Астма. Высокая турбулентность - Вероника Нокс

В дверях квартиры нас встретил мой брат. Он почти не изменился с тех пор, как я видел его в последний раз. Голубые с перламутром глаза (они мамины) сверкнули радостью. Дани принялся улыбаться и без остановки сотрясать руками, мол “Как круто, что ты приехал! Так неожиданно!” Рядом с ним в половину нашего роста стояла симпатичная малышка — Шанталь. Странные у нас отношения с этой француженкой, я ее не очень понимаю, но Дани ее безумно любит, и мне этого достаточно.

Лена застыла в молчании где-то за моей спиной — огорошена, стесняется. Я сказал громкое и четкое “Привет”, посторонился и представил свою спутницу, по привычке сопровождая слова жестами (вообще-то, глухонемой Дани с годами прекрасно выучился читать и по губам, если собеседник четко произносил слова).

Реакцию брата я запомнил на всю жизнь. В то время, как Шанталь приветливо улыбнулась и проговорила на английском с небольшим акцентом: “Добро пожаловать! Проходи. Куртку повесь тут…”, Дани застыл. Он слегка нахмурил брови, перевел на меня растерянный мальчишеский взгляд. Его губы беззвучно прошептали, возможно, единственное слово, которое ему когда-либо удалось произнести: “ма-ма”. Я будто услышал его речь у себя в голове, и в голосе брата не было ни радости, ни благословения — он был полон горечи и беспокойства, потому что он тоже знал, как это больно. Я выдержал взгляд Даниэле, а потом отрицательно покачал головой. “Потом” — беззвучно проговорил губами, а брат с доверием кивнул.

Все это длилось буквально минуту. А затем мои родные стали мило обниматься, будто знают друг друга давно и видятся каждый день. Напряженность первого момента схлынула. Лена, наконец, широко улыбнулась. Приятно.

Прошел в просторную и уютную кухню-гостиную. Здесь почти ничего не изменилось, кроме цвета гардин и новых подушек на диване. Шанталь тут же завела с Леной вежливый разговор на английском и принялась заваривать чай, а брат устремил внимание на меня.

“Надолго?” — спросил.

“Всего на сутки,” — ответил я без слов.

“Она? Та самая?” — а я кивнул. — “Какая она?”

“Сильная” — показал брату, на что он еще раз оглянулся на девушку.

“Богиня,” — сообщил Дани.

“У Железного Дровосека теперь есть сердце,” — добавил я, слегка постучав по груди в конце.

В ответ Дани озарился счастливой улыбкой. Невозможно описать, как это важно для меня. Не знаю почему, но я всей душой желал этой встречи. Мне было жизненно необходимо его мнение, даже если встреча окажется последней.

Брат подошел ближе и стал тормошить меня по голове, как следует растрепывая волосы. Роста в мужчине не меньше, чем во мне, разница сантиметра на два, но я крепче, ведь Даниэле не интересует ничего, кроме науки, ну и семьи, конечно. Так что я перехватил его кисть, резко сделал захват, а он лающе рассмеялся, как умел. Я обернулся и увидел, что женщины затихли и смотрят на нас. В лениных глазах читалось беспокойство. Да, с такими звуками со стороны и правда можно подумать, что я сделал Дани больно. Воспользовавшись заминкой, брат вывернулся, пихнул меня в бок и показал рукой жест “ок”, по-озорному оскалив зубы. Шанталь рассмеялась, а за ней и Лена.

— Вы похожи на двух мальчишек!

— Да-да. Первые сорок лет детства самые сложные в жизни мужчины, — поддержала Веснушка.

Мы сели за стол, принялись за еду и рассказы о жизни. Лена быстро смекнула, что мой брат читает по губам. Она расслабилась и с увлечением рассказывала ему о нашем совместном рабочем проекте, а когда Даниэле отвечал ей, Шанталь или я переводили.

— Ма-а-а-а! — послышалось спустя пару часов со стороны прихожей.

— Ой, это Тео! — спохватилась жена брата и побежала в холл.

Я перевел взгляд на Дани, а тот показал: “Парень вырос, у него наш рост. Ты его не узнаешь!”

“А я думал, он где-нибудь на побережье, осваивает погружения”, — показал в ответ.

“Я тоже так думал”, — жестикулировал брат.

— Монпелье? — произнес членораздельно, а Дани кивнул, у них там квартира.

— О чем вы общаетесь? — спросила Лена, на что Даниэле мягко улыбнулся, а я поспешил пояснить.

— Дани говорит, что его сын очень вырос. Помнишь, я рассказывал тебе о своем племяннике? Мы не виделись года три, с тех пор как вся семья гостила у меня в Нью-Йорке. А еще я думал, что Тео нет в городе. По правде, его почти никогда нет в городе, — я повернулся к Дани, а тот снова кивнул, прочитав по губам.

“И как ты позволяешь ему это?” — опять сказал жестами не для посторонних ушей.

“У него своя жизнь. Если ты что-то решил, тебя тоже не сдвинуть с цели”, — показал брат с укоризненным взглядом.

— Да. Это семейное, — ответил голосом, а Лена шепнула мне: “Что семейное?”

В этот момент мы увидели молодого парня на входе в гостиную.

Он действительно вытянулся, набрал мышечную массу. На нем была несвойственная ему белая рубашка, но одежда не могла скрыть хулиганский вид. Можно вывести оборванца с парижских улиц, но парижские улицы не вывести из оборванца никогда.

Черные волосы были беспорядочно взъерошены, поза расхлябанная, непринужденная. От отца мальчишка взял овал лица, миндалевидный разрез глаз и густые, низкопосаженные брови, а вот тонкий нос с небольшой горбинкой и чуть более пухлые губы ему достались от Шанталь. Глаза были черные, бесовские, как у меня. На губе ссадина — то ли приложился где-то, то ли подрался. При всей своей внешней похожести на родителей внутри сидел совсем иной человек. Как всегда дерзкий и хмурый взгляд разгладился при виде незнакомки у нас на кухне.

— Проходи, пообедай с нами, Теодоро, — пригласила Шанталь.

— Не, ма. Я к себе пойду. Рад видеть, дядя, — кинул парень на родном французском чисто для вежливости и скрылся в коридоре.

— Шанталь, а где у вас ванная? — спросила Лена.

Женщина только присела, но тут же попыталась встать.

— Сиди-сиди, я покажу, — ответил и повел Лену по коридору.

Черноволосый мальчишка вдруг высунул нос из двери своей комнаты.

— А вы Лина? — окликнул он