближешь! Меня бабушка учила, а она у меня — из старинного московского рода… Из еды культа не делали, но поесть любили и умели. Понял?

— Понял, не дурак. — Втягиваю носом ароматы. Лучше действительно идти в ванную, дабы меня не настиг голодный обморок — пока суд да дело, а не ел я почти сутки. Из ванной выхожу, завернутый в полотенце… Лека стоит у окна.

— Олег… Мне нужно рассказать…

— А вот это — потом…

— Я…

— Потом…

— Я… тебя… люблю…

Макбейн подошел к знакомому уже дому. Посмотрел на часы. Четырнадцать тридцать. Теперь осталось ждать. Столько, сколько понадобится.

Он вошел в подъезд, остановился у распределительного щита, раскрыл, поставил у ног сумку, вынул оттуда пассатижи и начал «чинить провод». Лицо его заросло двухдневной щетиной, перегар от виски мало чем отличался от водочного, и немногие в выходной день жильцы, пытавшиеся узнать у мужика, что сломалось — в основном старушки из квартир на первом этаже, — внятного ответа не получили и оставили эти попытки. Да и чего человеку мешать? К тому же выпивши он, а чего — у всех людей выходной, позволил себе, и ладно… Лишь бы чего не напутал по этому делу…

Сидим за кухонным столом. Солнце прошло зенит и теперь светит прямо в окна.

Жмурюсь и уплетаю блины.

Лека рассказала о Макбейне. По ее словам — он уехал.

Будь я добропорядочный гражданин — я бы позвонил в соответствующие компетентные органы и рассказал о нахождении этого супостата в столице. Но…

Да… К тому же, если они его до сих пор не поймали, где гарантия, что теперь поймают?.. Шеф отдела спецопераций — это не воинственный урюк… Исчез — и Бог с ним…

Сигарет по-прежнему нет. А сигары я больше курить не могу. Тем более осталась последняя. Запихиваю сигарницу вместе с ней в карман, встаю, набрасываю куртку…

— Ты далеко? Кофе остынет.

— Не успеет. Кофе без сигареты — это все равно, что птица без крыльев!

— Красивое сравнение…

— Ага… Главное — новое..

— Погоди. Надень хоть кепочку… — Лека протягивает мне пятнистый блайзер; над козырьком — худосочный американский орел.

— Думаешь — голову напечет?

— Олег… Разбитый лоб украшает не каждого мужчину. И не всегда. У тебя вид — полного отморозка…

— А я думал, что привлекательный…

— Зря думал. — Девушка натягивает блайзер на мою многострадальную бестолковку. Дергаю головой — спец по интерьерам приложил меня об стол много крепче, чем можно заметить невооруженным глазом.

— Па-а-а-легче, да-а-а-а-рагуша… Больно.

— Так и не похвастаешься девушке, где такой живописный бланш заработал?

— Приложился. Об косяк.

— Как косяк-то звали?

— Познакомиться не довелось.

— Больше не прикладывайся.

— Постараюсь.

— А чего робу надел?

— Блин! За сигаретами я иду… Хочу — в робе, хочу в майке!

— Всегда нужно быть элегантным.

— Ну не до такой же степени! К тому же роба с кровавым фингалом смотрится органично, а вот смокинг — не очень. Я пошел.

— Лети, птица наша. — Девушка закрывает за мной дверь.

Уже в лифте чувствую тяжесть в кармане куртки… Кольт. А я и не заметил, забыл выложить. Вытаскиваю и перекладываю за пояс брюк сзади… Блин… К оружию привык, как к трусам…

На войне как на войне?.. Надоело. С войны пора возвращаться.

Стрелок выдохнул: сейчас. Через оптику он видел, как мужчина и девушка разговаривали на кухне — но стекло бликовало, и точный выстрел сделать было сложно… хотя он попытался прицелиться — девушка как раз водрузила на голову мужчины кепочку с вышитым на ней американским орлом, снайпер поймал «птичку» в прицел — но мужчина резко крутанул головой, а потом они вышли из кухни…

Снайпер опустил винтовку вниз, зафиксировав в прицеле площадку перед подъездом… Он долго ждал. Осталось совсем немного. Стрелок дышал размеренно и ровно, чтобы суметь задержать дыхание в нужный момент.

Дронов выходит из лифта. «Электрик» прекращает работу и смотрит на Олега — в руках тот держит кепочку с вышитым на ней американским орлом. Мужчины встречаются взглядами.

Куртка у Макбейна распахнута, можно увидеть рукоятку пистолета з поясом. Но руки у него свободно опущены вдоль туловища…

Мужчины узнали друг друга. Но продолжают стоять, не отводя взглядов…

Тридцать секунд… сорок… пятьдесят…

Кто первый начал движение — определить невозможно — они молниеносны…

Выстрел грохочет в пустом подъезде грозно и гулко…

Пуля отбрасывает Дронова назад, к створкам лифта… Кровь обильно красит светлую сорочку… Он падает на спину… Кепочка выпадает из левой руки и оказывается у ног Макбейна. Тот поднимает, смотрит на орла и надевает на голову — словно переходящую корону, доставшуюся победителю…