Мировая холодная война - Анатолий Уткин

Бирнс с самого начала постарался «купить» Сталина. Он сказал ему, что русские зря обвиняют американцев в блокировании с англичанами — те не были даже оповещены об изменении формата встречи. У Сталина это не вызвало оживления: «Это просто еще одна завеса прикрыть реальности блока».

А приверженцы жесткого подхода уже концентрировали силы, опасаясь «излишней» примирительности Бирнса. Будучи членом делегации Джордж Кеннан пишет, что Бирнс — еще один ненадежный «ирландский петушок». Он желает договориться с русскими неважно за какую цену. А почему бы и не договориться жертвуя интересами каких-то корейцев, румын и иранцев? Так в изображении Кеннана размышляет Бирнс, ничего о них не знающий. «За поверхностный успех он заплатит реальную — и немалую цену».

На этот раз Кеннан ошибался. Ирландский «петушок» Бирнс, мобилизовав добрую волю, добился реального успеха. Правда, начало было трудным, необычная прежде язвительность уже стала признаком когда-то гораздо более сердечного общения. Когда Бирнс спросил впервые за несколько лет отдыхавшего Сталина, что тот делал в дни отпуска, Сталин ответил: «Читал ваши речи». Бирнс поздравил Сталина с превосходным вкусом, а тот ответил, что для него «чтение этих речей абсолютно обязательно».

Бевин жаловался Бирнсу, что русские «пытаются подорвать британские позиции на Ближнем Востоке… Точно как британский адмирал, который, когда видит остров, инстинктивно стремится захватить его… Мир, кажется, стремится к позициям трех „доктрин Монро“. Соединенные Штаты уже имеют свою зону „Монро“ на американском континенте и расширяют ее на Тихий океан». Бирнс попросил вычеркнуть последнюю фразу, но Бевин отказался сделать это. Молотов спросил Бирнса, когда американцы выведут войска из Китая. Бирнс ответил, что Молотов задает вопрос только для того, чтобы услышать тембр его голоса. Молотов ответил, что у Бирнса очень приятный голос, «но самым приятным было бы услышать решение о выводе войск из Китая».

И все же Московская конференция была своего рода светлым пятном. Был в значительной мере преодолен лондонский балканский тупик, было достигнуто соглашение о процедуре мирной конференции по формированию послевоенных договоров. Советское правительство «посоветовало» болгарскому правительству включить в свой состав двух некоммунистов. Послы Гарриман и Кларк Керр отныне должны были присоединиться Вышинскому, образуя таким образом состав комиссии, которая обязана была отправиться в Румынию для наблюдения за включением в румынское правительство двух некоммунистов.

Бирнс предложил советскому руководству создать Агентство по атомной энергии при ООН, которое создаст систему контроля над атомным оружием. Сталин соглашался на создание такого агентства, если оно будет подчиняться Совету Безопасности ООН, но Бирнс настаивал на подчинении агентства Генеральной Ассамблее ООН. Но в целом это американское предложение было воспринято советской стороной положительно. И серьезно. Когда на прощальном банкете Молотов стал шутить по поводу идей Джеймса Конанта (главного научного консультанта «Манхэттена»), Сталин сразу же встал и тихо сказал, что атомное оружие — не предмет для шуток. И дальше: «Я поднимаю этот тост за американских ученых и за то, что они сделали. Мы должны теперь работать вместе, чтобы это великое изобретение служило мирным целям».

Неожиданно смягчился вопрос о контроле над Японией. В пик русских (и английских) протестов в адрес американской односторонности в Японии Бирнс выдвинул компромиссные предложения по Восточной Европе, которые в свою очередь копировали систему американского контроля над Италией, и советская сторона смягчила свое первоначальное неприятие диктатуры Макартура в Токио. Очень важно: участники конференции согласились с присутствием американских войск в Китае до окончательного разоружения японцев. Сталин объяснял Бирнсу: «Советское правительство не против сохранения этих войск, но оно желает оповещения об этом». Несколько глухо было сказано советской стороной, что Чан Кайши является объединителем Китая. Но было сказано. Американцы были в высшей степени удовлетворены, они контролировали Чан Кайши и ситуация их устраивала.

Беседуя с журналистами перед отбытием из Москвы, госсекретарь Бирнс сказал, что не желает замещения японских войск в Японии советскими войсками. «Экономические и стратегические интересы США определяют американскую политику в Китае».

Cталин был неожиданно откровенен с американцами и англичанами. Бевин вспоминает: «Британия владеет Индией и другими владениями в своей сфере влияния; Соединенные Штаты контролируют Китай и Японию, в то время как Советский Союз не имеет ничего». На что Бевин ответил: «Русская сфера простирается от Любека до Порт-Артура. (Как, представляется, верно замечает Д. Йергин, относительно того, что „Сталин, безусловно, играл роль геополитика. Он также сказал Бевину, что англичане не должны покидать Египет и «с симпатией“ говорил о британских проблемах в Индии).

