Категории
Самые читаемые
onlinekniga.com » Проза » Историческая проза » Воскресение в Третьем Риме - Владимир Микушевич

Воскресение в Третьем Риме - Владимир Микушевич

Читать онлайн Воскресение в Третьем Риме - Владимир Микушевич

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 90 91 92 93 94 95 96 97 98 ... 144
Перейти на страницу:

Платон Демьянович действительно называл Февраль семнадцатого года кастрированным бунтом, иронически улыбаясь, когда при нем говорили о Февральской революции. То, что называют Февральской революцией, по мнению Чудотворцева, сводилось к одному событию: к отречению Николая И. Платон Демьянович полагал, что государь решился на отречение сразу же после убийства Распутина, а задумал его гораздо раньше. «Империя Рюриковичей» Аристарха Ивановича Фавстова не прошла для Николая бесследно, поколебав его уверенность в своей легитимности, если эта уверенность не была поколеблена гораздо раньше, Ходынкой, Кровавым воскресеньем, вообще, революцией девятьсот пятого года, единственной настоящей русской революцией. Но Николай намеревался не просто уйти, царству он в глубине души предпочитал святость, которой в конце концов и сподобился. Не забудем, что Распутин давно уже склонял его именно к отречению, а без Распутина царство вообще утратило для Николая смысл, так как пропало чаянье народной монархии. Убийство Распутина означало окончательную победу Антанты над Святой Русью, а этой победой было предопределено убийство русского царя, каким бы верным союзником Антанты царь ни был, что только способствовало его гибели. Кампания против немки Алисы Гессенской, хотя она была скорее англичанкой, а точнее, против православной русской царицы велась и после отречения Николая, направленная в первую очередь против него. В этом смысле убийство Николая II было аналогично убийству Павла I, а убийство Распутина нанесло царю смертельную рану. От убийства Распутина до отречения Николая прошло всего два месяца. Трагедия завершилась в эти два месяца, а события с февраля по октябрь Чудотворцев считал политическим фарсом.

Платон Демьянович говорил мне, что октябрьский переворот был неизбежной заслуженной реакцией на этот фарс и что Октябрь он приветствовал, даже не распознав еще в тот момент его истинного значения, для чего потребовалось время; злосчастный выстрел Авроры и штурм Зимнего были слишком будничными происшествиями на фоне всеобщей разрухи, но Чудотворцев, безусловно, не принял Февраля, а Октябрь принял, хотя вполголоса называл Октябрьскую революцию октябрьской контрреволюцией, «если уж на то пошло», – добавлял он.

Прежде всего, Октябрь означал разрыв с Антантой, хотя и не означал выхода из мировой войны, продолжавшейся на протяжении всего двадцатого века и вторгающейся в третье тысячелетие христианской эры, что далеко не всеми осознано даже в наше время. Таким образом, верный союзник Антанты Николай II поплатился и за разрыв с Антантой, хотя отнюдь не был виновен в этом разрыве. Возможно, тайные идеологи Антанты полагали, что, если бы монархия в России была ликвидирована раньше, Октября не последовало бы и Россия не вышла бы из войны. Во всяком случае, страны Антанты не выразили особой готовности предоставить убежище русскому царю, отрекшемуся от престола, и подобная нерешительность союзников способствовала гибели царской семьи. Но аналогия с убийством Павла I остается отдаленной, проблематичной и несколько натянутой, что, правда, и придает ей некую извращенную достоверность. Аналогия эта в своей жуткой зыбкости не исключает другого истолкования вроде бы противоположного. Убийство царя, отрекшегося от Престола, – продолжение октябрьской контрреволюции, ее центральное событие, парадоксально связанное с установлением (с восстановлением?) самодержавия, упраздненного Февралем. О большевистском или о комиссарском самодержавии говорила и писала либеральная эмиграция, как правило, не подозревая, какое пророчество кроется в публицистическом штампе. К цареубийству явно вело разуверение народа в династии, но за цареубийством непременно следует искание нового, истинного, вечного царя. Такова движущая сила всех революций (см. «Власть не от Бога»). В то же время цареубийство – испытание царской крови на истинность, жертвоприношение, если была пролита кровь истинная, и мученичество, если была пролита просто кровь. Но бывает ли кровь неистинная? Этот вопрос приобретает особый смысл в связи с цесаревичем Алексеем, чья несворачивающаяся кровь требовала распутинского врачевания и была окончательно пролита после того, как Распутина убили. Проблематика крови, интимно связанная для Чудотворцева с Лоллием и Раймундом (и еще кое с кем), была затронута в его труде, изданном после октябрьского переворота («Жертвоприношение в истории», 1922). Возможно, первоначальное название труда – «Цареубийство в истории», чем он и привлек сочувственное внимание некоторых интеллигентных большевиков, как говорили злые (и не только злые) языки. Разумеется, «Жертвоприношение в истории» просто по цензурным соображениям не могло впрямую коснуться екатеринбургского убийства, но находились читатели, от которых не ускользнул зашифрованный или иносказательный анализ этого убийства в книге. Чудотворцев едва ли не первым заговорил о мученичестве царской семьи, что и фигурировало в обвинениях, выдвинутых против него уже при первом аресте.

