Оборотни - Стивен Джонс

— Вы точно не хотите выпить? — спросил он Кэтриону. — Я пойду к бару. Если что-нибудь захотите…

Она медленно покачала головой, он взял себе пинту пива и теперь бережно обнимал кружку ладонью левой руки, опершись правой с широко расставленными пальцами на сиденье в миллиметре от левой руки Кэтрионы. На ее руке красовалась пара серебряных колец с замысловатыми узорами.

Она повернулась и посмотрела на него из-под челки.

— Мы идем в клуб, — сказала она. — Поэтому не пьем.

— Будете пить там?

— Пить — не круто. О чем вы, препод? — поддразнила она его, слегка касаясь пальцем его руки.

— Где находится клуб? Это «Гасиенда», да? Я слышал о нем. Знаете, кто такие «Джой дивижн»?

Она погладила его по руке и улыбнулась.

— Нельзя пить и принимать экстази, — объяснила она. — Можно свихнуться и коньки отбросить.

Он посмотрел на свою кружку, голова поплыла, живот свело от желания, разочарования… Она выпустила его руку, пыхнула сигаретой, движением головы отбросила волосы назад. Он успел заметить милые завитки волос, уютно притаившиеся за ее ушком.

— Как насчет завтра? — спросил он. — Мы могли бы придумать что-нибудь на завтра.

— Завтрак? — пошутила она.

Как оказалось, она не шутила.

Гэри ворочался в кровати. Ему снилась хижина в лесной чаще. Там росли гигантские сосны, и поэтому он думал, что находится в Канаде. Он простудился, но каждый вынутый из коробки бумажный платок превращался в кучку крошечных кусочков, и он с отвращением бросал их. Любой звук напоминал о приближающемся к дому диком лосе, но когда он поворачивался к покрытому ледяными узорами окну, то не видел ничего, кроме снега и стволов деревьев. Что-то царапнуло дверь. Он укрылся с головой тонкими одеялами, но царапающие звуки не прекращались. Он понимал: дверь открывать нельзя — ни при каких обстоятельствах. От этого зависела его жизнь. Поэтому когда он поднялся с кровати и ноги сами понесли его к двери, то почувствовал ужас, поглощающий его целиком так же неудержимо, как кровавое пятно растекается по простыне.

— Кто там? — спросил он сонно, потом понял, что происходит, и встал.

В дверь поскребли еще раз, но никто не отвечал. Гэри чуть приоткрыл дверь, но не смог ее удержать. Что-то огромное и пушистое вкатилось в комнату и развернулось на ковре. Гэри чуть не умер от страха. Перед его глазами предстало нечто неясное и бесформенное. Лишь через некоторое время он узнал пушистое пальто Кэтрионы. Он встал на четвереньки, чтобы помочь ей.

— Привет, — произнесла она сиплым голосом. — Завтрак?

Вялая попытка поговорить отняла у нее последние силы, и она снова потеряла сознание. Гэри осторожно поднял ее с пола и отнес на кровать. Расшнуровал ботинки, снял шубу, а потом укрыл стеганым одеялом до самого подбородка, нежно убрал волосы со лба и поцеловал.

Приняв душ и одевшись, он не отходил от нее, пока завтракал. Наверное, лучше дать ей поспать. Он вышел забрать газету, а когда вернулся домой, обнаружил, что она перевернулась на бок и свернулась калачиком. Чуть ниже линии роста волос на лбу выступила слабая испарина, но в остальном никаких признаков беспокойного сна. На улице еще с ночи валил снег, который теперь покрывал землю по меньшей мере восьмисантиметровым слоем. После обеда у него по расписанию стояло занятие, и он не знал, смогут ли они добраться до кампуса. Возможно, было бы лучше попытаться связаться с остальными студентами и отменить семинар. Вздрогнув, он увидел, что Кэтриона проснулась и наблюдает за тем, как он не отрываясь смотрит в окно на снежную вьюгу за окном.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он. — Глюки замучили?

Возможно, они называют это состояние по-другому, но это оказалось уже не так важно: она подняла край одеяла, чтобы он мог лечь рядом.

Примерно в час он понял, что так ничего и не предпринял, чтобы отменить занятие.

— Переживаешь, что они подумают? — с трудом сдерживая смех, спросила Кэтриона.

Он улыбнулся, поцеловал ее еще раз и лег рядом. Вместе они слушали, как снег стучит, ударяясь о стекло. Он наклонился включить магнитофон. При первых звуках музыки она поморщилась.

— Что за отстой, дедуля? — Она пощекотала его.

Извиваясь, он отстранился и уселся на нее верхом.

— «Фэд Гаджет»[96]. Очень популярная группа, когда я был в твоем возрасте.

Она перегнулась и вытащила кассету.