Бирнс 24 декабря 1945 г. послал Трумэну телеграмму, смыслом которой была удовлетворенность конференцией. «Ситуация вдохновляющая». Единственный вопрос, не разрешенный в Москве, был вопрос о советских войсках в Иране, но западные союзники решили не педалировать этот вопрос, чтобы не потерять достигнутого.

Холодная зима 45/46

Государственный секретарь Бирнс отсыпался в самолете. Он был удовлетворен — проснувшись на Азорских островах, он начал диктовать отчет — вплоть до Ньюфаундленда, в котором отчетливо просматривались оптимистические ноты. Ощутим значительный прогресс. Спасен почти распавшийся союз, подход Рузвельта оправдан заново. 30 декабря 1945 г. Бирнс выступал перед всей нацией. Мир, говорил он, нуждается в «справедливости и мудрости». Этой цели так успешно достигал в прежние времена Франклин Рузвельт. В Москве, говорил Бирнс, он нашел значительные возможности для дипломатического успеха. Соглашения помогут подписать договоры с немецкими сателлитами, а затем последует и вывод войск. Основа дипломатии — компромисс. Встреча в Москве послужит лучшему взаимопониманию. Бирнс сказал Джозефу Дэвису, что «проделана большая работа и осуществлен значительный прогресс». Но удовлетворенный Бирнс жил в мире международных контактов, а над ним сгущались тучи в собственной стране. Влиятельные силы были недовольны «певцом компромисса». К ним все чаще примыкал и сам президент Трумэн.

Прежде всего, московскими соглашениями были недовольны в государственном департаменте. Американская миссия в Бухаресте увидела в них «распродажу американских интересов». Посол США в Италии (и прежний полномочный посланник в Москве) Александер Кирк сказал, что Бирнс «ужасен» и что он «отдал слишком много русским». В то же время Лой Гендерсон как бы от лица госдепартамента определил советские цели как максималистские: «Представляется, что Советский Союз полон решимости сокрушить структуру, которую в свое время создала Великобритания с целью предотвратить переход Россией Турции, Дарданелл и ее выход в Средиземное море, через Иран и через Персидский залив — в Индийский океан. В последние пять лет исчезли два барьера на пути русской экспансии — Германия на западе и Япония на востоке. Судя по последним событиям на Ближнем Востоке, Россия сейчас концентрирует силы, чтобы ликвидировать третий барьер — на юге». Американская политика на Ближнем Востоке слаба и наивна. США должны найти средства исправить положения и не пустить события на самотек. Эти взгляды кардинально отличались от взглядов Джеймса Бирнса. Агрессивные позиции занимало все большее число сотрудников госдепартамента — они теперь открыто «разоблачали» советскую политику, «подлинные цели Москвы».

А со стороны сенатора Ванденберга прозвучала угроза отойти от поддержки внешней политики демократической администрации. Еще при назначении Бирнса Ванденберг сказал, что США движутся в сторону предприятия «Бирнс и Ялта». Ванденберг стал жаловаться, что с ним не проконсультировались. Ванденберг не одобрил идеи отдать американское атомное оружие под надзирание ООН. В ноябре 1945 г. он вместе с другими сенаторами посетил Белый дом, воодушевляемый бескомпромиссной идеей, что США не должны ничем делиться с русскими. В Московском коммюнике ему не нравились слова о международном атомном агентстве: американское достояние распродается недалекими политиками.

Трумэн — сам «выходец» из сената, всегда внимательно следил за настроением, и мимо него не прошла эта сенатская оппозиция. Он не поддержал полностью Ванденберга, но задумался. Немаловажно отметить, что именно в это время резкие антирусские позиции начинает занимать министр военно0морского флота Джеймс Форрестол.

Но наибольшее значение начинает занимать мировоззрение главного советника Трумэна по внешней политике в его сравнительно небольшом аппарате Белого дома — адмирала Уильяма Леги. Некогда поклонник Бирнса, Леги (которого довольно часто обвиняли просто в ксенофобии) начинает осенью 1945 г. меняться в отношении Бирнса. Стремление сохранить союз военных лет начинает казаться Леги поверхностным. Имел место и личный мотив. С сильным госсекретарем значимость Леги в системе государственного аппарата уменьшалась. Да и Бирнс говорит в августе 1945 г., что недоволен Леги, который мнит, что «он все еще является фактическим государственным секретарем, каковым на самом деле он и был при Рузвельте». Бирнс сказал, что смотрит на Леги иначе.