В жизни Чудотворцева происходили в это время события тягостные и гнетущие, вполне соответствующие духу наступающего безвременья. Супружеские отношения Платона Демьяновича с Олимпиадой окончательно прекратились задолго до звездной бури с Панночкой. Не только в Быковской усадьбе, но и в обширной квартире на Арбате супруги жили не просто в разных комнатах, но на разных половинах. За квартиру продолжала платить Олимпиада, но Платон Демьянович предпочитал все эти годы жить на собственный счет, на свое профессорское жалованье и на гонорары от своих книг, хотя формально ему по-прежнему принадлежали все доходы от обручевского купеческого дела и даже от колбасы «Гордеевна»; фамилия Чудотворцев не могла не фигурировать в мире российского предпринимательства, хотя эту фамилию следовало бы употреблять исключительно в женском роде: «Чудотворцева». Впрочем, Платон Демьянович истратил изрядные суммы из Киндиного наследства (одна покупка замка чего стоит), и Олимпиада никогда ему не отказывала, но, может быть, именно поэтому он сам постепенно отказался от купеческих доходов. Олимпиада не отказывала супругу в деньгах, но и не навязывала их ему, предназначая свои доходы исключительно сыну Павлуше. Полюс получал блестящее музыкальное образование, стоившее весьма недешево. Как раз в это время у него ломался голос, и Олимпиада жила в напряженном, болезненном ожидании, продолжая верить, что Павлуша унаследовал голос деда Демьяна (он же Демон).

