Последний адмирал Заграты - Вадим Панов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Генрих, потом!
Хвастун выбил ногой окно и пустил в предрассветное небо красную ракету. Эдди и Би расположились у главной двери. Длинный контролировал заднюю. Феликс, успевший сменить револьвер на «Вышибалу», невозмутимо перезаряжал бамбаду.
Помпилио взял девушку за плечо, заглянул в глаза, едва заметно улыбнулся, но слово подобрал неласковое:
– Дура.
– Адигена, – поправила его Лилиан. – Дети в порядке, дорогой, можно ехать.
– Мессер Помпилио, я хотел…
– Генрих! Я же сказал – потом! Будь рядом с адирой! Это приказ! – Помпилио отошел к Веберу: – Феликс, что внутри?
– Полсотни.
– Я думал, будет хуже.
– Помпилио, как ты собираешься выбираться? – осведомилась Лилиан. – Дети говорят, что из дворца ведет подземный ход.
– Будет хуже, когда во дворец ломанется толпа, – пообещал Вебер. – Они наверняка услышали выстрелы.
И тут же, словно подтверждая слова вуленита, с улицы донеслись вопли. Бамбадао подошел к окну.
– Помпилио, что дальше? – требовательно спросила Лилиан.
– Дальше будет кровь, – тихо ответил тот, наблюдая, как пулеметные очереди срезают передние ряды бунтовщиков.
Первым пулеметом Герметикона стал «Маклис», получивший имя в честь не шибко скромного создателя. Громоздкий, тяжелый, требующий водяного охлаждения, он, тем не менее, произвел переворот на полях сражений и в течение нескольких месяцев был принят на вооружение всеми существующими армиями. «Маклисы» заполонили Герметикон, на какое-то время их название стало нарицательным, однако всего через пятнадцать лет мастер Уве Долл представил взыскательной публике свое детище – «Шурхакен», и «Маклисы» мгновенно сошли со сцены.
Крупнокалиберный пулемет, с несложным, но предельно надежным механизмом, полюбился военным с первого взгляда. А поскольку боевые характеристики нового оружия оказались великолепными, «Шурхакены» стали использовать повсюду: в крепостях и на передвижных установках, на бронетягах и цеппелях. А исследовательскому рейдеру Астрологического флота их полагалось пять…
Вывалившийся из облаков «Амуш» открыл огонь сразу, без какого-либо предупреждения, что стало для бунтовщиков полнейшей неожиданностью. Они привыкли к нерешительности военных и полиции, они привыкли к тому, что их пытаются успокоить, уговорить, запугать, в конце концов, а потому мгновенно впали в панику. Крупнокалиберные пули рвали обезумевших от ужаса людей на части, выворачивали из мостовой камни, рикошетили и снова рвали. Пулеметчики знали, что прикрывают Помпилио, и патронов не жалели. И никого не жалели, до краев заливая площадь свинцом и кровью.
Плотная завеса надежно оградила дворец от толпы, а те бунтовщики, что оказались внутри, ничего не смогли противопоставить бамбальеро.
– Сзади!
– Вижу!
«Вышибала» громыхает, и незадачливый дружинник вылетает в окно. Следующий выстрел – «тигриный коготь» прошибает дверь, за которой укрылся бунтовщик, и вгрызается ему в грудь. Вопль.
Грохот, грохот, грохот…
Это впереди.
Помпилио наконец-то взял в руки обоих «Близнецов» и прокладывает дорогу сквозь наемников и дружинников. Помпилио неудержим, он снова Хоэкунс. Он стреляет раньше, чем замечает врага. Он всё слышит и всё чует. Он несется вперед, оставляя за собой только трупы. Он убивает, но в его сердце нет места ненависти и злобе – ведь на этот раз он не опоздал. Он успел, а теперь просто уходит. Ему пытаются помешать, и поэтому он стреляет. Только поэтому. Без ненависти и злобы, потому что он не мстит и даже не убивает – он демонстрирует Высокое искусство достижения цели.
Он – Хоэкунс.
Лилиан несет маленького Георга, Длинный – Густава, Генрих бежит сам.
Вулениты прикрывают отступление, но работы у них мало: те бунтовщики, которым повезло пережить прорыв бамбадао, не высовываются, опасны только редкие кретины, которые еще не поняли, что сегодня во дворце демонстрируется Высокое искусство.
– Сюда!
Помпилио вышибает дверь, и процессия оказывается на крыше, которую ощупывают прожекторы «Амуша».
– Мы здесь! – В глубине души Лилиан понимает, что ее жест не имеет смысла, но все равно машет руками.
Ее поддерживают принцы.
– Мы здесь!
До цеппеля метров пятьдесят, но снижаться он не собирается. Дорофеев не хочет приближаться к площади, с которой изредка отвечают из винтовок, и поэтому на крышу стремительно летит «корзина грешника».
– Скорее!
– Я боюсь!
Восьмилетний Георг трясет головой, но уговаривать его некогда. Лилиан забирается внутрь, Длинный подхватывает самого маленького принца на руки и передает девушке.
– Мне страшно!!
Густав и Генрих прыгают сами, следом заскакивают Длинный с Эдди, а остальные ждут следующего рейса.
Корзина начинает подниматься.
– Справа!
– Хня мулевая!
На соседнюю крышу выскакивают несколько менсалийцев, то ли случайно забрели, то ли поняли, как беглецы собираются покинуть дворец.
Вебер прицеливается, и «Вышибала» сбивает первого менсалийца. Остальные укрываются за трубами и открывают огонь по корзине.
– Освети их! – кричит Помпилио.
Феликс еще ругает себя за несообразительность, а рука уже вставляет в камору нужный заряд. Выстрел, и над головами врагов разрывается красная «шутиха-30». Ребята на «Амуше» всё понимают правильно: один из прожекторов перебирается на соседнюю крышу, а один из «Шурхакенов» начинает вдалбливать в нее менсалийцев.
Площадь Святого Альстера пуста, остались лишь два бронетяга, но у них с цеппелем негласная договоренность о нейтралитете.
– Корзина!
– Вижу!
Помпилио запрыгивает в нее первым, за ним вскакивают Би и Хвастун, Вебер хватается за край в тот самый миг, когда корзина уже идет вверх. Вебер смеется, а в следующий миг его поддерживает Помпилио. «Амуш» набирает высоту, скрываясь от выстрелов и ненавидящих взглядов в предрассветных облаках, а из «корзины грешника» звучит веселый смех.
Бамбальеро прощаются с Альбургом.
Глава 9,
в которой всё заканчивается
«Всё лучше и лучше! Второй день на цеппеле, а я уже попал на войну. На самую настоящую войну, чтоб ее диоксидами попутало!
Пообщавшись с командой, я отчего-то решил, что оказался среди изрядных раздолбаев, людей работящих, но мирных. Но как же всё изменилось, стоило Баззе свистнуть боевую тревогу. Совсем другие люди, чтоб их в алкагест окунуло! Мирные? Ну, да – мирные, пока их не трогают.
Меня определили в противопожарную команду и послали в машинное отделение, сидеть у стеночки в компании одного технаря и одного палубного, и еще велели не путаться у Бедокура под ногами… Ах да, когда я бежал на свое место, увидел Бабарского за «Шурхакеном» – он из него стрелял! По людям! По людям стрелял, не позволяя толпе приблизиться ко дворцу. Потом я спросил: почему? А он плечами пожал: «Мое место в боевом расписании». Команда на «Амуше» небольшая, и в случае опасности суперкарго должен быть при деле. А кок сидел за другим пулеметом…
