Наполеоновские войны - Виктор Безотосный

Наполеон на поле боя при Лютцене. Гравюра XIX в.

Сражение при Бауцене. Гравюра XIX в.

На левом фланге российские военачальники уже в середине декабря стали вступать в переговоры с австрийским командованием (генерал И. В. Васильчиков договорился об оставлении без боя Белостока, а ротмистр А. Н. Чеченский из отряда партизана Д. В. Давыдова – об оставлении Гродно). 18 (30) декабря Кутузов направил к Шварценбергу своего дипломатического чиновника И. О. Анстета с полномочиями на заключение перемирия. Уже к середине декабря ни одного вооруженного солдата противника не оставалось на территории Российской империи. 25 декабря 1812 г. (6 января 1813 г.), в день Рождества Христова, были подписаны манифесты о благополучном окончании Отечественной войны («О принесении Господу Богу благодарения за освобождение России от нашествия неприятельского») и «О построении в Москве церкви во имя Христа Спасителя в ознаменование благодарности к промыслу Божию за спасение России от врагов»[429].

17 (29) декабря Главная армия получила приказ начать движение в герцогство Варшавское, имея задачу действовать на левый фланг австрийских войск с целью вынудить их уйти на свою территорию. При этом левофланговой группировке Остен–Сакена, стоявшей на р. Буг, было приказано не предпринимать активных действий и лишь наблюдать за отступлением австрийцев в Галицию. Таким образом Шварценберг получил коридор для отвода своих войск и возможность отделения от главных сил Великой армии, в дальнейшем российское командование согласовывало с ним свои действия на территории герцогства Варшавского. В январе 1813 г. войска Чичагова блокировали крепости Данциг, Торн и Модлин, в которых находились значительные неприятельские гарнизоны. 12 (24) января 1813 г. с Шварценбергом был согласован план отхода австрийских войск, 16 (28) января составлен проект перемирия, а 27 января (8 февраля) войска Милорадовича заняли Варшаву. Проявляя подчеркнуто лояльное отношение к австрийцам, российская армия продолжала активно преследовать другие контингенты Великой армии: 1 (13) февраля корпус генерал–адъютанта Ф. Ф. Винцингероде нанес поражение саксонским войскам генерала Ш. Рейнье под Калишем. Потери саксонцев составили около трех тысяч убитыми, ранеными и пленными. В результате реализации плана Кутузова российские войска заняли герцогство Варшавское, очистили от неприятеля Восточную Пруссию и вышли на линию р. Одер.

Разрабатывая новые планы, Кутузов безусловно учитывал и внешнеполитический фактор: появление на российской границе сильной и боеспособной Главной армии должно было произвести сильное впечатление на монархов Пруссии, Австрии и германских государств и способствовать их переходу в стан противников Наполеона.

Необходимо сказать, что в период после ноября 1812 г., особенно после Березинской переправы, в тех тяжелых и суровых условиях все чины Великой армии, от рядового до маршалов, были охвачены общим желанием – спастись. Фланговые части да лишь жалкие остатки, в большинстве – командные кадры, смогли покинуть Россию. Выйти удалось из более чем 600 тыс. бойцов, по разным подсчетам, от 40 до 100 тыс. человек. Дезорганизация армейского организма была полная. 15 (27) декабря 1812 г. в трактир г. Гумбиннена, где находились высшие офицеры французской армии, ворвался грязный и оборванный бородач. Прежде чем ординарцы собрались выдворить его на улицу, он обратился к одному из обедающих: «Генерал Дюма, вы меня не узнаете?.. Я – арьергард Великой армии, маршал Ней»[430]. Потери русской армии также были достаточно велики, их можно оценить примерно в 300 тыс. человек. К концу года численность всех войск, вышедших к своим границам, равнялась примерно 87 тыс. человек, из них в рядах Главной армии под командованием Кутузова насчитывалось чуть более 27 тыс. бойцов[431]. Русские части, проделавшие поход от Москвы до западных границ, просто нуждались в отдыхе и пополнении.

