История спасения - Елена Другая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я должен тебе объяснять, как ты пойдешь?! — неожиданно взъярился Стефан, да так, что вскочил на ноги. — Я должен тебе это, бывалой девице, советовать? Ты припудришь глазик, намажешь губки и наденешь шляпку с вуалью! И все! Я уезжаю в Берлин, и ты едешь со мной, но только в качестве жены. И мне все равно, чьего ребенка ты носишь — моего, Ганса, или еще черт знает кого. Он или она все равно будут Краузе. Ты никому ни единым словом не обмолвишься о несчастье, которое с тобой произошло. Я поселю тебя к маме, а после войны вы уедете в нейтральную страну. Или ты решила бросить меня, потому что у тебя хватило ума открыть тому, кто к тебе постучался ночью?! Я хоть раз приходил к тебе так поздно и без предупреждения? Хоть один раз? Ни разу! И я не желаю ничего слышать о Гансе. Убийство оказалось бы для него слишком легкой и приятной смертью, да еще и мне придется последовать за ним. Но я сделаю по-другому. Он умрет, а я выживу. Клянусь тебе!
Сначала она вздрагивала от каждого его слова, словно от удара, униженно вжимая голову в хрупкие плечи, а потом, услышав последние фразы, подняла на него глаза, озаренные немой надеждой. Бледный от накопившейся в нем злости, он стоял перед ней, расставив ноги по ширине плеч и сжав кулаки. Ее любимый мужчина, который, несмотря на весь случившийся позор, ее не оставил и собирался жениться!
— Да, — кивнула она. — Мы так и сделаем. Я это вынесу. Я люблю тебя, Стефан. Я виновата, что открыла дверь. Налей мне, пожалуйста, тоже немного выпить и дай сигарету…
— Вот, — удовлетворенно и ласково кивнул ей Стефан. — Выше голову, фрау Краузе. В этой жизни хватает грязи. Выше голову! Ты — моя невеста, а завтра станешь женой. И никакие обстоятельства этому не помешают!
Этой ночью он остался с Анхен. Он понимал, что дома, изнывая от неизвестности и безысходности, его с нетерпением ждал Равиль, поэтому послал адъютанта с запиской следующего содержания:
«Ночую у Анхен. Люблю. Люблю. Люблю. Твой Стефан.»
Стефан знал, что отношения с Анхен и ее посягательства на его свободу не являются для парня секретом, и тот давно должен был сделать соответствующие выводы. Более всего на свете он хотел оказаться в эту ночь рядом с ним. Но и девушку он не отважился оставить одну. Вдруг что вытворит? Самоубийства нынче были в моде.
Он долго проговорил с ней и утешил как только мог, попытался внушить, что симпатизирует ей как никакой другой женщине в целом мире и готов принять ее в семью, сделать своей женой.
Они задремали. Он прилег на кровать, не раздеваясь, она прикорнула на его груди. Так они пролежали до самого утра. В шесть часов он приподнялся и легко потормошил ее.
— Вставай, ненаглядная моя. Собирайся. Сегодня важный и счастливый для нас обоих день. Не подведи меня.
Он дождался, пока Анхен оделась за ширмой. Вообще-то, она хотела на росписи быть в своей парадной медицинской форме, но белая шляпка с вуалью полностью исключала данный вариант, поэтому пришлось надеть гражданское платье, и, как считал Стефан, ей такое одеяние было гораздо больше к лицу.
Они прошли к машине и заехали за свидетелями. Стефан чувствовал, что оказался героем какого-то опереточного фарса.
Он женится! Такое ему и в самом кошмарном сне не могло привидеться. А кто же невеста? Предприимчивая девица, которая успела побывать под его родным братом! А свидетели? Его любовник Маркус Ротманс, и ее любовник Отто Штерн! И оба они — самые близкие их приятели в окружающем аду!
Офицер невольно обратил внимание, с какой гордой и независимой осанкой ступила Анхен на крыльцо комендатуры. Словно богиня. Он невольно восхитился ее мужеством и сумел проникнуться торжественностью ситуации. Казалось, ее уже не смущали синяки на лице, просматривающиеся из-под вуали.
Он придвинулся к ней, заботливо придерживая за талию. Вскоре они совершили примитивный, но очень значимый для них обоих ритуал.
Маркус был откровенно удручен, зато Отто Штерн поздравил их от всей души.
— Желаю счастья! — с искренним восторгом в голосе высказался он. — Чисто по-человечески я вам даже завидую, видно, что вы друг в друга влюблены. Пусть эта любовь никогда не иссякнет и принесет плоды!
Стефан пригласил всех присутствующих к себе домой сегодня вечером на маленький банкет. Сразу после церемонии он завез Анхен в общежитие, а сам вернулся назад, в комендатуру. Еще через несколько минут он ворвался в кабинет своего брата, коменданта Ганса Краузе.
— Подпиши! — Стефан, сияя счастливым взглядом почти синих глаз, швырнул ему на стол исписанный листок.
Ганс вмиг затрясся, словно пойманная в ловушку крыса. Стефан ни словом не обмолвился, что в курсе случившегося между его братом и собственной женой. Он стоял перед ним с безмятежным видом и застывшей, неестественно доброжелательной улыбкой.
— Что это? — нервно спросил Ганс, судорожно схватив бумагу.
— Это заявление о переводе моей жены, фрау Анхен Краузе, на службу в центральный госпиталь Берлина. Мы уезжаем с ней вместе. Давай, подписывай, подонок, иначе я тебе здесь и сейчас же глотку перегрызу, не сомневайся!!!
Ганс поспешно поставил на заявлении свой росчерк и приложил печать.
— Удачи, — коротко бросил он.
— Спасибо. Твои пожелания имеют для меня особую ценность. Без них мне никак. И тебе удачи. Я уж постараюсь сделать так, чтобы ты здесь не засиделся!
Стефан выхватил у него из рук документ и быстро вышел, опасаясь, чтобы их общение не переросло в драку. После этого он, торжествуя в душе, поехал домой, одержимый лишь одной мыслью — увидеть Равиля.
Тот сидел на диване в гостиной. Дом был сыр и пуст, камин никто не затапливал. Не слышно было веселого смеха Данко, с кухни не доносились вкусные запахи жареных лепешек. Весь их рай рухнул. Лишь еврейский юноша продолжал зябко вздрагивать и пугливо озираться по сторонам от каждого звука, ведь он остался здесь совсем один.
Стефан шумно вторгся в прихожую, почти вбежал в гостиную и вздохнул с облегчением. Равиль был здесь, он жив и ждал его. Немец упал на колени и судорожно вцепился парню в запястья.
— Прости, — шептал он, перемешивая слова со слезами. — Я ничего не могу сделать. Где бы я тебя не укрыл, не спрятал, даже на территории Польши или других стран, тебя везде сдадут из-за номера на руке. Я просто подыхаю от чувства собственного бессилия. Единственное,