Воин - Дмитрий Колосов

— Я полагал, жрец рассказал обо мне. Я пришел сюда с востока. У меня много имен. Одни называют меня оборотнем, другие — мрачным гостем. Сам я предпочитаю имя Янус… — Гость замолчал и пифия почувствовала как горячая волна, вырвавшаяся сквозь узкие щели забрала, скользнула по ее лицу и прокатилась по всему телу, нескромно заглянув в каждое потаенное, скрытое складками одежды местечко.

— Наглец! Я прикажу слугам вышвырнуть тебя из храма!

Гость медленно, четко выговаривая звуки, рассмеялся.

— Боюсь, слуги тебе не помогут. Я уже позаботился о том, чтобы окружающие не мешали нашей беседе. — Янус перевел взгляд на жреца, пифия с облегчением почувствовала, что горячая волна оставила ее. — Криболай, какой ответ ты приготовил коринфянам? Ведь ты уже записал его?

Старший жрец поспешно закивал головой.

— Прочти.

— Не смей! — заорала Аристоника. — Да что ж это такое! Я сейчас сама вышвырну этого наглеца!

Спрыгнув с ложа, пифия подскочила к Мрачному гостю и вознамерилась схватить его за локоть. В тот же миг она почувствовала, что поднимается в воздух. При этом руки таинственного визитера оставались сложенными на груди. Он поднимал женщину силою своего взгляда. Аристоника наконец поняла, что имеет дело не с человеком или, в лучшем случае, не совсем с человеком. Она испуганно закричала. Мрачному гостю не понравился поднятый пифией шум и он отпустил ее. Аристоника шлепнулась на пол, больно ушибив колено.

— Достаточно? — поинтересовался Янус, наблюдая за тем, как Аристоника на четвереньках ползет к своему ложу. — Или хочешь познакомиться с моими слугами?

Он щелкнул пальцами и в комнату вошли четверо. Их лица были цвета подтаявшего снега, а глаза — полны черной пустоты. Аристоника воззрилась на них и с ужасом в голосе прошептала:

— Но это же те самые мертвые люди из…

— Совершенно верно, — подтвердил Янус. — Это мои слуги. А зала, в которую твоя, скажем так, душа проникла — часть моего дворца. Если не хочешь испытать их ласковые объятья, заткнись и прислушайся к моим словам.

Аристоника быстро закивала головой, не отдавая себе отчета, что неосознанно повторяет движения испуганного Криболая.

— Вот и хорошо, — подытожил гость. — А теперь я хочу услышать ответ, который вы подготовили для коринфян.

Сглотнув слюну, жрец быстро пробормотал:

— Пергамент с готовым ответом лежит на моем столике.

— Так принеси его.

Криболай угодливо кивнул и бросился вон из опочивальни пифии. По пути он ненароком коснулся одеяния одного из безмолвных слуг и едва удержался от крика.

Пока жрец отсутствовал Янус внес кое-какие изменения в обстановку комнаты. Посчитав, что стало слишком темно, он хлопнул в ладоши и под потолком повисли несколько десятков огоньков, точно таких же, что были заключены в стеклянных кувшинах, виденных Аристоникой в ее волшебном сне. В комнате стало светло словно днем.

Затем гость сотворил для себя уютное кресло. Устроившись в нем, он принялся рассматривать сжавшуюся в комочек Аристонику. Хотя лица его не было видно, пифия могла поклясться, что на нем в этот миг похотливое выражение. Ей хотелось спрятаться от этого давящего взгляда, но за ее спиною была каменная стена, да и не было уверенности, что стена будет помехой для всепроникающих глаз Мрачного гостя.

Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем вернулся жрец.

— Читай, — велел Янус, не отводя глаз от обнаженных ног Аристоники.

Криболай удивился перемене, происшедшей с комнатой, но казалось, что он чувствует себя более уверенно, чем прежде. Откашлявшись, он бодрым голосом начал:

— Ответ Дельфийской пифии народу Коринфа:

В безумии вас обвиняю я, не слыша дыханьяСмрадного кузней, где пламя играет металломИз полосы вырывая серебристую грань острия.Восстаньте ж вы, люди Коринфа, пусть ваши сердцаНапитает отвага и доблесть, а страх их покинет.Ступайте из стен многобашенных в поле,Где витязи крепкой рукою решают кровавую сечу,И боги даруют вам милость и радость победы.

— Не Гомер, но вполне сносно, — заметил Мрачный гость, когда жрец закончил чтение. Он протянул руку и взял пергаментный листок. — Занятно.

Произнеся в который раз это свое излюбленное словечко, он с треском разорвал пергамент надвое. Затем эта операция повторилась еще несколько раз, пока пророчество не превратилось в тлен. Покончив с этим, Янус поманил жреца пальцем. Тот неохотно приблизился к его креслу.

— Стиль мне нравится, но содержание не устраивает. Две первые строчки можно, пожалуй, оставить без изменения, а далее напишешь следующее. — Мрачный гость на мгновение задумался. — Ну хотя бы вот так:

И скрипа кедровых досок, что тешут на верфях.В изгнании жизнь вам закончить рок предвещает,Либо друзьями владыки прослыть, который от солнцаИдет. Принять его с миром и наречь себя сыновьями…

— И далее в этом же роде. Все ясно?

Аристоника и Криболай молча переглянулись. Куда уж яснее!

— Но это против правил, — нерешительно протянула пифия. — Аполлон ведь сказал совсем другое.

— Аполлон? — Мрачный гость усмехнулся. — Только не надо приписывать этот бред, сочиненный вами, Аполлону. Этого олуха интересуют лишь стройные ножки, да пакости, которые он время от времени преподносит Зевсу. А кроме того, разве правила не есть воля, кем-то установленная? Почему бы эти правила не устанавливать мне? Вы ответите коринфянам так, как хочу я, и в будущем будете составлять похожие прорицания для всех государств Эллады.

Хотя все уже было ясно, Аристоника зачем-то спросила:

— Ты слуга мидийского царя?

— Не совсем. — Мрачный гость хмыкнул. — Скорее мидийский царь мой слуга. А сейчас я отправляюсь на восток, но прежде, чем я покину этот храм… — Янус не договорил и начал медленно расстегивать плащ.

Аристоника гордо вскинула голову.

— Ты забываешься! Я дева, посвященная богу!

— А я и есть бог. Жрец, помоги ей разоблачиться.

Криболай неохотно повиновался. Он подошел к пифии и ухватился за край ее хитона. Аристоника начала отбиваться. Тогда Мрачный гость устремил на нее свой обжигающий взгляд и златотканый покров, обвивавший тело пифии, растворился в воздухе. Аристоника скорчилась, тщетно пытаясь прикрыть свою наготу.

— Хорошая фигура, — заметил Мрачный гость и цинично добавил:

— Правда, немного перезрела. Но зато она недоступна мужчинам и уже потому вызывает желание. Не так ли, жрец?