Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 42. Александр Курляндский - Олешкевич

В дверях раздался звонок.

— Не открывайте!

Малышко выглянул в глазок. На лестничной площадке стоял тот тип, «хороший чекист». Малышко оценил обстановку. Уложить его здесь — значит подставить американку. Спрятаться — некуда. Один выход — балкон.

— Через минуту откроете, — шепнул он. — Вы меня не видели, никто не заходил.

Последний его прыжок без парашюта был с пятого этажа, в Каире. Здесь — четвертый, но прыгать не хотелось. Может, с балкона на балкон?

Малышко перегнулся вниз. Под ним был точно такой же балкон, уставленный бутылками. Чуть раскачавшись на руках, он прыгнул на свободное место. Попал. Есть еще порох в пороховнице! Осторожно заглянул в комнату: никого. Чуть приоткрыл дверь — тишина. Обыкновенная холостяцкая квартирка: на стульях — рубашки, пыль. На стенах — фотографии. Ба! Колобков. Колобков-подпольщик, Колобков-подводник. Малышко присел на диван, обдумал ситуацию. Можно выйти через дверь, но лучше переждать. Скоро вечер. А почему бы не принять душ? Перекусить? Выспаться? Выспаться для Малышки означало закрыть глаза и отключиться на несколько минут. Где бы он ни был — в машине, в самолете, он тут же засыпал.

В холодильнике ничего кроме скисшего молока и варенья не было, в прозрачном пакете еще просматривался обглоданный скелет воблы. Остатки растительного масла в пластиковой бутылке. Вот, пожалуй, и все. «Значит — душ!» — решил Малышко.

Когда он выходил из душа, послышались характерные звуки. Кто-то пытался открыть дверь, искал и не попадал ключом в замок. Малышко подхватил свои вещички и спрятался на балконе.

В комнату вошел Колобков. Сильно «навеселе».

Он напевал. В одной руке — бутылка «Бюфитра», в другой — рация. Плюхнулся на диван. Подумал. Подтянул к себе кнопочный телефон:

— Детка? Ты? И я — ничего. Какое такси? Я машину пришлю.

Другой рукой он поднес рацию:

— Прохор? Нет, деточка, не тебе. Не слышу! Нет, деточка, слышу… Я Прохора не слышу, дурак не отвечает. Прохор! На левую кнопку нажми! Вот теперь слышу. Сейчас поедешь. Деточка, говори адрес. Не тебе, Прохор. Ну говори… Не тебе, Прохор! Говори, детка… Заткнись, Прохор! Так. Земляной вал… Прохор, запиши! Знаешь, где Земляной вал? Рядом с Курским. Вокзал Курский знаешь? А ты с какого приехал? Ладно, записывай. Что? И писать не уме ешь. Деточка, я сам за тобой приеду. Шофера мне дали. Только из леса.

Малышко нажал на рычаг, выключил рацию.

— Не время, Геннадий Пантелеевич. Обстоятельства не позволяют. Сделаем по-другому. Вместе выйдем, сядем в машину. Тип там один крутится, вы его отошьете. А дальше по ходу…

— Постойте, постойте, — сопротивлялся Колобков, — у меня выходной. Имею право?

— Имеете. Я дам отгул.

— Когда? Я сегодня хочу. С деточкой.

Пришлось чуть повернуть Колобкову руку, чтоб отозвалось в локтевом суставе.

— Хорошо, хорошо. Но завтра — отгул.

— Обещаю, — сказал Малышко.

Он быстро оделся, и они спустились к машине.

Письмо Сьюз

Дорогой полковник, хай!

Это письмо даст мой охранник, лейтенант. И у меня есть охрана. Жаль не ты. Значит, я важный очень человек, я рада, что сюда попала. У меня апартамент — на сорок человек. Девушки все добрые. Меня любят. Говорят, я лучше черных американок, что летом приезжали. Они весь бизнес ломали. Брали больше, а трудились меньшё. Только за цвет. Мы много работаем. Нет. По-другому. Не по профессии. Строим в лесу метро. Зачем? Не знаю. Здесь свежий воздух, я много дышу. Делаю физическую работу, копаю землю. Мне очень это полезно. Я рада, что вышло так. Еда хорошая — свекла, капуста, картошка. Очень здоровая еда. Я похудела, сбросила лишний жир. Видны кости. Но нам всем весело. Русский характер очень хороший. Я теперь знаю много историй. Буду писать. Как Мопассан. Все. Надо идти в баню. Есть горячая вода. Помнишь? Целую. Скажи нашему посольству — где я. Но не надо меня находить. Я очень, очень довольна.

19. День лесоруба

Утро выдалось влажное. Ночью шел дождь, распогодилось перед рассветом. Но лужи и туман не мешали празднику. Давно Москва не выглядела столь веселой и многолюдной. Десятки тысяч посланников со всех концов страны, лесорубы и плотники, прибывшие накануне, изменили пасмурный вид столицы, вдохнули в городской пейзаж неповторимый аромат леса и стружек. Они разместились в гостиницах или просто в палатках. Лесорубы — народ ко всему привыкший: и к морозам, и к комарам, что им дождь и слякоть столичных улиц. Главное вспомнили, поняли наконец, кто самый главный, самый нужный в стране человек. Прямо на улицах — столики с водкой, бутербродами, всевозможными соками и пирожными. Хочешь — подходи, выпей сто граммов из пластикового стаканчика, кинь в рот кисло-сладенький огурчик или маслинку и в радостном настроении спеши к месту сбора района, а оттуда, с другими гражданами, в колоннах, с песнями и танцами, как в золотые коммунистические годы, все вместе, все едины, все рядом — к центру города, к знаменитой на весь мир Красной площади.

В местах сбора возвышались деревья. Сосны, ели, березы. В кадках, на тросах-растяжках, они преобразили городской пейзаж. Тут пели частушки, звучали гармонь и аккордеон — инструменты, также подзабытые за последние годы.

Эх, ма-а,

В бровь кума.

Лучше я дам, чем она-аа…

Горожане братались с плотниками и лесорубами. Выпивали, целовались. Не все, конечно. Были и такие, что при виде человека с топором или пилой покрепче запирали дверь, опускали тяжелые заграничные шторы. Ничего, всему свое время. «Ле-со-рууубы… На-ши ру-уууки к то-по-рам…» Кажется, так поется в песне. Те, кто за стальными дверями и зеркалами, те, понятно, не спешили на праздник. Врачи, учителя, артисты всякие?! Им деньжат прибавили, оклады, а они… Им, значит, а они… Не-хо-ро-шо! Нет, конечно, некоторые из них веселят народ. Выступают. И фраки выбросили, и бабочки. В ковбойках и сапогах удобней. Проще. И юмор лучше доходит. И конкурс новый объявили — «Золотой Иван». Сами, без принуждения. И сами в Иваново поедут. А куда же денутся? И молодежь! Хо-рро-шая у нас молодежь! Не та, что на компьютерах в банках, а настоящая. Которая по окраинам пряталась да по подъездам. И сейчас вместе с дедулями да бабулями в одних рядах.

У дедуль да бабуль пенсия теперь — во! Хоть каждый день икру лопай. Или за границу езжай. К теплым морям. Силенок нет? Армия поможет. И она скоро двинет. Вернет все, что утеряно. И присовокупит. И грузин вернет, и армян. И чурок с