Том (4). Купол надежды - Александр Казанцев

Мурильо сжался.

– У меня, извините, накопился большой счет к этому недостойному господину, – вкрадчиво сказал японец. – Давно наблюдал за ним. Ему придется ответить, почему отказал локатор на корабле «Титан», который налетел из-за этого на айсберг. Мурильо находился на его борту. И от завода «вкусных блюд», где совершена диверсия, он был неподалеку.

– Не только я! Там были сотни людей! – выпалил «правозаступник».

– Но почему, хотелось бы знать, взорвался Дворец Энергии? – продолжал Танага. – Там он был единственным помощником достойного господина Вальтера Шульца, когда испытывались аккумулирующие устройства с жидким водородом и кислородом?

– Эти газы образуют взрывоопасную смесь, и я рисковал своей головой, участвуя в испытании, плохо подготовленном инженером Шульцем. Виновник взрыва рядом с вами, а не напротив, достойный господин Танага! – яростно защищался Мурильо.

– Извините, но ваши ответы не удовлетворяют меня, – заключил доктор. – Тем более что осталась невыясненной причина пропажи запасных частей вертолетов, которые не смогли из-за этого прийти на помощь людям в тяжелые дни ледяного обвала. И вы, Мигуэль Мурильо, облегчили бы свою судьбу, если б назвали своих сообщников.

Мигуэль Мурильо переменил тон:

– Нет, достойные господа! Ваши старания обречены! Вы пытаетесь свалить все свои беды на одного человека! Это нелепо. Построенное вами здание разъезжается по швам. И не моя в этом вина. У вас здесь живут тысячи людей. Неужели вы думаете, что против вас работает только один человек, несчастный Мурильо, которому вы готовы скрутить руки? Нет! Когда это будет предано гласности, вы будете осмеяны за свою наивную беспомощность. Уже одно то, что вы пытаетесь сделать меня виновным во всем, говорит за меня, а не против. Презумпции невиновности приоритет, достойные господа!

– Это значит, «не пойман – не вор»? – прервал его Остап. – Не тешься, недостойный господин, поймаем и тебя, хмырь болотный, и твоих сообщников, на которых ты пока только намекаешь.

За дверью послышался детский смех, это Алеша заменил меня и привел Бемса с завода, и в приоткрытую дверь рыжим вихрем влетел мой любимый пес.

Ткнувшись сначала мне в колени, он стал ласкаться к Танаге и Шульцу, потом метнулся было к Спартаку и Остапу, но при виде Мурильо ощетинился и зарычал.

– Уберите от меня это чудовище! – завопил Мурильо. – Я сообщу миру, что меня здесь травили собаками. Он загрызет меня. – И Мурильо демонстративно поджал ноги.

– Не бойтесь, – сухо сказала я, отдавая одновременно команду Бемсу. – Вас ждет иная участь. На континенте. При мне собака вас не тронет. Можете даже погладить ее.

– Тогда другое дело, – сразу оживился Мурильо. – Это же теперешний «наладчик» дозаторов. Без него мы пухнем с голоду. Не так ли? Ну ладно, так и быть, поглажу его. – И Мигуэль, вынув руку из кармана, с напускной боязливостью потянулся к Бемсу.

Тот, скосив на меня свои огромные выразительные глаза, не шелохнулся. И вдруг взвизгнул, бросился ко мне.

– У него там язва! Опасная язва! – крикнул Мурильо, отдергивая руку. – Чего доброго, еще заражусь какой-нибудь паршой.

Я удивилась. У Бемса на голове как будто не было ранки. Может быть, расчесал за ухом?

– А еще рычал на меня, – торопливо говорил Мурильо. – А я не люблю, когда на меня рычат во время допросов…

– Это вас ждет еще впереди, на континенте, – пообещал Спартак.

Директора все же решили отпустить Мурильо до получения бесспорных доказательств его причастности к нарушениям Устава Города или к еще большим преступлениям. Ни тюрем, ни надсмотрщиков у нас в Городе Надежды не было, да и бежать из него некуда».

Глава третья. Потеря

«С Бемсом у меня так много связано в жизни!..

Каждый ее поворот, каждое большое или маленькое событие мы как бы делили с ним. Он всегда был со мной и в горе и в радости, заглядывая мне в глаза своими огромными, все понимающими глазищами, В них читалось сочувствие, участие, ободрение. Честное слово!

Николай Алексеевич искренне полюбил пса, и тот сразу же привязался к нему. Но ко мне Бемс относился с какой-то особой собачьей заботой, не говоря уже о преданности!

Стоит задуматься: прав ли человек, наделяя разумом только себя одного? Может быть, это и так, если понимать под «разумам» прежде всего способности к творчеству, такую «примету» разумности, как «свобода поступков». Например, обмануть или не обмануть, предать или не предать, выполнить задание или не выполнить. С таких «позиций», пожалуй, человек действительно куда «разумнее» собаки, которая не знает такого выбора, она всегда окажется истинным другом и бескорыстным помощником, хотя и лишена абстрактного мышления…

Сколько примеров можно привести из тяжелых времен войны: помощь раненым, доставка донесения через простреливаемое поле, обнаружение мин или захват пробравшегося к нам противника. И все это делалось беззаветно, не жалея себя.

А скорбь по умершему хозяину! И не только по умершему… Мы знаем собак, регулярно приходивших на могилу хозяина. Знаем случай, когда пес ежедневно встречал невернувшуюся подводную лодку и все ждал, ждал… И знаем еще случай, когда собака дежурила на аэродроме, где бессердечно оставил ее улетевший хозяин, который вовсе не погиб, а просто бросил, предал своего четвероногого друга. Работники аэродрома взяли тоскующего пса к себе, как приютили таких же горюющих собак и смотритель кладбища и работник порта.

Мама рассказывала, как истосковался Бемс по мне, улетевшей «курьером» через космос в Антарктику. А когда наконец привезли его сюда, не передать словами его радости. Казалось, у Бемса сейчас разорвется сердце, он подвывал, лаял, прыгал выше моего роста, норовя лизнуть меня в щеку или в нос.

И здесь, в Городе Надежды, он стал равноправным его жителем.

Нет, пожалуй, не просто равноправным, а бесценным, даже незаменимым. Честное слово!

И вот мой Бемс заболел. Немного удалось ему поработать!

«Освобождение от работы», как заправскому трудящемуся, выдал сам доктор Танага…

Пес страдал, невыносимо страдал. Я видела это по его затуманенным глазам, по повороту головы при моем появлении. Он с трудом вставал. Задние ноги не подчинялись его отчаянным усилиям.

Сердце разрывалось, когда я смотрела на беднягу!

И он стонал, как человек… Честное слово!

Я часами не отходила от его постели (он всегда спал на своей собственной кроватке). А сейчас, когда по нужде он сползал с нее, то потом не мог взобраться обратно. Приходилось ему помогать. И он смущенно, извиняющимися глазами смотрел на меня.