Наират-2. Жизнь решает все - Карина Демина

Голоса тают в рёве разбуженной бездонной пасти, ненасытном и диком.

Дикарь сидел на груде грязных шкур, прислушиваясь к реву трубы. Смуглолицый, узкоглазый, патлатый. В одной руке золотой кубок, в другой — бычья кость с остатками мяса. На коленях белый шелк, уже изрядно испачканный.

В спину тычут: кланяйся. Противно, но приходится. Ниже! Пусть так. Еще ниже? На колени и сапог целовать? Почему бы и нет. Дикарь смеется и знаком приказывает встать. Всесильный владыка нового мира милосерден?

— Чего ты хочешь, колдун? — он говорит чисто, лишь слегка проглатывая гласные. — Мне сказали, что ты пришел, желая служить Ылашу.

— Да. Я… Я был одним из владык города и замка Ханм. Я многое умею и… Я не хочу, чтобы знания исчезли со мной. Я готов поделиться ими. Со мной еще несколько людей.

Кость упала под ноги, рука смяла шелк, прибавляя ткани пятен.

— Как тебя зовут, колдун?

— Камаюн.

— Каммэюн. Каммэ… Кам. Я буду называть тебя Кам. Ты будешь жить. Остальные умрут. За единственным колдуном мне будет проще уследить.

Вот так один мир пожирает другой. И какой из них страшнее?

Страшно… Всё страшно!

Мелькнуло перечеркнутое алым шрамом лицо — Бельт!

Расправила несуществующие крылья склана.

И Туран неистово дернулся, ссаживая кожу об кандалы, и, наконец, разрывая цепь.

Сундук-якорь, переполненный кровью, пергаментами и криками новорожденных, завертелся в водовороте и рухнул в бездонную пасть.

Хрупкими костями захрустел мир и…

…Туран открыл глаза.

Свод пещеры. Давит, пережевывает, скрипя валунам. По каменной глотке течет свет, скатывается в утробу существа, которое где-то рядом. Вот он, настоящий муравьиный лев, жаждущий поближе познакомиться с букашками, которые попались в ловушку… Нет уж. Хватит. Муравьев, львов, демонов Наирата — хватит!

Туран стряхнул с груди россыпь мелких камней. Сел. Руку саднило, словно её щедро сбрызнули горячим маслом. Лампа валялась рядом, погасшая, но все равно было светло: стены и потолок полыхали алым.

Надо убираться и поскорее. Склана? Вон лежит на валуне, точно на подушке, руки раскинула, но пальцы правой увиты золотарницей и все еще цепляются за рукав Бельта. А за его штанину крепко держится безглазая Ласка.

— Эй, — просипел Туран, поднимаясь на колени. — Всё?

По другую сторону ямы встал на четвереньки Аттонио. Вытер слюни и пополз к склане.

— Туда, — произнес Бельт, указывая на противоположную сторону пещеры.

Впрочем, Туран и без него помнил ломаные линии карты.

Склану выносили вдвоем с Бельтом, стараясь не оглядываться на желтый зёв, который, казалось, заплевывает стены кровью.

— Только бы живая, только бы… — причитал хромавший на обе ноги мэтр.

Слепая шла последней. Ступала она увереннее зрячих.

Новый коридор — новая извилистая тюрьма, еще у́же и темнее предыдущих. Туран шел, проклиная острые выступы, низкий потолок и сапоги Эльи, выскальзывавшие из потных ладоней.

— Погоди, — сказал Бельт. — Передохнем. У меня шея снова…

Он потер щеку, размазывая кровь по лицу, и без сил опустился на пол. Туран и сам бы рухнул, до того пусто было внутри, точно его взяли и выпотрошили, избавив разом и от сомнений, и от надежд. Хорошо? Плохо? Никак. Он сел рядом со стошенским палачом, приняв от рыжей флягу с водой, и смотрел, как Аттонио вяло хлопочет над скланой.

Провалился ли Туран в сон или просто потерял сознание, не сказал бы и он сам, но очнувшись, обнаружил, что находится в пещере, отличной от той, в которой остановился. Стены были оплавлены, свод лежал на известняковых кольях так, что казалось: он вот-вот подомнет эти ненадежные опоры и с грохотом рухнет. В центре горел огонь, пахло паленой костью. И кто-то говорил, громко и уверенно, не боясь разбудить ни Туран, ни железных демонов:

— Вы изменили мир! — Это склана. Жива. Хорошо. Встать надо бы, но лежать лучше.

— Каждый из нас меняет этот мир. — Кривая тень за спиной мэтра Аттонио была вряд ли уродливей своего хозяина.

— Главный вопрос — как он его меняет? — тихо спросила Ласка-Ярнара. Она сидела на двух сросшихся сталагмитах, будто на троне, а над головой ее короной нависал череп неизвестного существа. Две пары пустых глазниц наблюдали за притихшим мэтром, требуя ответа.

— Каждый хочет изменить его к лучшему. Но не у всех это выходит. У них, теперь я понимаю это много лучше, тоже не вышло.

— У них?! — склана сжала кулаки и шагнула к Аттонио.

— Ты хочешь найти во мне того, кого можно ткнуть ножом? С кем можно поквитаться? Это все, что тебе надо, Элья?

— Нет. Теперь — нет.

— Я рад. Пойми, Элья, я — не они. Мы — не они. Мы слепцы, собиравшие из осколков вазу, разбитую пятьсот лет назад. И сегодня я видел… Видел начало пути. И тех, кто сделал по нему первые шаги, правильные или нет. Камаюн, УнКааш, Шваабек… Кто-то из них погиб в войне с кочевниками-наир; кто-то ушел наверх, растить новую жизнь; а кто-то остался внизу, хранить одни знания… и прятать другие. Кто-то спрятался в Кхарне, за неприступным Чунаем…

… отгородиться горами, затеряться среди варваров, мой друг. И наблюдать, просто наблюдать. Не за Кхарном — пусть ползет своей дорогой, но за тем новым, что родится на обломках, среди Столбов-Понорков, из нашей крови и крови наир. И ждать, когда с неба придут они…

Туран подошел к костру, безо всякого удивления отметив: горел не камень — обломки костей. Мертвые давали тепло живым. Мертвый мир поил живой. Насколько это правильно, лучше не думать.

Склана подвинулась, глянула странно, но ни слова не сказала. Прочие просто не обратили внимания.

— Они решили наблюдать. Хранить знания. Только забыли, что знания — не вино, от хранения лучше не становятся. Умирали одни, впадали в безумие старости другие. Третьи страдали от гордыни или страха, что кто-то окажется умнее.

— Вода в руке, — тихо сказала склана. — Зачерпнешь горсть, но как ни сжимай пальцы, вытечет.

— Верно. Вытекла. И однажды мы поняли, что тех капель, которые остались, слишком мало, чтобы утолить жажду. Наират закрыт. Скланы появились, но не такими, какими должны были. Да и весь замысел… Всевидящий! Разве можно было предположить, во что он выродится?!

…Хайрус, твои люди следят за колодцами? Да какая разница, что они думают, лишь бы не разрушали. Вот именно, пусть лучше поклоны бьют. Камаюн продолжает эксперименты: напряженность поля растет, но исключительно в границах Наирата. А вот в Кхарне — троекратное понижение! Уверен, что из Лиги скоро придут схожие известия. Да, я понимаю, что это значит для, кхм, Наирата. Но теперь это — чужая страна. Мне больше нет дела до её мук. Раз ей суждено отныне пребывать в корчах, чтобы остальной мир… Нет, Хайрус, я не плач́у, ты ошибся.