Зимние солдаты - Игорь Зотиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Анна Алексеевна, мы говорили о друзьях в России. А в Англии у Петра Леонидовича были близкие друзья?
– В Англии у него сложились хорошие отношения со многими людьми. Петр Леонидович был очень дружен с Чадвиком. Потом Чадвик женился, Петр Леонидович женился. Став семейными, они отошли друг от друга. Оба работали в Кавендишской лаборатории у Резерфорда. И Петр Леонидович был шафером у Чадвика.
В Тринити-колледже он дружил с одним необыкновенным человеком, звали его Симсон, он был священник и эксцентрик. Недавно я получила книжку, которая называется «Последний эксцентрик», – это о нем.
Когда родился Сережа, мама во что бы то ни стало захотела, чтобы его крестили. Я сказала: «Первого я крещу, а второго – не буду». Мама просила: «Пожалуйста, давай окрестим».
Приехала мама, приехал какой-то священник из Лондона, крестины состоялись. Крестным отцом был этот священник-эксцентрик. На крестинах присутствовал еще один необыкновенный человек – Иван Петрович Павлов. Он случайно оказался в это время в Кембридже и приехал на крестины. У Павлова были очень хорошие отношения с Петром Леонидовичем.
У Павлова был сын Владимир, который был очень хорошим физиком, в юности работал в Кембридже, у Томпсона. Когда Павлов возвращался с Владимиром Ивановичем из Канады или из Америки, они остановились в Кембридже, и однажды Владимир Иванович сказал Петру Леонидовичу: «Я хочу побыть со своими физиками; не проведете ли вы целый день с моим отцом?» Петя сказал: «Конечно, очень интересно». Так они подружились с Павловым, проведя вместе целый день. Потом Павлов был у нас на крестинах. Он всегда очень хорошо относился к Петру Леонидовичу. Поэтому когда Петр Леонидович спросил его: «Возьмете ли вы меня к себе в лабораторию?» – Павлов, поняв, что делается, и имея свое собственное представление о наших правителях и о нашем государстве, сказал: «Да, конечно. С завтрашнего дня вы можете работать». Он сразу встал на сторону Петра Леонидовича, что его необыкновенно поддержало.
Отношения с Пришвиным
Петр Леонидович любил людей, но трудно с ними сходился. У него были очень интересные отношения с Пришвиным. Пришвины приехали к нам, когда муж был не у дел, и Пришвин называл Петра Леонидовича «опальный боярин». Они приехали к «опальным боярам», что нас очень тронуло. Они жили рядом, в Дудино (недалеко от Поречья). Мы очень подружились с Пришвиными, постоянно у них бывали, а они бывали у нас. Они сидели вместе на скамеечке и обсуждали всякие философские вопросы, вопросы жизни. Петра Леонидовича очень интересовал Михаил Михайлович, а Михаил Михайлович интересовался Петром Леонидовичем.
Мы были у них накануне смерти Михаила Михайловича, это было на Новый год или сразу после. Сидели разговаривали, все было очень хорошо. Но когда уходили, то увидели, что Пришвин очень утомлен и прощался он с нами не стоя, а сидя. Утром позвонила Валерия Дмитриевна и сказала: «Михаил Михайлович скончался». Так что мы последние, кто видел его живым. Но он был совсем бодрым, мы даже выпили какую-то рюмку вина. Сидели разговаривали…
У Пришвина есть смешные заметки о Петре Леонидовиче. Валерия Дмитриевна однажды сказала: «Петр Леонидович, я хочу, чтобы вы написали о Михаиле Михайловиче». Петр Леонидович ответил: «Валерия Дмитриевна, я не умею вспоминать, я этого не люблю». Валерия Дмитриевна возразила: «Ничего, ничего, я вам дам заметки, которые Пришвин написал о вас».
Мы уехали не то в Кисловодск, не то в Сочи, там Петр Леонидович начал вспоминать, что-то записывать, и получились очень симпатичные воспоминания о Пришвине. Но очень своеобразные. Так что когда Валерия Дмитриевна захотела их напечатать, ей сказали: «О нет, этого мы печатать не можем; это надо вычеркнуть, это тоже». Валерия Дмитриевна заявила, что ничего вычеркивать не будет. И поэтому заметки долго не печатали. Наконец она нашла какой-то северный журнал, где напечатали все, ничего не выбросив. И только после всех событий это было помещено уже во многих книжках. А у Пришвина есть любопытные заметки о Петре Леонидовиче. Пришвин ведь каждый день все записывал. Всю жизнь вел дневники.
Одинокая жизнь в Москве
– Анна Алексеевна, в тридцать четвертом году, когда вы уехали в Англию, Петр Леонидович оставался в Ленинграде. Как он тогда жил?
– Петр Леонидович жил в коммунальной квартире, где все родственники. Ольга Иеронимовна очень умно (это была их собственная квартира, они купили ее до войны) заселила ее своими друзьями и родственниками, чтобы не уплотнили чужими. Для Петра Леонидовича нашли комнату, он там жил, там пережил страшные вещи, когда торговался за свою жизнь.
– Даже не из Москвы, а оттуда?
– Оттуда он писал. Иногда ездил в Москву. Наконец Петру Леонидовичу пришлось переехать в Москву, когда начались уже серьезные переговоры.
– Где же он жил?
– Он жил тогда в гостинице «Метрополь», у него была большая, очень хорошая комната, очень удобная, которая оплачивалась Академией наук или кем-то – не знаю кем. Когда я приехала сюда на некоторое время, я тоже там жила. Интересно, что все это время у него были очень острые отношения с нашими правителями. Он отдыхал, когда ходил в Большой театр, в балет. Он писал мне: «Иногда хотят меня воспитывать и накладывают большую пошлину на вещи, которые приходят из-за границы, или не дают билет в Большой театр». А он только там отдыхал. Семенова была молодой. Он очень любил Семенову, никогда не пропускал, когда та танцевала.
– Как продолжалось дальше?
– Началось строительство института.
– Он руководил строительством?
– Конечно. Потому что нужны были планы, нужно было знать точно, что ему надо, почему так, а не иначе. Его интересовало все, что касалось лаборатории. Дом его мало волновал. Когда началось строительство, он следил за тем, чтобы все было более или менее прилично. Когда появилась Ольга Алексеевна, стало гораздо легче, потому что на нее он мог рассчитывать. Очень быстро лаборатория была построена. Я была в Кембридже, и мы с Кокрофтом начали отправлять оборудование. Кокрофт был учеником Петра Леонидовича, потом он отделился в свою собственную лабораторию, и с Волтеном они сделали блестящую работу, за которую получили Нобелевскую премию. Кокрофт был выдающимся ученым, с которым у нас были очень близкие отношения. Он, конечно, много помогал Петру Леонидовичу, когда перевозилась лаборатория. Он все укладывал, отправлял. Я тоже принимала большое участие: смотрела, чтобы все отправлялось вовремя. Так что дел было много. В то же время следовало устраивать жизнь – если меня задержат, если детей мы не привезем, что тогда делать? Как быть с домом в Кембридже? Все это надо было устроить. Но покамест все это оборудовалось, я на короткий срок приехала сюда, хотя мы совершенно не были уверены, что меня снова выпустят в Англию. Когда он уже твердо решил, что будет здесь работать, институт построен, оборудован, – мы пришли к выводу, что дети разделят нашу судьбу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});