И материнское чаянье было вознаграждено раньше, чем ожидалось. У Полюса прорезался бас, и не оставалось никаких сомнений в его выдающихся вокальных данных. Но случилось это в послеоктябрьском хаосе, в самом конце 1918 года. Нечего и говорить, что дело Олимпиады к этому времени окончательно рухнуло, перестало существовать. Оно переживало упадок с самого начала войны, хотя «Гордеевна» еще продолжала приносить внушительные доходы, и на имя Павла Чудотворцева исправно продолжала поступать пенсия от Орлякина, ухитрившегося-таки заранее уехать за границу (кажется, через Скандинавию). Но в 1917 года все предприятия Олимпиады встали окончательно еще до того, как они были формально национализированы. Пенсия от Орлякина тоже сразу же прекратилась. Впервые в жизни Олимпиада оказалась на полном иждивении у мужа. Конечно, Платон Демьянович был обеспечен не ахти как, но за лекции ему кое-что перепадало; шла речь об издании его трудов, и когда какой-то издатель ухитрился переиздать «Власть не от Бога», сразу стало заметно, что книга приобрела иное звучание, вернее, сохранила прежнее, крамольное, хотя власть переменилась и сама признавала, что она не от Бога. Но это сошло Чудотворцеву с рук, поскольку книга его все еще вписывалась в легенду о революционном 1905 годе, давая пищу слухам о том, что Чудотворцев – неофициальный идеолог большевизма, а теперь и в официальные метит, но, главное, это давало вполне осязаемую пищу самому Чудотворцеву и его семье. Лекции Платона Демьяновича были тогда совершенно аполитичны. Он читал все о том же Платоне, о гнозисе, о средневековых ересях, в частности, об альбигойцах, его слушателями были революционные солдаты и матросы, сознательные, а то и несознательные пролетарии, и все они слушали профессора с интересом, ощущая самую возможность его слушать как одно из своих завоеваний. За лекции Чудотворцеву перепадала все та же тогдашняя «пша» и вобла, но в таком количестве, что семью кормить он кое-как ухитрялся, читая по две, по три лекции в день (день включал в себя вечер и значительную часть ночи). Разумеется, Полюсу с его голосом требовалось не такое питание. Знаменитый московский преподаватель вокала Яков Семенович Бунин заверил Олимпиаду, что ближайшее будущее Полюса – Большой театр, а в дальнейшем, вероятно, «Ла Скала». Он давал уроки Полюсу теперь уже бесплатно, по своей тщательно разработанной системе, вовлекал юношу в поющий мир, щадя при этом его неокрепший голос. Полюс дневал и ночевал в обширной квартире своего наставника, благо квартира находилась в Мерзляковском переулке, неподалеку от квартиры Чудотворцевых. В квартире Якова Семеновича нашлась для Полюса еще одна наставница, впоследствии самая главная для него, уже тогда одарившая его своим любовно-бдительным присмотром. Это была дочь Якова Семеновича, подающая надежды пианистка Марианна. Воспитанная на легендах об Антоне Рубинштейне, с раннего детства воображающая себя наследницей его пианизма, она бредила «Демоном», в этом смысле истая преемница Нины Темрюковой и Натальи Темляковой, теперешней матери Евстолии. Марианна с детства концертировала, не успев повзрослеть, утомленная судьбой вундеркинда. Это была высоконькая, стройная девушка, уже привыкшая к длинным концертным платьям, но внешне выглядевшая моложе своих лет (Марианна была старше Полюса на два года, но казалось, что он в своей преждевременной мужественности старше нее). В быту Марианна одевалась небрежно (Яков Семенович давно овдовел, и Марианна не успела испытать материнского влияния). По мере того как Марианна становилась знаменитой, она переносила небрежность в одежде на концертную эстраду и под старость выступала чуть ли не в затрапезе. Ее девичья худоба как-то незаметно и довольно рано перешла в аскетическую худобу старицы, но и тогда она оставалась привлекательной для многих. Особенно поражали ее глаза, черные, но сияющие. Марианна рано начала седеть, и седина только подчеркивала смуглую бледность ее лица, все еще молодого. В юности Марианна была брюнетка, жгучая и потому светлая, если можно так выразиться: при лунном свете ее длинные косы, завязанные узлом (короткую стрижку она предпочла лишь под старость), начинали светиться золотистым отливом, который должен был кое-что напоминать Платону Демьяновичу, а если также и Полюсу, то в этом уже сказывалась наследственность не иначе как мистическая. С Полюсом она вела себя как старшая сестра, хотя, как было сказано, у Полюса были другие намерения в отношении Марианны. И она сама противилась этим намерениям с разной степенью решительности, что не могло не обнадеживать Полюса, в особенности когда вдруг в самый разгар антирелигиозных гонений, чуть ли не во время суда над патриархом Тихоном, Марианна крестилась.

1 ... 90 91 92 93 94 95 96 97 98 ... 144
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Воскресение в Третьем Риме - Владимир Микушевич.
Комментарии