Избранное - Грэм Грин

— У вас есть ваши конституционные права, — вмешался сержант Спарроу, — как у всех граждан. Но и обязанности, конечно, тоже. Добровольное показание всегда выглядит лучше. Суд принимает во внимание…

— Ради бога, Спарроу, придержите язык, — оборвал его инспектор Вудроу. — Вас не удивляет, мистер Пуллинг, что со времени поездки в Булонь вы не получали от вашей тети никаких известий?

— Когда речь идет о тетушке, меня уже ничто не удивляет.

— А вас не тревожит — не случилось ли с ней что-нибудь?

— Вы считаете, что у меня есть основания для тревоги?

— Она водит компанию с весьма подозрительными личностями. Слыхали вы когда-нибудь о некоем мистере Висконти?

— Фамилия мне чем-то знакома.

— Военный преступник, — неосмотрительно брякнул сержант Спарроу.

— Ваше дело следить за дорогой, Спарроу, — заметил инспектор. — А генерал Абдул? Вы, полагаю, слыхали о генерале Абдуле?

— Кажется… да, как будто слыхал.

— Вы были некоторое время назад с вашей тетушкой в Стамбуле. Вы прибыли поездом и через несколько часов были оттуда выдворены. Вы встречались с полковником Хакимом.

— Да, действительно, какой-то офицер полиции приходил. Нелепая ошибка.

— Генерал Абдул умер и перед смертью сделал заявление.

— Умер? Бедняга. Я и не знал. Не понимаю, какое отношение имеет его заявление ко мне.

— Или к вашей тетушке?

— Я за мою тетушку не отвечаю.

— Заявление касается мистера Висконти. «Интерпол» распространил подробности. До сих пор мы считали, что мистера Висконти нет в живых. Мы его списали.

— Между прочим, — сказал я, — прежде чем мы продолжим переговоры, должен предупредить, что с собой у меня тетушкиных ключей нет.

— Я и не ожидал, что есть. Мне нужно было лишь получить ваше разрешение войти в квартиру. Заверяю вас, мы не нанесем никакого ущерба.

— Боюсь, я не могу вам этого разрешить. Я отвечаю за сохранность квартиры.

— Будет гораздо лучше выглядеть в суде, мистер Пуллинг… — начал было Спарроу, но инспектор оборвал его:

— Спарроу. Следующий поворот налево. Мы отвезем мистера Пуллинга домой.

— Вы можете зайти ко мне после рождественских праздников, — сказал я. — В том случае, если у вас будет ордер на обыск.

Глава 20

Я все поджидал инспектора и сержанта, но они даже не позвонили. Неожиданно пришла цветная открытка от Тули. Поверх фотографии — довольно безобразного храма в Катманду — Тули написала «Путешествие изумительное. Привет. Тули». Я и забыл, что дал ей мой адрес. Рождество никак не упоминалось, праздник этот в Непале, видимо, прошел незамеченным, тем более я был польщен, что она вспомнила обо мне просто так. Миновал День подарков, я сел в машину и поехал в «Корону и якорь» ближе к вечеру, перед закрытием бара. Я хотел побывать на квартире до того, как объявится вдруг инспектор с ордером на обыск. Если там еще сохранились какие-то компрометирующие следы пребывания Вордсворта, я хотел их удалить вовремя и для этой цели захватил с собой небольшой чемоданчик. Всю свою трудовую жизнь я был неукоснительно предан одному-единственному учреждению — банку, но теперь моя преданность приняла совсем другое направление. Преданность какому-то индивидууму неизбежно включает преданность всем человеческим недостаткам, даже тягу к противозаконным действиям и аморальность, которые не были чужды тетушке. Я задавал себе вопрос, уж не приходилось ли ей в своей жизни подделывать чек или грабить банк, и при мысли об этом улыбался с нежностью, с какой в прежнее время отнесся бы к милому чудачеству.

Добравшись до «Короны и якоря», я с опаской заглянул в окно бара. Почему с опаской? Я имел полное право находиться там — до закрытия еще оставалось время. Пасмурное небо предвещало снегопад, посетители толпились у стойки, спеша заправиться в последний раз, пока не пробило три. Мне была видна спина девушки в галифе и большая волосатая рука, лежащая у нее на спине. «Еще двойную», «Кружку самого лучшего», «Двойную джина». На часах было без двух минут три. Завсегдатаи словно настегивали своих лошадей на последней прямой перед финишным столбом, и наблюдалось некоторое столпотворение. Я выбрал из связки нужный ключ от боковой двери и стал подниматься по лестнице. На второй площадке я присел на тетушкину кушетку. Я чувствовал себя взломщиком, нарушителем закона, я прислушивался — не услышу ли чьих-то шагов, но, разумеется, не услышал ничего, кроме приглушенного гула голосов, доносившегося из бара.

