Унесенные за горизонт - Раиса Кузнецова

В начале 1945-го пробегаю по Петровке. Вдруг около меня тормозит машина. Из нее выходит генерал.

― Товарищ Урусов? ― удивленно закричала я.

― Он самый! Рад, очень рад, что встретил вас! ― Урусов пожал мне руку. ― Торопитесь? Садитесь в машину, подвезу куда надо.

― Да нет, пришла сюда в паспортный отдел.

И я рассказала ему злополучную историю с паспортом и пропиской моей «приемной матери».

― Ну, это дело поправимое, давайте-ка сюда ваши документы!

Я достала из сумочки конверт с бумагами. Урусов быстро просмотрел их и на листке из блокнота написал начальнику паспортного стола: «Прошу гражданку Ковалеву прописать и выдать постоянный паспорт». После чего договорились повидаться более обстоятельно ― он жил в гостинице «Москва». Оставшись одна, прочитала подпись под его «просьбой» и ахнула: оказалось, он теперь был начальником Московской областной милиции. В тот же день мне заменили временный паспорт Мавры Петровны на постоянный, а ее, как мою «приемную мать», записали «иждивенкой»

Сын

Осенью сорок четвертого Эдик и Сережа пошли в школу ― в первый класс.

Лена устроила Сережу в образцово-показательную школу, которой руководил Новиков.

Эдик пошел в обычную, недалеко от дома. Нас очень смешила его удивительная обязательность по отношению к урокам и просто настоящая влюбленность в первую учительницу, имя которой я помню до сих пор ― Августа Петровна. Приходил после уроков, торопливо раздевался и, вытаращив глазенки, бежал к письменному столу. Уговорить его вначале пообедать было невозможно, он боялся, что не успеет выполнить домашнее задание, а управлялся самое большее за полчаса. Как-то отправила я Эдика на зимние каникулы в Бирюлево, и вдруг через пару дней мама привозит его в Москву: «Исплакался весь. Учительница какой-то урок задала, а он не успел выполнить». Малыш сразу сел за стол, и не успели мы с мамой чаю попить, как он уже все закончил[79].

Соня забот тоже не доставляла ― училась отлично. За успехами Сережи должна была следить Лена, она это и делала как будто, но, видно, больше рассчитывала на «престижность» школы, что потом всех нас сильно подвело.

Ваня высоко ценил наше физиологическое единство.

― Никогда я не испытывал такой полноты счастья от обладания женщиной, ― часто повторял он.

Да я и сама только с ним познала всю прелесть самоотдачи и остроту переживания от соединения с мужчиной[80].

Беременность моя протекала странно. Дышать газом от выхлопной трубы автомобиля стало моим высшим наслаждением. По утрам на работе, прежде чем раздать большую кипу газет сотрудникам, я с упоением обнюхивала каждую из них, упиваясь запахом свежей типографской краски. И потому была уверена, что родится сын[81].

Когда меня спрашивали, как собираюсь его назвать, отвечала:

― Конечно, в честь того, кто создал такое могучее государство!

И вдруг узнаю: все считают, что назову сына Иосифом, ― настолько был велик культ Сталина. Даже мой милый начальник Юзефович допустил такую ошибку. Он прямо спросил Мендж об этом.

― Нет, что вы, она, конечно, имеет в виду Владимира Ильича!

Он явно удивился ее ответу, и тогда она добавила:

― Такое имя она не может дать еще и потому, что и вас зовут Иосиф, и люди могут расценить это как явный подхалимаж.

Оба весело рассмеялись, и он согласился, что это было бы неудобно.

Что творилось 9 мая на улицах Москвы, на Красной площади, мы с Ваней могли слышать только по радио и наблюдать с высоты нашего балкона. С часу на час я ждала начала родов, и он не отходил от меня ни на шаг. К вечеру сотни лучей прожекторов расчертили небо на клетки, и по ним проплыл красный флаг с портретом Сталина. Сотни орудий салютовали Победе. Мы любовались этой грандиозной, впечатляющей картиной, вслушивались в ликующие звуки, что неслись отовсюду, и хотелось самим кричать от восторга и радости. Прибежала соседка:

― Вас к телефону!

Звонили Мендж, Соня Сухотина, еще кто-то ― спрашивали, «не родился ли кто?»

― Какие хитрые! Вы будете праздновать, а меня посылаете на родовые муки, — говорила я. ― Завтра, завтра, в первый день мирной жизни появится мой сын.

Ваня радовался рождению сына, но однажды грустно обронил:

― Я же говорил, что у меня не будет дочери. У Лены родилось трое сыновей, и у тебя сын. А мне так хотелось, чтобы была у нас и девочка.

Я засмеялась:

― Этот факт, по новейшим научным данным, свидетельствует о твоем неукротимом темпераменте. Заимеешь дочь, если будешь чуть холоднее.

― Нет уж, меня не укротишь, в особенности, когда у меня такая любимая женушка!

Но до «женушки» было еще так далеко!

Пошла в ЗАГС регистрировать сына, а они ― по новому закону ― записывают в свидетельство о рождении отчество «Иванович», в графе «отец» делают прочерк, в графе «мать»

― ставят мое имя, отчество, фамилию и особую «примету»

― «мать-одиночка». Я совала регистраторам Ванин паспорт, убеждала, что он хоть и в Москве, но не демобилизован, поэтому еще не расторг прежний брак, что он непременно хочет записать сына на себя. Но они не слушали и даже не брали его паспорт в руки.

― Брак не зарегистрирован ― и все!

Узнав, что сыну дали фамилию Нечепуренко, Ваня побледнел ― он не поверил мне и сказал, что я нарочно записала Володю на себя, желая проучить за медлительность с разводом. Я ужасно рассердилась и напомнила, что предупреждала о том, что готовится новый суровый закон о браке и мы оба виноваты в том, что не придали этому значения.

Ваня побежал в ЗАГС и убедился, что ничего сделать нельзя.

― После регистрации брака с вашей фактической женой можете усыновить вашего сына.

Вот такой дурацкий закон был принят в конце войны

Новый дом

Летом мы всей большой семьей переехали на дачу. Мои отпуска (декретный ― 36 дней и очередной ― 24 дня) скоро закончились, и я каждый день вместе с Ваней ездила с дачи на работу. Как-то вернулись из Москвы усталые, распаренные. В комнатах пусто ― все гуляют, а на самом видном месте, на круглом обеденном столе лежит раскрытая тетрадь. Я заглянула в нее и сразу наткнулась на строчки: «Она забыла нас ради него, а мать должна жить ради своих детей». Это был дневник Сони. Больше читать не стала. Скорей захлопнула его, убрала, чтобы не попался на глаза Ване. Выбежала из комнаты ― навстречу вся семейка. Взяла у няни ребенка и пригласила Соню пройтись. Вышли с участка в лес, и я говорю Соне: