Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе - Роберт Рождественский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Постскриптум
Когда в крематории мое мертвое тело начнет гореть,вздрогну я напоследок в гробу нелюдимом.А потом успокоюсь. И молча буду смотреть,как моя неуверенность становится уверенным дымом.Дым над трубой крематория.Дым над трубой.Дым от сгоревшей памяти. Дым от сгоревшей лени.Дым от всего, что когда-то называлось моей судьбойи выражалось буковкамилирических отступлений…
Усталые кости мои, треща, превратятся в прах.И нервы, напрягшись, лопнут. И кровь испарится.Сгорят мои мелкие прежние страхи и огромный нынешний страх.И стихи, которые долго снились, а потом перестали сниться.Дым из высокой трубы будет плыть и плыть.Вроде бы мой, а по сути – вовсе ничей…Считайте, что я так и не бросил курить,вопреки запретам жены. И советам врачей…
Сгорит потаенная радость.Уйдет ежедневная боль.Останутся те, кто заплакал.Останутся те, кто рядом…Дым над трубой крематория.Дым над трубой…
…Представляю, какая труба над адом!
«Будем горевать в стол…»
Будем горевать в стол.Душу открывать в стол.Будем рисовать в стол.Даже танцевать — в стол.Будем голосить в стол!Злиться и грозить — в стол!Будем сочинять в стол…
И слышать из столастон.
«Дружище, поспеши…»
Дружище, поспеши.Пока округа спит,сними нагар с души,нагар пустых обид.Страшась никчемных фраз,на мотылек свечи,как будто в первый раз,взглянии промолчи…
Придет заря, шепча.Но — что ни говори —бывает, что свечагоритсветлей зари.
«Сначала в груди возникает надежда…»
Сначала в груди возникает надежда,неведомый гул посреди тишины.Хоть строки еще существуют отдельно,они еще только наитьем слышны.Есть эхо.Предчувствие притяженья.Почти что смертельное баловство…
И – точка.И не было стихотворенья.Была лишь попытка.Желанье его.
Отъезд
Л. и Ю. Паничам
Уезжали из моей страны таланты,увозя с собой достоинство свое.Кое-кто откушав лагерной баланды,а другие — за неделю до нее.Уезжали не какие-то герои —(впрочем, как понять: герой иль не герой?..).Просто люди не умели думать строем, —даже если это самый лучшийстрой…
Уезжали.Снисхожденья не просили.Ведь была у них у всех одна беда:«шибко умными» считались. А в России«шибко умных»не любили никогда!..Уезжали сквозь «нельзя» и сквозь «не можно»не на год, а на остаток дней и лет.Их шмонала знаменитая таможня,пограничники, скривясь, глядели вслед…Не по зову сердца, — ох, как не по зову! —
уезжали, —а иначе не могли.Покидали это небо.Эту зону.Незабвенную шестую часть земли…
Час усталости.Неправедной расплаты.Шереметьево.Поземка.Жесткий снег…
…Уезжали из моей страны таланты.Уезжали, чтоб остаться в ней навек.
«А они идут к самолету слепыми шагами…»
Василию Аксенову
А они идут к самолету слепыми шагами.А они это небо и землю от себя отрешают.И обернувшись, растерянно машут руками.А они уезжают.Они уезжают.Навсегда уезжают…Я с ними прощаюсь, не веря нагрянувшей правде.Плачу тихонько, как будто молю о пощаде.
Не уезжайте! – шепчу я. А слышится: «Не умирайте!..»Будто бы я сам себе говорю:«Не уезжайте!..»
«Тихо летят паутинные нити…»
Тихо летят паутинные нити.Солнце горит на оконном стекле…Что-то я делал не так?Извините:жил я впервые на этой Земле.Я ее только теперь ощущаю.К ней припадаю.И ею клянусь.И по-другому прожить обещаю,если вернусь…
Но ведь яне вернусь.
«Засыпаю долго, неуютно…»
Засыпаю долго, неуютно,темнотой протяжной занесен.Мы несовместимы обоюдно,несопоставимы —я и сон.Будто бы со дна тысячелетий,сон всплывает явно не к добру.Чувствую, что этот сон — последний:ежели засну сейчас —умру.Сон мой то огромен, то ничтожен.Тащит он меня из тьмы во тьму.Я не должен спать! Проснуться должен!Должен! —сам не знаю, почему.Вот она – последняя граница.Сон бурлит —я падаю в него!..
…Было утро.Щебетали птицы.Ночью мне не снилось ничего.
Воспоминание о встрече руководителей партии и правительства с интеллигенцией
Твердо зная: его не посмеют прервать,он сперваживописцев учил рисовать.Музыкантов пугал.Режиссеров стращал.И чего-то припомнить нам всем обещал…
Надо было назвать дурака дураком!По роскошной трибунерубануть кулаком!..Ты – мой бедненький —не рубанул, не назвал…А потом бутерброды в буфете жевал.И награды носил.И заботы терпел…
Что ж ты хнычешь и губы кусаешь теперь?!Что ж клянешься ты именем Бога:мол, «во всем виноватаэпоха…»
«Израсходовался. Пуст…»
Израсходовался. Пуст.Выдохся.Почти смолк.Кто-нибудь другой пустьскажет то, что я не смог.Кто-нибудь другой вдругбросит пусть родной дом.И шагнет в шальной круг.И сойдет с ума в нем…Воет пусть на свой лад,пусть ведет свою грань.Пусть узнает свой ади отыщет свой рай!Пусть дотянется строкойдо глубин небытия…Это – кто-нибудь другой.Кто-нибудь другой.Не я.
«Ты меня в поход не зови…»
Ты меня в поход не зови, —мы и так по пояс в крови!
Над Россией сквозь годы-векашликровавые облака.Умывалися кровью мы,причащалися кровью мы.Воздвигали мы на кровигнезда ненависти и любви.На крови посреди землитюрьмы строилии кремли.Рекам крови потерян счет…А она все течет и течет.
«Бренный мир, будто лодка, раскачивается…»
Бренный мир, будто лодка, раскачивается.Непонятно, – где низ, где верх…Он заканчивается,заканчивается —долгий,совесть продавший —век.Это в нем, по ранжиру построясь,волей жребия своего,мы, забыв про душу, боролись,надрывая пупки, боролись,выбиваясь из сил, боролисьто – за это,то – против того!..Как ребенок, из дома выгнанный,мы в своей заплутались судьбе…
Жизнь заканчивается, будто проигранный,страшныйчемпионат по борьбе!
«Друзья мои, давайте захотим!..»
В. Панченко
Друзья мои, давайте захотим!Давайте захотим и соберемся.И стопками гранеными толкнемся,и как бывало, славно «загудим»!
Естественно, с поправками на возраст,на чертову одышку, на колит.Поговорим о небе в синих звездах.Чуть-чуть о том,что у кого болит.О том, что в этом мире многоликоммы тишины нигде не обретем…Потом порассуждаем о великом.О том, куда идем.Зачем идем.О нашей интеллектуальной нише,которая нелепа, как везде…
Поговорим о Пушкине.О Ницше.О пенсиях.О ценах.О еде.
«Ветер. И чайки летящей крыло…»