Нимфоманка - Дмитрий Щербаков

— Ну вот, теперь нам уже никто не помешает! — весело сказал Север Столетнику, оборачиваясь. Федор не подавал признаков жизни. Белов отчаянно вскрикнул, подскочил к вору, начал трясти его.

Столетник был мертв.

— Гадина, гадина, гадина! — заорал Север. — Вша парашная! Сдох, так ничего и не сказав! Где Мила, где?!

Столетник молчал.

Север застыл в нерешительности. Потом осмотрел свою одежду — нет ли на ней крови? Крови не было. Только сапоги нужно вымыть, потоптался по липким лужам… Эта простая работа немного прояснила разум Белова. Он вернулся в комнату, где они жили с Милой. Нужно решать, что делать дальше, думал Север. Единственная оставшаяся ниточка к Миле — Иван. Надо искать Ивана.

Неожиданно резко зазвонил телефон. Здешний номер знал только Павел — Столетник вообще запретил давать этот номер кому бы то ни было и установил аппарат в комнате Беловых, лишь побоявшись истерик Милы — та желала, чтобы муж мог звонить ей из «командировок». Север снял трубку.

— Алло! Алло, Север? — раздался громкий голос Кузовлева. — Куда ты пропал? Звоню тебе, звоню…

— Мила исчезла, — пробормотал Север.

— Да не исчезла она! Полчаса назад мне звонила…

— Где она?! — закричал Белов.

— Приезжай. С ней все в порядке, но… Короче, приезжай. Она оставила тебе звуковое письмо.

Север выскочил из дома, как пробка из бутылки шампанского. Минуту спустя «БМВ» Столетника мчала его в Москву…

…По мертвому особняку привидением бродила совершенно седая, разом состарившаяся Мария Лизунова. Она была у себя, когда началась стрельба. Перепуганная женщина спряталась в чулан, где и сидела, пока все не успокоилось. Затем вылезла и отправилась к Федору. А нашла только его изуродованный труп…

Надежды Маши на сладкую жизнь, лелеемые ею с юности, рухнули, как карточный домик. Ни мужа — сильного, сексуально необузданного мужика, ни миллиардов единиц твердой валюты, ни бананово-кокосового рая, маячившего впереди, — ничего у нее не осталось. И теперь Маша призраком бродила по особняку своих мертвый иллюзий, седая, полубезумная…

112

— Проходи в мой кабинет, Север, — сказал Павел, встречая Белова. — Что-то ты мне сильно не нравишься… Депрессия?

— Я только что завалил Столетника и всю его дворцовую стражу… — пояснил Север вяло.

— Ну, ты даешь! — охнул Павел, внимательно разглядывая друга.

— Паша, где письмо, о котором ты говорил?! — вдруг резко вскинулся Север.

— В кабинет идем, в кабинет! — подтолкнул его Павел. — Только соберись с духом…

— Я в порядке! — заверил Север.

— Тогда ладно… Мила просила записать ее слова на пленку. Для тебя. Она звонила из автомата.

— Почему она не позвонила прямо мне?

— Поймешь, все поймешь! Пошли!

В кабинете, предусмотрительно заперев дверь, Павел спросил:

— Тебя по дороге никто не видел? Ты же в розыске.

— Если кто и видел, не узнал, как и утром, — отмахнулся Север. — Правда, ехал я сюда на машине Столетника, но, добравшись до города, бросил ее. Так что пришел чисто, без «хвоста». Не волнуйся.

— Тебе надо быстрее делать пластическую операцию! — сказал Павел озабоченно.

— Само собой. Где письмо, не томи!

— Вот оно, — врач указал на магнитофон, спаренный с телефоном. — Нажми кнопку воспроизведения.

— Может, оставишь меня одного? — попросил Север неуверенно.

— Я все равно его уже слышал! — возразил Павел. — А оставлять тебя одного мне не хотелось бы…

Север, вздохнув, включил запись.

«Север, милый! — услышал он любимый голос. — Я знаю, что ты уже вернулся. Прости, что не подала тебе вестей сразу — у меня совсем не было ни денег, ни жетонов. Пришлось попрошайничать. И вот — звоню. Еще прости, что звоню не прямо тебе — мне было бы больно слышать твой голос, очень больно…

Ты хочешь знать, что случилось? Малыш! Позволь мне тебя так называть! Малыш, я слышала ваш разговор с Павлом. Совершенно случайно слышала, поверь. И поняла главное — я практически неизлечима…

Север! Я больше не могу позорить тебя! Я не хочу, чтобы ты был убийцей! Я ведь знаю, как противно тебе убивать людей по заказу, даже плохих людей! Как мучительно это для твоей совести. А ради моего комфорта ты готов этим заниматься. Поэтому я ухожу. Не ищи меня — все равно я теперь с другим лицом и свою Милу ты не узнаешь. Так что не ищи…

И еще, умоляю тебя, оставь мысли о самоубийстве! Ведь я бы покончила с собой не задумываясь, если бы не знала, что ты отправишься следом! Не делай этого! Я ушла, потому что мне стыдно находиться рядом с тобой, стыдно быть грязной шлюхой, а не быть ею я не могу. Но есть же надежда, что я стану другой! Этой надеждой я и буду жить отныне… И тогда, когда болезнь пройдет, я найду тебя и мы все-таки соединимся. Только ради Бога не убивай себя! Иначе и моя жизнь лишится смысла… А я верю, не могу не верить, что когда-нибудь мы будем вместе! И твоя жена будет только твоей женой… Я люблю тебя, Север!