Генеральские обиды под занавес кампании

Последним и самым заметным актом генеральских разборок на высшем уровне стала опала главнокомандующего 3-й Западной армии адмирала П. В. Чичагова, на которого общее мнение не без помощи Кутузова возложило ответственность за неудачи на Березине. Фигура Чичагова в силу своей неординарности вызывала в среде генералитета резкое раздражение. Первоначально в 1812 г. Александр I вверил ему Дунайскую армию для осуществления экспедиции на Балканы. С этой точки зрения назначение казалось в какой–то степени оправдано, но когда его армия была переброшена на главный театр боевых действий, сухопутный адмирал без опыта командования армейскими соединениями такого масштаба воспринимался при удалении от морских просторов уже как недоразумение. Как иронично заметил Д. С. Дохтуров, «наш адмирал управляет все по ветрам», а М. И. Кутузов считал, «что моряку нельзя ходить по суше»[432].

Помимо профессиональной предвзятости армейских генералов в отношении моряков, многие современники указывали на независимый характер Чичагова и его весьма критическое отношение к России. В своих воспоминаниях Р. С. Эдлинг писала: «Чичагов не скрывал величайшего презрения к своей стране и своим соотечественникам». Аналогичную характеристику адмирала оставил и Ж. де Местр: «Он воспитывался в Англии, где научился презирать свою страну и все, что там делается»; «презрение и даже глубокая ненависть ко всем установлениям своей страны, в которых видит он лишь слабоумие, невежество, преступления и деспотизм»[433]. Подобные взгляды в момент патриотического подъема также диссонировали с общим настроением. Чичагов, пользовавшийся доверием императора, всегда имел много врагов в высших эшелонах власти, но очень скоро приобрел противников среди командного состава и в своей армии. Немаловажным фактором стало личное, затаенное до времени, неудовольствие Кутузова (Чичагов был послан сменить его на посту главнокомандующего Дунайской армией для скорейшего подписания мира с турками). Хотя не только Чичагов, но и Кутузов с Витгенштейном, оставившие его один на один с Наполеоном, в равной степени допустили явные промахи в Березинской операции и должны были по справедливости разделить ответственность за ее исход, вся вина пала на адмирала. Чичагова стали называть в военных кругах не иначе как «ангелом–хранителем Наполеона». Так, вспоминая появление в конце кампании Чичагова в Вильно, генерал А. М. Римский–Корсаков следующим образом описал его прибытие в Главную квартиру: «Адмирал сей в общем мнении на весьма невыгодном счете. Сами военные простить ему не могут утечку Наполеона и нет человека ему доброжелательствующего»[434]. Под давлением общественного негодования Чичагов вскоре покинул свой пост.

Антикутузовские настроения мало затрагивали низы армии, и офицерский корпус в целом находился во власти официальных представлений о «победителе Наполеона». В конце кампании лишь некоторые штабные сотрудники позволяли себе негативно оценивать главнокомандующего в своей частной переписке. Одним из таких смельчаков оказался А. А. Закревский, продолжавший мыслить и писать в духе «русской» партии («за что произвели его в фельдмаршалы?»; «по милости вышних начальников мундир нам носить не хочется»). Он также резко высказывался по поводу награждения в Вильно Александром I Кутузова высшим военным орденом Св. Георгия: «Надел на Старую Камбалу Георгия 1-го класса. Естли спросите за что, то ответа от меня не дождетесь»[435].

В Вильно в конце кампании император встретился с Р. Вильсоном и заявил, что у него много претензий к Кутузову: «Он избегал, насколько сие оказывалось в его силах, любых действий противу неприятеля… но московское дворянство стоит за него и желает, дабы он вел нацию к славному завершению сей войны. Посему я должен… наградить этого человека орденом Св. Георгия, хотя тем самым нарушу его статут, ибо это есть высочайшая награда в Империи… Но, к сожалению, выбора нет – надобно подчиниться вынужденной необходимости». Если же принимать на веру цитату из сочинения английского генерала, то под московским дворянством царь, конечно, разумел все российское благородное сословие, поскольку вслед за Ростопчиным многие москвичи как раз ругали Кутузова за сдачу и пожар первопрестольной. Тут уместно привести и мнение другого, не менее знаменитого иностранца и брата русского генерала – Жозефа де Местра: «…решали все природные русские, которые не желали делиться славой с иноземцами. Сами избрав Кутузова, они хотели создать для него гигантскую репутацию, для чего надобно было не только приписать ему все заслуги и неимоверно преувеличить оные, но еще отнести все его ошибки на счет других, что и было сделано»[436]. Бесспорно, элементы истины есть в этих словах. Кутузов в общественном мнении навсегда остался «спасителем Отечества», а Александру I всего лишь досталась роль «избавителя Европы».