— Избавься от нее, и чем быстрее, тем лучше, — сказала она, стараясь дотянуться до кармана шубы, висевшей на спинке стула возле кровати. Она извлекла оттуда другую кассету и вставила ее в магнитофон.

— Что это? — спросил он.

— Реальная вещь: «Кёрв»,[97] — отозвалась она, подталкивая его к кровати и беззвучно открывая рот в такт голосу певицы: «Мы с тобой крови не одной».

Затем совершенно неожиданно она набросилась на него: оседлав, царапала длинными ногтями тонкую кожу на его шее и била кулаками в грудь. Оправившись от первого шока, Гэри стал отбиваться, схватил ее за руки, но она не сдавалась. Источаемый ее телом горячий, животный запах безумно его возбуждал. Вскоре их тела переплелись в комок из плоти и шерсти, блестящих зубов и висящей слюны, острых ногтей, длинных сильных языков и горящих глаз. Они катались по кровати и упали на пол, где продолжали играючи сражаться, пока их мокрые от пота тела не замерли в изнеможении. Они тихо лежали, заключив друг друга в объятия, когда раздался приглушенный стук в дверь. Гэри не обратил бы на него внимания, но Кэтриона, казалось, встревожилась.

— Ш-ш-ш, — постарался успокоить он. — Они уйдут.

Потом чей-то голос произнес:

— Кэтриона, пойдем. Тебя все ждут.

Гэри взглянул на нее. Она подняла голову и вся дрожала.

— Кто это? — спросил он.

— Из студенческого, — объяснила она. — Грэхем. Он сидел рядом, когда ты пришел.

— Пойдем, Кэтриона! — вновь позвал голос.

Гэри вспомнил неряшливого парня в куртке цвета хаки и выражение обиды на его лице, когда появился Гэри.

— Я останусь здесь, Грэхем. — Ее голос не выдал ни тени волнения, но Гэри видел страх в ее глазах.

— Забей на него, Кэтриона. Давай, пошли. — Казалось, от отчаяния голос Грехэма вот-вот сорвется.

— Оставь меня в покое, Грэхем.

Гэри уже был готов вступить в перепалку, но он еще только набирал в легкие воздух, когда Кэтриона молниеносно закрыла ему рот ладонью.

— Не вмешивайся, — прошептала она, а потом громче добавила: — Проваливай, Грэхем.

Больше из-за двери не донеслось ни звука. Через несколько минут она произнесла:

— Он ушел. Теперь все в порядке.

— Откуда ты знаешь? Я ничего не слышал.

— Я больше его не чую. Он ушел.

Гэри выглянул в окно, но ничего не увидел. Он только заметил, что снег перестал идти и земля насколько хватало глаз была по-прежнему девственно белой. Кэтриона забралась обратно в постель. Он последовал за ней. Некоторое время они лежали спокойно. День был тихим: так всегда бывает после сильного снегопада. Вскоре оба уснули.

Гэри все никак не мог проснуться: его сны цеплялись за реальность, как в картинах Эшера,[98] которые нужно долго-долго рассматривать, чтобы увидеть, как они распадаются на части. Голова болела, рот саднило, но лицо расплылось в улыбке, стоило ему вспомнить о Кэтрионе. Прошло почти полгода с тех пор, как он в последний раз просыпался после ночи, проведенной с незнакомой женщиной. Его переполняли чувства — радостные и светлые, как только что отчеканенная монета. Разум был все еще затянут сонной пеленой. Он пытался отыскать в памяти страхи и волнения, но казалось, что их не было вовсе. Магнитофон продолжал крутить кассету (должно быть, Кэтриона включила). И сейчас как раз должна была заиграть та самая песня, которая звучала, когда она поменяла кассеты. Бархатный голос певицы плотно, как перчатка, обволакивал его мозг:

Говори все, что хочешь, обуздай мои мысли.Постарайся, раздень меня догола.Только до тех пор, пока я твоя.Но этому не бывать никогда.

Он повернулся к Кэтрионе.

Ее не было.

«Мы с тобой крови не одной».

— Кэтриона? — позвал он, но его голос утонул в тишине, словно камень в снегу. Он встал и осмотрелся. В квартире было холодно, и ее нигде не было. Натягивая джинсы, он взглянул на часы: половина двенадцатого ночи. Будем надеяться, никто из студентов не явился на семинар. Выглянув в окно, он заметил цепочку следов, тянувшуюся от порога в сторону города. Уже внизу он понял, что две пары следов шли рядом друг с другом: одни человеческие, по размеру походившие на отпечатки «мартенсов» Кэтрионы, а другие — какого-то животного, вероятно собачьи. Или проклятой пантеры. Он пошел по следу. За целый день мало кто отважился выйти на улицу, поэтому не сбиться с пути было довольно легко. На следующем перекрестке следы повернули налево, прочь от центра города — в сторону железнодорожной станции. Он застегнул пальто, достал из кармана черную шерстяную шапку и натянул ее на уши.