От Ивана я сбежала по дороге. Теперь уеду из Москвы. Еще раз прошу: не ищи меня. Если ты меня найдешь, а я все еще буду проституткой, получится просто невыносимо. Я сама найду тебя, когда очищусь, клянусь!

Я не говорю «прощай». До свидания, Север, и помни: наше свидание обязательно состоится! Не губи себя, а я постараюсь не погубить себя. Сохранить для тебя. Прости за бессвязность, но я очень волнуюсь.

Твоя душой, но, к сожалению, не своим проклятым похотливым нимфоманским телом, Мила».

Запись кончилась. Лишь шуршание пленки нарушало повисшую в кабинете тишину. Север молчал. Павел выключил магнитофон и озабоченно поглядел на друга. Белов не издал ни звука.

— Север! — позвал Кузовлев.

— Она ушла, — произнес Север странным голосом. — Боже мой, я столько народу завалил ради нее… А она ушла…

— Север, возьми себя в руки! — попробовал прикрикнуть Павел.

— Она ушла. Ты понимаешь, она ушла! — истерично выпалил Белов. — Она была, а теперь у меня ее нет, понимаешь ты, нет! Ты понимаешь, Паша?! Только что было ее тело, ее руки, ее губы, ее голос, а главное — ее душа, ее золотая душа! И вот ничего этого нет, потому что она ушла от меня! Ушла на долгие годы или навсегда! Она меня бросила! Одного бросила! Кто мне теперь отпустит все мои грехи, все эти убийства, всю эту кровь и грязь?! Какой в них смысл, если она ушла?!

— Молчать! — крикнул Павел. Он видел — у Белова истерика, которая может окончиться неизвестно чем.

Север замолчал. Некоторое время стояла тишина.

— Север! — позвал Павел.

— Она ушла… — бесцветно повторил Север.

— Север! — испугался Кузовлев.

Белов молчал, тупо глядя в одну точку.

Павел подскочил к нему, влепил пощечину.

Север не прореагировал.

— Лиза! Лиза! — крикнул Павел, открыв дверь кабинета. Лиза дожидалась в приемной — Кузовлев предупредил ее, что их другу, возможно, потребуется срочная помощь.

— Что случилось? — воскликнула девушка, влетая в кабинет.

— У него ступор, — Павел кивнул на Белова. — Помоги мне переправить его в спецпалату. Его никто не должен видеть, сама знаешь. Да прикрой ему лицо — еще узнает кто-нибудь по дороге… Он ведь сейчас беспомощен.

— Ты сможешь вывести его из ступора? — спросила Лиза озабоченно. — Жалко парня, натерпелся. А мы ему стольким обязаны… Сможешь?

— Постараюсь. Все же я стал приличным психиатром. Благодаря ему, кстати…

113

…Алая Роза? Алая Роза… Алая Роза! Боже, как она танцует! Как бьет по нервам, как надрывает душу каждое ее движение, каждый жест! Как больно и сладко смотреть! Но какие вокруг рожи. Тупые, скотские рожи, выпученные, бессмысленные, блестящие похотью глаза… Ну и мерзость этот «субботник»! Почему люди — а они все же люди, хомо сапиенсы — позволяют себе докатиться до такого?! Мила, я тебя не отдам им! Посмотри, какая харя напротив! Плюнуть срамно! Да еще не выпускает! Да еще осмеливается прикасаться к тебе! Снизу в челюсть — р-раз! Улетела харя, нет ее, путь свободен! Но что это?! Мила, Мила, девочка, что они над тобой творят?! А ты сама?! Зачем тебе эти грязные гопники, неужели тебе нравится свисать на собственных волосах из чердачного окна?! Глаз… Мутный глаз подонка, видевший твое унижение, Мила… Сталью глушителя — под глазницу, со всей силы! Вот так! Глаз долой! Пусть хлещет кровь, пусть торчат разорванные нервы! Разорванные жилы, разорванные вены! Страшная штука — разрывная пуля! Но надо еще топором! Пьяный мерзавец сам отрубил себе руку, кто посмеет усомниться?! Топором, еще топором… Господи, до чего омерзительно… Сам себе омерзителен… Но ты, Мила! Ты высшее, что есть на этом свете, а они посягнули!.. Они хотели взять твою жизнь! Они все хотят взять твою жизнь! Но я не отдам! Ни за что не отдам, Мила! Мы их победим! Танцуй, Мила, танцуй, мы их обязательно победим, танцуй! Ты восхитительно танцуешь, Алая Роза! Алая Роза? Алая Роза…