Черные начала. Том 7 - Кирико Кири
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А сможете на карте там показать, где вы обычно встречаетесь или может на словах объяснить? — попросил я.
— Да, конечно, но могу ли я вас попросить выпустить нас сначала? Пожалуйста?
Я вытащил меч и в пару взмахов срезал прутья на решётке. И так сделал с каждой камерой, позволив людям, словно муравьям, высыпаться в проход, после чего уже изловил мужика, который, судя по всему, и был самым главным. С ним мы и поднялись обратно наружу, где вовсю жарило солнце.
— Мы дальше вряд ли пойдём, — покачал он головой, когда мы вошли в один из небольших домиков, в которых хранилось их добро.
— Почему?
— Припасы. Вода, еда — её осталось очень мало, на обратный путь не хватит, а деньги покойникам не нужны, — пояснил он. — Если прямо сейчас мы тронемся обратно, едва-едва успеем к тому моменту, как вся провизия кончится.
— А ваши друзья из пустыни?
— Они не друзья нам, — ответил он хмуро.
— Почему же?
— Для нас они не более чем чужаки, с кем можно поторговать. Да и верны и друзья они только для самих себя, и другим руку жители пустынь вряд ли протянут. К тому же для нас не секрет, что они нередко крадут детей из караванов.
— В смысле? — не понял я.
— Ну пришёл караван, разложился, а там, например дети есть, так как некоторые семьи в буквальном смысле живут вот такой торговлей. К нему начинают стягиваться люди из пустынь, начинают продавать-покупать, а потом уходят обратно в пустыню. А люди из караванов потом глядь — а ребёнка-то и нет, а от тех уже и след простыл. В месте с ребёнком и уехали их.
— Как можно потерять ребёнка? — нахмурился я.
— Ну у нас шестеро детей, — кивнул он на дверь. — Шум, гам, постоянно бегают, так и не доглядишь за кем-нибудь.
— То есть караван приходит, раскладывается и к нему стягиваются всякие люди из пустынь?
— Когда как. Иногда прямо с племенем каким-то встречаемся, иногда к нам по одному кто-то приходит купить или продать, — пожал он плечами. — Всегда по-разному.
— И в этот момент они крадут детей.
— Да, бывает, поэтому мы стараемся всегда держать своих рядом или вовсе в телегах.
Мне сложно представить, как можно вот так потерять ребёнка, но видимо, раз эти об этом говорят, у пустынников каким-то образом это да получается.
— Ясно… так где вы с ними встречаетесь? — спросил я. — Может там карту нарисуете или ещё что?— Карту? Карту можно, — кивнул он. — Хотя пропустить то место сложно. Оно… единственное в своём роде на всю округу.
Выудив из кучи хлама кусок пергамента, он принялся быстро рисовать небольшой план с отметками. По сути, единственным ориентиром на его плане был кусок торчащей из песка скалы, около которого они всегда встречались. Мужик даже не поленился расположение звёзд нарисовать, чтобы мне было легче ориентироваться на месте.
— А дальше в пустыню заходили?
— Нет-нет, ни в коем случае! — он едва ли не перекрестился, будто я сейчас охренеть какую грешную мысль высказал. — Кто в неё уходит, редко возвращается обратно, да и делать там нечего, сплошные пески.
— Но жители песков чем-то всё же там да занимаются, — заметил я.
— Они народ подозрительный, сильно не разговорчивый, как знать, чем промышляют. Будте с ними поаккуратнее, — предупредил он.
— Спасибо, буду. А отсюда далеко ещё до песочных земель?
— Нет, уже совсем рукой подать. Думаю, место, где они начинаются, вы точно не пропустите, — усмехнулся он. — Чуть глубже войдёте в земли и сразу увидите этот кусок скалы. Мы его называем камнем надежды.
— Камнем надежды? Почему?
— Потому что этот камень — словно граница за которым будут уже одни бесконечные пески. Одни бесконечные пески без кустов, травы и даже вездесущих камней. Только песок. Пойдёте туда и заблудиться будет очень просто. Даже звёзды, и те, поговаривают, обманывают и заводят путников в своё сердце, где те и погибают. Гиблое место, страшное.
— Но люди из пустыни как-то выживает ведь.
— Странные они, эти люди из пустынь, всегда в халаты свои укутан, только глаза и видно. Но и те будто нечеловеческие, — ответил он, поёжившись. — Будьте с ними аккуратны.
Учитывая, что он второй раз об этом предупредил, задуматься было о чём. Но выбора всё равно не было. Я хотел подняться на восьмой уровень и мне нужны были ингредиенты и вместо того, чтобы шастать по всей пустыни, было логично всё выспросить у них. Вряд ли мне расскажут все тайны за просто так, но можно их убедительно попросить, благо есть варианты, как это сделать.
Мы переночевали в этом же лагере, и на правах спасшего я позволил себе порыться в вещах как дикарей, так и караванщиков. Никто и не возражал, хотя мне казалось, что причина была проста — меня просто боялись. Но я и не взял прямо-таки чего-то ценного, лишь вещи, которые могли понадобиться походе, например тот же матрас, который я оставил тогда. Уж от него они не обнищают.
А на следующий день, не дожидаясь, когда все проснуться, я покинул лагерь под остовом корабля, отправившись к скале надежды, как её назвал караванщик.
Казалось, что тот небольшой лагерь, где мы спасли несколько несчастных душ, был последним разнообразием на нашем пути. Теперь холмы исчезли вообще, осталась или потрескавшаяся земля, или обветренные камень.
И ни единого места чтобы спрятаться.
Эта проблема стала ощутима особенно ночью, когда налетел охренеть какой сильный ветер с песком, от которого не было спасения. В тот момент я полностью осознал, насколько будет иногда непросто, когда мы остановились в темноте прямо посреди каменистых равнин, закрывшись брезентом, который я одолжил у тех караванщиков, прежде чем двинуться дальше.
На утро, слегка припорошенные песком, мы выдвинулись дальше и…
Наконец достигли пустыни.
Пропустить эту границу было сложно, особенно с неба. Словно линия прибоя по всей длине на каменистую пустую землю налезали огромные жёлтые барханы.
Они мне напоминали волны моря, которые накатывают на землю, чтобы потом вновь откатиться назад. Не высокие, метра три четыре в высоту за ними начинались такие же однотипные барханы, которые шли до самого горизонта.
Бесконечная пустыня во всей красе.
— Вот мы и пришли к границе, — выдохнул я, глядя на бесконечные барханы.
— Ни конца, ни края… — пробормотала Люнь, оглядываясь. — Прямо как в мои времена.
— Ну что ж… — я поправил на плече