Отперев дверь квартиры, я очутился в непроницаемой темноте. Я толкнул какой-то столик в прихожей, и что-то венецианское полетело на пол и со звоном разлетелось вдребезги. Я поднял шторы, но венецианское стекло все равно оставалось тусклым, как жемчуг, лежащий без употребления. На полу среди осколков, как пена прибоя, лежала корреспонденция, в основном она состояла из рекламных проспектов, и я пока не стал их трогать. Я зашел в спальню тетушки, испытывая неловкость. Но разве она не сама просила меня проверять, все ли в порядке? Я вспомнил, с какой тщательностью полковник Хаким обыскивал номер в отеле и с какой легкостью его провели… но свечей я не нашел нигде, кроме кухни, да и те нормального размера и веса, явно приготовленные на случай неполадок с электричеством.

В комнате Вордсворта белье с кровати было снято, а уродливые диснеевские фигурки убраны. Из украшений оставалась лишь обрамленная фотография гавани Фритауна — рыночные торговки в ярких платьях с корзинами на головах спускались по стертым ступеням к воде. В прошлый раз я ее не заметил, вероятно, тетушка повесила ее на память о Вордсворте позже.

Я вернулся в гостиную и принялся просматривать почту: тетушка могла прислать мне обратный адрес для пересылки приходящей корреспонденции, и, во всяком случае, я хотел спрятать все хоть сколько-нибудь личное от глаз Вудроу и Спарроу, буде они сюда заявятся. Тут была весточка от моего старого знакомца «ОМО», счета из прачечной, из винной лавки, из бакалейной. Я удивился, не найдя ежемесячного банковского отчета, но, припомнив золотой брусок и чемодан, набитый банкнотами, подумал, что, возможно, тетушка предпочитает держать свои финансы в легко реализуемой форме. В таком случае стоило пошарить в платяном шкафу: небезопасно было оставлять наличные деньги в пустой квартире.

И тут, роясь в счетах, я нашел кое-что меня заинтересовавшее — видовую открытку из Панамы с французским лайнером на фоне очень синего моря. Открытка была написана по-французски, мелким убористым почерком, чтобы уместить как можно больше текста на этом небольшом пространстве. Отправитель подписался инициалами А.Д., писал он, насколько я мог разобрать, о том, какое concours de circonstances miraculeux [161] было обнаружить мою тетю на борту судна после всех этих лет triste séparation [162] и какое несчастье, что она покинула пароход до конца плавания и тем самым отняла у него возможность и дальше предаваться их общим воспоминаниям. После ее исчезновения люмбаго у А.Д. усилилось и возобновилась подагра в правой ноге.

Уж не мсье ли это Дамбрёз, размышлял я, доблестный возлюбленный, державший двух любовниц в одном отеле? Но если жив он, тогда, быть может, жив и Карран? Казалось, бесчестному миру моей тетушки суждено своего рода бессмертие, и только мой бедный отец лежит мертвый в дождливой, дымной Булони. Не скрою, меня кольнула ревность — ведь на этот раз не я сопровождал тетушку и не мне, а другим она сейчас рассказывала свои истории.

— Извините, мы вошли без звонка, мистер Пуллинг, — проговорил сержант Спарроу. Он отступил, пропуская вперед, по всем правилам этикета, инспектора Вудроу. У того опять висел на сгибе локтя зонтик, и казалось, будто он его так и не раскрывал с нашего прошлого свидания.

— Добрый день, — сухо сказал инспектор Вудроу. — Очень кстати, что мы вас застали здесь.

— Видим — дверь открыта… — вставил сержант Спарроу.

— Ордер на обыск у меня есть. — Инспектор Вудроу протянул мне ордер, опережая мой вопрос. — Но все равно нам удобнее, чтобы при обыске присутствовал член семьи.

— Нам не хотелось подымать шум, — объяснил сержант Спарроу, — для всех это было бы лишнее. Вот мы и ждали в машине на той стороне улицы, пока хозяин закроет бар, а тут увидели, что вы зашли внутрь, и решили: самое лучшее — проделать все втихомолку, чтоб даже хозяин не знал. И тете вашей так будет приятнее, а то, будьте уверены, сегодня же вечером в баре пошли бы толки. Чтобы бармен да не разболтал все своим завсегдатаям — такого не бывает. Все равно как муж — жене.

Тем временем инспектор с деловым видом осматривал комнату.

— Почту проверяете? — Сержант взял у меня из пальцев открытку и сказал: — Панама. Подписано А.Д. Вам не приходит в голову, кто бы это мог быть?